Конрад Мейер - Юрг Иенач

— Знаменательное совпадение, — задумчиво промолвил господин Фортунатус; мужчины подошли к окну. — Из Тита Ливия мы знали и не раз сами были тому свидетелями, что у природы существует тайная связь с историей, она предчувствует великие события, возвещая и сопровождая их разгулом стихий!

При других обстоятельствах бургомистр, конечно, встретил бы это суеверное замечание иронической усмешкой, но сейчас ему было не по себе. Падение Луциевой колокольни напомнило ему дни его пребывания в Бер-бенне, предшествующие Вальтеллинской резне, тогдашние знамения и чудеса, и кровавый конец прекрасной Лючии.

Буря как будто отбушевала, но от сырости трудно было дышать, и темные тучи низко нависли над городом. Улицу беспорядочной и растерянной толпой запрудил простой люд. Вдруг из-за угла выскочил всадник в расшитом золотом красном кафтане, в развевающемся плаще и в надвинутой на лоб шляпе, на которой колыхались длинные перья. Это был Юрг Иенач; перед самым шпрехеровским домом он круто осадил вороного коня и оглянулся на свою свиту, которая из-за бури отстала от него на порядочное расстояние.

Вазер, точно завороженный, смотрел на друга своей юности, на застывшее, как бронзовая маска, лицо Юрга. На его суровых чертах было написано надменное безразличие к небу и к аду, к смерти и к возмездию. Глаза с отчуждением смотрели поверх достигнутой победы, — какую провидели они новую цель?.. И снова у бургомистра всплыло давнее воспоминание. Он видел перед собой пожар в Бербенне, и Юрга с прекрасной покойницей на руках и с таким же, как сейчас, ярым огнем и смертным холодом в лице. Отчего же, спрашивал он себя, у Юрга сегодня, на вершине славы, то же выражение лица, что и тогда, в бездне отчаяния?

— Глядите-ка, — прошептал Шпрехер, оскорбленный равнодушием не замечавшего его всадника, — на вероотступнике надета орденская цепь Сант-Яго-ди-Компостелла.

Вазер ничего не ответил, потому что в эту минуту у него над головой глухо прокатился гром и тусклая молния прорезала низко нависшие тучи, — явление редкое в такую раннюю весеннюю пору!

— Стрела божьего гнева! — побледнев, пролепетал Шпрехер.

Вазер тоже подумал, что небесный огонь поразил строптивца; но когда он открыл зажмуренные от вспышки глаза, Юрг как ни в чем не бывало крепкой рукой сдерживал вороного, который бил копытами и вставал на дыбы. Казалось, один он, Иенач, не заметил грома и молнии.

Вазер поспешил откланяться. Ему не терпелось повидать Юрга и дружеской беседой лицом к лицу изгладить тягостное впечатление, которое тот произвел на него издалека.

Он решил не откладывать встречи до торжественного заседания в ратуше. Его пугало, что многие граубюнденцы разделяют предубеждение Шпрехера против Иенача. «Попытаюсь убедить его, чтобы он знал меру, — думал Вазер, — и, вручив советникам мирный договор и тем достигнув апогея на своем победном пути, некоторое время держался в тени, дабы не возбуждать зависти богов и людей. Пусть, на худой конец, продолжает свое военное поприще где-нибудь за границей или, если удастся, создаст себе семейный очаг, обоснуется в своих давосских владениях и успокоит свою неуемную душу, предаваясь мирным трудам».

Когда Вазер осведомился у провожавшего его до ворот доктора Шпрехера, где остановился Иенач, ученый с горечью ответил:

— Вы еще спрашиваете, уважаемый друг? Где же, как не в епископском дворце!

Идя вслед за слугой по гулким переходам епископской резиденции, бургомистр услышал за дверью справа знакомый голос, с кем-то говоривший в повышенном тоне и даже споривший. Медлительный густой бас возражал ему. Епископский камердинер ввел гостя в противоположную комнату, а сам пошел о нем доложить. Приглушенные расстоянием голоса совсем замолкли, а вслед за тем хлопнула дверь в коридор.

