Валерий Туринов - На краю государевой земли

Наконец, за два дня до Воздвижения в острог вернулся Ивашка Ку-дров с Койдой. С ними пришли еще два тархана и два улусника. Семка Щепоткин же остался в «мугалах» заложником.

В воеводской избе посланцев хана приняли Яков и Дружинка. Тут же был Хононев и толмач. Яков объявил тарханам о великом жаловании, которое они везут Алтын-хану от государя Михаила Федоровича.

Посланцы хана выслушали его. Затем заговорил Шубачин-тархан, из ближних хана.

— Алтын-хан, меньшой брат великого государя, рад его государеву жалованию! — зачастил толмач, едва поспевая за ним.

— Постой, постой! — остановил Яков тархана. — Алтын-хан не меньшой брат великому государю, а холоп его! И за него шерть дал в Томском его человек, Сулумкичи Аргу, что быть-де ему в холопстве! И то слово ты сказал невежливое: что Алтын-хан меньшой брат великому государю, когда он назвался его холопом!

Тархан выслушал толмача, заохал, заговорил, дескать, то он обмолвился простотой своей, первый раз в послах к московскому государю, и за то невежливое слово пусть не взыщут с него.

— И где же ты слышал такое невежливое слово? У Алтын-хана? — спросил Яков Шубачина.

— Нет, нет! Такого слова у Алтын-хана и у табунов не слыхивал! А только слышал, что Алтын-хан говаривал: рад-де я государеву жалованию!..

Подозрительно было это, не обмолвкой, Яков понял это сразу же. Но делать было нечего. Он переговорил с прибывшими и стал собираться, чтобы идти до Киргизской земли, где их дожидались люди Алтын-хана, посланные навстречу им с лошадьми. А лошадей нужно было много, так как посольство Якова состояло, кроме Лучки, Дружинки и толмача Федьки, еще из десятка конных казаков во главе с Семкой Мезеней. А у Якова и Дружинки было еще по два холопа. И на всех нужно было вести съестные припасы и походное снаряжение.

Они двинулись тем же известным, исхоженным путем, каким когда-то шел Ивашка Петлин, и где когда-то ходил по ясак Бурнашка Никонов со своим отрядом, и где навсегда остался наш Васятка. А сейчас в этом посольстве вместе с Яковом в «мугалъскую» землю шел сын Бурнашки, Васька Бурнашов, конный казак.

Пока они добирались до Киргизской земли, товар у Дружинки странно увеличивался в объеме, по мере того как они проходили все больше и больше улусов. Он загрузил им всех своих коней, с которыми вышел из Кузнецка. В Киргизской земле он прихватил еще пару киргизских подвод. Этого, видимо, оказалось мало, и он подступил к Якову.

— Дай лошадь! Не то идти мне пешком! И то на тебе будет перед князем Никитой, что я шел позором пеш!

— Вы гляньте только, что вытворяет! — возмутился Яков, призывая казаков послушать речи подьячего.

Казаки обступили их. Тут же оказались и киргизы, что-то залопотали.

— Ругаются! — махнул рукой толмач, глянув на Якова.

— Ай-ай, какой плут у государя, однако! — закачал головой Койда.

— Не дам лошадь! — сказал Яков подьячему. — Куда хочешь иди! Хоть назад — в Томский!

Он приказал всем подниматься и выходить в путь, не обращать внимание на скулеж подьячего. Прикрикнул он и на обоих его холопов: «Пошли, пошли! Не останавливайтесь, не глядите на него!»

Отряд снялся с места. Конники вытянулись цепочкой по узкой извилистой тропе, и вскоре последний из них скрылся из вида.

Дружинка, сообразив, что все его угрозы прошли впустую, растерялся, когда остался один среди диких людей. И он забегал по юртам, стал ругать киргизов и одновременно выпрашивать у них коня. Видя, что никто не двинется с места без подачки, он выхватил из сумки кусок крашенины, замахал им, забегал, закричал: «Мал, мал!» [70] Мал — лошадь (кирг.). Наконец, он сторговал буланую кобылку, порченую, неспособную ожеребиться, которую ему подсунули киргизы. Взгромоздившись на нее, он трусцой дернул вдогон за отрядом, ругая во все горло лошадку, московского боярского сына, киргиз, хана и еще кого-то…

— Ты, поганец, если будешь еще безобразничать, то я выпорю тебя! — погрозил Яков ему плеткой, когда Дружинка догнал их посольский караван.

Несколько дней в отряде у них было тихо. Они ехали по берегу какой-то горной реки, где не было никаких улусов. Торговать было не с кем. Поэтому Дружинка ехал спокойно. Переправлялись же они на бродах. Их было много. Конная тропа часто перекидывалась с одного берега на другой, хотя причины для этого вроде бы не было. Так что вскоре эти броды порядком надоели им. Снова и снова приходилось им преодолевать один и тот же поток, который бурлил и плевался белой пеной.

Они ехали цепочкой. У каждого сзади шла на поводу лошадь с вьюками. К бродам они подходили по очереди.

А вот еще один.

Яков направился за проводником к броду, легонько постукивая плеткой по бокам лошадки: «Но-но, голубушка!.. Пошла, пошла!»

— Эгеть, эгеть! — слышались впереди него гортанные крики проводника, понукающего своего коня.

Переправившись, Яков остановился и обернулся к реке. Там за ним переходили брод его холопы. Елизарка прошел удачно, за ним двинулся и Васька, его второй холоп. Он нанял его здесь, в Томске.

— Елизарка, помоги! — велел Яков холопу.

Елизарка сунулся было к реке, но в этот момент савраска, что шел с вьюками позади Васьки, подсекся задними ногами. Пытаясь удержаться на стремнине под ударами волн, он шарахнулся в сторону, и веревка, связывающая лошадей, натянулась. Лошадка под Васькой остановилась, уперлась ногами и задрожала от натуги. Васька подхлестнул ее плеткой, она рванула вперед… Раз, еще раз! Сильный рывок!.. И навьюченный савраска поднялся на ноги и шустро побежал на берег. Повод ослаб, и лошадки одна за другой вынеслись на галечник и всхрапнули, стряхивая холодную воду, и так дружно, как будто чихнули.

— Эк вас, однако! — усмехнулся Яков.

Вслед за ними переправились казаки. Последним переходил брод Васька Бурнашов. Посреди реки его лошадка споткнулась и повалилась в воду. Так что Васька едва успел спрыгнуть с нее. Поток подхватил их, потащил, они закрутились на воде. Вьюки, ухнув в воду, закачались поплавками, связанные между собой, и понеслись вниз по реке, набухая и медленно оседая в воду. Васька испугался, заорал на лошадку, цепляясь за нее: «Ах ты, зараза!.. Гадюка!»

Лучка подъехал к Якову и стал наблюдать вместе с ним за барахтающимся в реке Бурнашом.

— Помоги, — сказал Яков, не понимая, почему тот равнодушно смотрит, как река мочалит его свояка.

— Выплывет, — почему-то со злобой процедил сквозь зубы Лучка.

Яков глянул на него, смолчал.

Бурнашкину лошадь выловили, выловили из реки и его подмоченные вьюки. И отряд двинулся дальше, не дожидаясь, когда переправится Дружинка со своими холопами. Те только-только подходили к броду целым караваном из десятка лошадей: три лошади Дружинке было положено по росписи, на двух киргизских, пегих и низкорослых, ехали его холопы, да вели двух в поводу, а еще трех он прикупил. И на всех лошадках были какие-то тюки, неизвестно с чем-то.