Михаил Яснов - Рог Роланда и меч Гильома

От непомерной натуги разорвались на висках у Роланда жилы, кровь пенится на его губах. Трубит он в Олифан с последними силами, в последнем отчаянии.

Услышал его король, услышали французы, услышал старый Немон Баварский.

— Как долго трубит рог! — встревожился Карл.

— С нашим графом беда, — ответил Немон. — Клянусь вам, государь, там идет смертельная битва. Нас предали! Измена здесь, среди нас! Зовите франков, государь! На коней! На подмогу Роланду — вы же слышали, он молит нас о помощи!

Император приказал трубить во все рога. Воины, спешившись, стали надевать военные доспехи: кто берет расписной щит, кто булатное копье, кто острый меч. Облачившись в кольчуги, снова сели франки на коней, вонзили в их горячие бока золотые шпоры и помчались назад, вниз, в Ронсевальское ущелье.

— Только бы застать нам в живых Роланда! — вскричали храбрые рыцари. — А уж враг узнает силу настоящего удара!

Близок закат. В лучах вечернего солнца сверкают во множестве шлемы и щиты, вьются копейные значки, звенит подпруга, — спешат франки на выручку графу Роланду.

Поздно, поздно!

Про все забыл Карл. Одной надеждой жив, что еще успеет спасти любимого племянника, отобьет его у басурман. Скачут рядом с ним его верные рыцари, скачет бок о бок с королем Немон Баварский, не видят, что предатель Ганелон все крепче и крепче осаживает своего коня. Вот уже все войско Карла промчалось мимо него, тогда в окружении своих слуг повернул он назад и поскакал в противоположную сторону.

Чем быстрее гнал Карл коня, тем все больший гнев овладевал его сердцем. Выпустил он поверх кольчуги белую бороду, дабы видели враги, что король бросает им гордый вызов. Со всех сторон окружают войско крутые склоны, бегут вниз по ущельям горные потоки, летят над ними звуки рогов — это шлют французы ответ одинокому Олифану. Печаль разрывает сердца французских баронов — хотели бы они сейчас сражаться рядом с Роландом. Никто из них не ведает, что из всего арьергарда осталось только шестьдесят бойцов — но мир не видывал воинов, им равных!

Между тем оторвал Роланд от губ свой звучный рог Олифан и обвел глазами поле боя. Повсюду в долине, сжатой неприступными склонами, лежат мертвые франки. И тогда оплакал их отважный граф, как это пристало достойному рыцарю.

— Рыцари! — сказал он в великой скорби. — Да впустит Господь ваши души в цветущий рай! Долгие годы вы мне служили и погибли ради меня, а я был не в силах вас спасти. О милая Франция! Ты сегодня лишилась самых могучих своих героев. Друзья мои! Пусть воздаст вам Господь за все ваши муки. Брат Оливье! Теперь мы не разлучимся с вами до конца. Если вас убьют — и мне не жить. Вперед же, мой брат, бой не ждет!

Да, пока трубил Роланд в Олифан, не стихал бой ни на минуту. Увидев вернувшегося на поле брани Роланда, с удвоенной силой принялись франки бить мавров, ибо тот, кого в бою ждет не плен, а погибель, не отдаст свою жизнь задаром. Яростнее львов бросились бароны в самую гущу сражения. То слышен победный крик Турпена, то мощный призыв Эмери Нарбоннского, то грозный звон Оливьерова Альтеклера.

Но французов все меньше и меньше остается в Ронсевальской долине. Царь Марсилий на скакуне Ганьоне, чувствуя, что арабы начинают теснить непокорных франков, и воодушевляя своих воинов, так ловко действовал копьем, что сбросил с коней оставшихся пэров: сначала вышиб из седла Ивория, потом проткнул насквозь Ивона и уложил на месте обессилевшего Жерара Руссильонского.

— Да будь ты проклят! — вскричал Роланд, увидев, сколько бед натворил басурманский царь. — Ты убил моих бойцов, но пришла пора и расплатиться. Теперь ты сведешь знакомство с моим Дюрандалем!

Как ни проворен был Марсилий, но не смог увернуться он от священного меча Роланда. На полном скаку отсек граф у царя правую руку. Не в шутку испугались мавры, возопили к своему Магомету и закричали один громче другого:

— Прочь! Бежим прочь отсюда!..

Сто тысяч воинов повернули своих коней и, окружив раненого царя, бежали с поля боя. И скакун Марсилия по кличке Ганьон, что значило — Рычащий Пес, как побитая собака бросился наутек, унося невезучего седока.

Однако на лугу уже появился нехристь-альгалиф, приведший на подмогу пятьдесят тысяч широконосых, черных эфиопов. С победным криком бросились негры на французов, и воскликнул Роланд в горести:

— Приходит нам конец — недолго уже осталось нам жить. Но будь проклят тот, кто продаст себя поганым задешево! Избави Бог опозорить нам милую Францию. Пускай, вернувшись, увидит наш император, что тьма неверных порублена нами. Пусть на каждого мертвого франка придется по пятнадцать убитых нехристей. За это благословит нас всех наш король!

— Трус, кто отстанет! — вскричал Оливье и бросился наперерез врагу.

Увидели арабы, что франков осталась всего маленькая горсточка, и с веселыми криками поспешили за альгалифом. А тот на рыжем коне подлетел к графу Оливье и ударил его в спину длинным копьем. Острый наконечник взрезал кольчугу и прошел навылет через грудь рыцаря.

— Ну, как удар? — рассмеялся альгалиф. — Напрасно король оставил тебя на страже. Он лишился доброго воина, зато я приобрету добрую славу!

Понял Оливье, что приходит смерть, сжал покрепче свой острый Альтеклер и ударил им по голове спесивого мавра. Еще хватило у Оливье силы на такой удар, который смог раскроить драгоценный шлем альгалифа, и острое лезвие меча рассекло голову сарацина по самые челюсти.

— Нет, — сказал Оливье, — не будешь ты кичиться этой победой и впредь не скажешь, хвалясь перед женой или дамой, что наш король понес такой урон. Что тебе с того, что Карл лишился нескольких славных воинов, если ты сам лишился головы?

И, разделавшись с альгалифом, призвал он к себе Роланда.

Покуда продирался тот сквозь стену врагов к своему собрату, Оливье с последней яростью набросился на арабов и, словно острое копье, вогнал своего Пассесерфа в ряды нехристей. Видели бы вы, как он крошит врага, одного мертвеца валит на другого, как громко и мужественно кричит: «Монжуа!»

— Ко мне, собрат! — позвал Оливье Роланда. — Близок мой смертный час. Вот и пришел срок нашего расставания.

Взглянул Роланд на Оливье — а лицо графа уже покрыла смертная бледность. Кровь из раны обагрила траву, вот-вот выскользнет из руки славный Альтеклер. Подъехал Роланд к Оливье и почувствовал, что от горя сам лишается чувств. А Оливье, у которого уже потемнело в глазах, принял своего побратима за врага, в последний раз поднял меч и ударил им по шлему Роланда. Не силен был удар, не нанес он вреда могучему франку, но только привел того в чувство.