Николай Лугинов - По велению Чингисхана

– Конечно же, монголы, – отрезал Сархай без тени сомнения.

– И ты хочешь подвести нас, а в большей степени, Чао-Линя, к мысли, что нужно заранее переметнуться, или, скажем мягче, занять сторону победителей?

– Чао-Линю не следует колебаться, бегать в ту или иную сторону. Он должен непоколебимо исправлять обязанности главы улуса, выполнять все, что требуется. Пришла война не мимолетная, не быстрая. А длительная и кровопролитная. Мой совет прост: монголы никогда не трогают тех, кто не оказывает сопротивления. Нужно опасаться только своих, найти способ прожить, не вызывая подозрения. Чао-Линь, никого, кроме своей охраны, в ставку не пускай. А когда придут монголы – открой шире ворота!

– Скажешь тоже! – произнес Махмут невозмутимо. Но потому, как он повел плечами и распрямился, можно было судить, что его бросило в жар. – Как будто тебе известно, чем это может потом обернуться? Ты говори: откуда такая уверенность в победе монголов?

– А почему бы и не сказать, – расположился удобнее Сархай. – Настали такие времена, что пора перестать таиться, осторожничать! Поэтому открыто даю совет такому хорошему человеку, как Чао-Линь: вы без малейших сомнений держитесь монголов прямо с этого дня! Будущее за ними. Если кто и способен спасти вас от такого невиданного гнета чужого народа, то это – они. Если вы не сможете уловить этот момент и не поможете монголам, неизвестно, сколько еще веков придется жить, терпя унижения от джирдженов.

– Хм… – Чао-Линь потерял дар речи от неожиданности, молча смотрел на Сархая во все глаза, наконец, заговорил: – Мы, народ хани, дошли до такой беды из-за собственной спеси, замутился наш разум, слишком много грехов за прошлые голы накопилось. Возомнили себя всемогущими от сытой и вольной жизни, нрав наш загнил, вместо единения избрали путь раздоров, разделили страну на десятки мелких враждующих кусков. Наблюдавшим издалека, наверное, кажется, что малочисленные нучи сумели завоевать великий Китай. На самом же деле, если б мы сами не сдались, кому бы под силу было нас одолеть?

– Истину говоришь! – согласился Сархай. – Если войне суждено начаться, результат ее будет зависеть оттого, на чью сторону станете вы, настоящий китайский народ. Туда и качнутся чаши весов. Монголы или джирджены? Времени на выбор дано немного. Решение нужно принимать незамедлительно!

– Выходит так, – призадумался Чао-Линь. Но он не был бы китайцем, если бы ответил тотчас. Поэтому сказал: – Вопрос сложный.

– Конечно, будет непросто. Во всяком случае, взвесьте все за и против. Можете донести о нашем разговоре джирдженам, и останетесь им слугою. А можете сообщить мне о принятом решении, и будете спокойно продолжать заниматься земледелием со своими людьми. Желательно это сделать в ближайшие дни, – перешел на шепот Сархай.

Разве уснешь после такого разговора? Всю короткую весеннюю ночь Чао-Линь так и не сомкнул глаз.

Как сильно пахли деревья и травы после ночного дождя! Как разошлись птички, напоминая своим пением многоголосый гомон встревоженной толпы. Где-то далеко и глухо прогремел гром.

Как только зарозовело небо на востоке от лучей восходящего солнца, Чао-Линь разбудил слуг. Велел оседлать лошадей, и, чтобы не привлекать любопытствующих глаз, отправился в крепость один, без сопровождения.

Джен-Джемин немало был удивлен столь ранним визитом старика, его изменившимся лицом.

– Что случилось?

– Нет, пока все благополучно с Божьей помощью, но услышал-узнал такое, что не мог не приехать к вам в тревоге.

– Ну?

– Приехал рассказать о таких вещах, что в мирное время скрыл бы, боясь быть заподозренным в чем угодно, – сказал Чао-Линь, глядя прямо в лицо своему молодому военачальнику.

– Я понимаю, старик. Но будьте уверены, что бы вы ни сказали, об этом не услышит ни одно постороннее ухо. Благодарю за доверие ко мне. В такое опасное время мы должны знать правду, какой бы горькой она ни была.

– Потому и явился сюда в такой спешке. А потом будь, что будет. Если уж на то пошло, свое я на этом свете отжил уже, – сказал Чао-Линь и резко открыл дверь. Убедился, что никого за ней нет. Снова прикрыл. – Купцы уверены, что победа будет за монголами.

Продолжил он свой рассказ по возможности сдержанно, подробно передавая вчерашний разговор с купцами.

Джен-Джемин молча и очень внимательно выслушал старика, прошелся по комнате, постоял у окна. Заговорил с неожиданной улыбкой:

– Что ж, друг! Твои слова подтверждают мои собственные соображения.

– Надо же! А ведь наши правители монголов ни во что не ставят. Смотрят на них, как на бездумных бродяг, на неорганизованную толпу.

– Может, так раньше и было, когда они воевали друг с другом, разбившись на десятки лагерей. А сейчас другое время, другая обстановка. Они сумели не только сами сплотиться, но и собрать вокруг себя немало других народов, обрели мощь.

– Это точно. Только наши джирджены в ус не дуют. У них одна забота: как бы первым добыть легкую победу, как бы опередить другого!

– А разве джирджены когда-нибудь кого-то считали ровней себе? Ничего и никого не хотят слушать, что им ни говори. Уверены, что все знают сами. Не только твое мнение не принимают в расчет, но, более того, любая свежая мысль у них вызывает подозрение, – Джен-Джемин вздохнул горестно. – Я хоть командующий объединенными войсками, это высокая должность, но все равно за моей спиной стоит заместитель-джирджен, контролирующий каждое мое движение. Есть еще и особые войска, которые мне не подчиняются, а действуют только по прямому указанию из центра. Это два отборных войска из нучей и киданей.

– Так трудно командовать.

– Невозможно. В вашем рассказе есть резон. В последние годы монголы стали сильны, как никогда. Купцы народ осторожный, просто так никому не доверятся. Уж они-то люди ушлые, вряд ли могут ошибиться, оценивая, на чьей стороне сила.

Киданьскую кровь выдавал даже внешний вид Джен-Джемина. Высок ростом, крепок и могуч телом. По всему видать, силушкой не обделен. И лицо его с суровыми крупноватыми чертами было озарено таким внутренним светом, который Чао-Линь на своем веку встречал лишь у редких, избранных людей.

– Я в смятении, – признался Чао-Линь, – совсем запутался. По правде говоря, не смогу дать ни одного дельного совета.

– Вы уже дали его, сказав правду. Опыт и молодость, это такие союзники, которые обязательно найдут правильный ответ. Главное, что нас уже двое, – Джен-Джемин положил руку на плечо старику.

– Я… – Чао-Линь задохнулся от подкативших к горлу слез умиления, – прожил жизнь, так и не встретив верного друга, кому бы доверился от всего сердца, с кем можно было бы поговорить откровенно. Угнетенный народ в первую очередь лишается взаимного доверия. А без этого человек не может сблизиться с другим человеком, подружиться по-настоящему.