Иенач, уходя, хриплым голосом крикнул кому-то:

— На это не рассчитывайте, ваша милость! Этому не бывать. Никаких монастырей я восстанавливать не позволю! И духовенству мирволить не буду!

— В такой для вас торжественный день я не стану докучать вам, господин полковник, нашими ничтожными нуждами, — умиротворяюще гудел елейный бас. — Я чаю, наши мелкие несогласия со временем уладятся сами собой, тем более что вы возродились к новой жизни, из Савла став Павлом.

Дверь в комнату распахнулась, и Юрг с распростертыми объятиями бросился навстречу другу юности и схватил его за плечи.

— Я вижу, и ты достиг своей цели! — воскликнул он с прежним веселым смехом. — Поздравляю, господин бургомистр!

— Мне особенно приятно, что не успели господа советники удостоить меня нового сана, как тотчас же отрядили в Кур на твое торжество. Должен прямо сказать, ты свершил неслыханное и достиг невозможного.

— Знал бы ты, Хейни, ценой какой душевной ломки!.. В последнюю минуту мою родину хотели лишить всего, что я для нее отвоевал. Тогда я решился на крайнюю меру, на сделку с совестью… Грязная сделка! Брр! Я шел напролом, чтобы лихорадочный пыл всей моей жизни не оказался тщетным, не пропал впустую. Но вот я достиг цели и охотно сказал бы: довольно! я устал! А какой-то бес, сидящий во мне, гонит и гонит меня в неизвестность, в пустоту.

— Что ты подразумеваешь под нечестной сделкой? — с тревогой спросил Вазер, которого гвоздила одна только мысль, — неужто отречение от нашей гельветической реформатской веры и переход в католичество? Нет, не может, не должно этого быть!..

— А если и так, — с кощунственным хохотом вскричал Иенач. — Переменил одну личину на другую — только и всего!

— Ты же изучал в Цюрихе богословие!.. — вымолвил потрясенный до глубины души Вазер, отвернулся и закрыл лицо обеими руками. Из-под пальцев закапали тяжелые слезы.

Иенач обнял друга за плечи и с недобрым юмором одернул его:

— Перестань скулить по-бабьи, бургомистр! Что тут особенного? То ли еще у меня на совести, спасибо, она выносливая! — И сразу же совсем другим, озабоченным тоном спросил: — Какие у вас в Цюрихе сведения о сражении, которое герцог Бернгард дал при Рейнфельдене имперским войскам? Я еще ничего в точности не знаю, — добавил он. — В Тузисе говорили, будто Роган легко ранен…

— Его положение оказалось опаснее, чем думали вначале, — уклончиво начал Вазер и замолчал.

— Говори прямо, Генрих! — выкрикнул Иенач. — Он умер?

Лицо его посерело, будто на него легла тень смерти.

В эту минуту, к досаде господина Вазера, не успевшего по-дружески предостеречь Юрга и тем облегчить себе душу, зазвонил колокол, призывая их обоих в ратушу.

Иенач схватил свиток, в котором заключено было спасение Граубюндена, и, высоко подняв его, крикнул Вазеру:

— Добыт дорогой ценой!

После торжественного собрания, когда Георг Иенач вручил совету грамоту о заключении мира, в ратуше начались приготовления к пышному празднеству, которое город Кур устраивал в его честь. Был последний день масленой недели, и жительницы Кура радовались случаю повеселиться. Им, избалованным обществом изобретательных на развлечения, галантных французских кавалеров, которые каждую неделю спешили в Кур из ближнего прирейнского гарнизона, — прошедшая зима показалась чересчур тиха и скучна. Нынче надо наверстать упущенное. Обширную галерею, где в летнюю пору отцы города держали совет о благе страны, они охотно предоставили для танцев, хороводов и непринужденного маскарадного веселья, а в обеих залах вправо и влево от нее, где помещались присутствия, приказано было устроить буфеты.