Николай Лугинов - По велению Чингисхана

– Я не буду возводить чёрную напраслину на моих былых правителей, давно почивших, ушедших к Богу, – выдохнул Кехсэй-Сабарах. – Сроду таким пороком не страдал, а уж на старости лет и вовсе постыдно в него впадать… Им, моим владыкам, я немало принёс побед, а правители противных сторон терпели от меня пагубу, их роды – несчастья и разрушения. Сколько, бывало, стад и табунов гнал впереди себя после войн, а за мною тянулись целые обозы добра и сокровищ. Но! – всё это растаяло как снег и ушло сквозь пальцы дождевой водой. И что особенно горько: ни единого слова благодарности! Напротив, мне всегда в укор ставили: мол, вот там-то ты мог взять и побольше, а там-то по пути часть взятого растерял… Вы, гур хан, всего лишь второй человек, который оценил мои заслуги.

– Вот как! Ну, а кто же был первым, хотелось бы узнать?

– Даже и ответить непросто, с трудом уже и самому то в них верится… Ответ мой может показаться хвастовством, присказкой ради красного словца…

– И всё-таки – кто же он, тот первый?

– Чингисхан.

– Я так и думал! Неспроста же он прослыл величайшим правителем, дальновидным, проницательным и мудрым! – И гур хан печально вздохнул. – Но как ему всё же удалось собрать вокруг себя воедино столько выдающихся воинов, один другого блистательней, как? Что ты мыслишь на сей счёт?

– Повелитель, вы спросили меня о том, что выше моего понимания, выше ума человека, умеющего лишь воевать, – сказал Кехсэй. – Большинство из этих знаменитых мужей-боотуров я видел своими глазами. И одно могу сказать: даже обликами и повадками своими они чем-то отличаются от обычных людей.

– А чем именно? В чём их несходство с прочими?

– Да тут и слов мне не сыскать для ответа, однако разница велика.

– И мои люди тоже замечали эту разницу. Говорят, что даже простые нукеры у них какие-то особенные. А в чем состоят эти особенности – никто не мог объяснить.

– Разве что одну особенность можно определить словами. Это их безусловно высокие и чистые нравы. Каким бы огромным ни было войско, ни криков, ни ругани в его рядах было не услыхать. Все сплочены, все спокойны, и ни жадность, ни коварство, ни подлость не гнездятся в их душах.

– Трудно поверить в такое… Хотя свидетельствовали же древние мудрецы, что молодой, растущий народ, у которого впереди – славное грядущее, обычно очень крепок и чист как плотью, так и духом.

– А мы, что, выходит, свой расцвет пережили и теперь катимся вниз? – спросил Кехсэй-Сабарах.

– Вопрос твой не праздный, есть у него почва… Всё юное, что идёт в рост, всегда полно сил и здоровья, а то, что дряхлеет, становится сосудом, полным хворей, старых ран, нередко и гниющих, и всяческих прочих слабостей – такова природа старости. Никто не ведает, как жизнь пойдёт дальше… – гур хан вздохнул: этот больной предмет разговора давно уже стал для него источником постоянных печалей. – Я с трепетом смотрю на то, как загнивают нравы в моём народе, как слабеют его духовные устои, как люди мечутся по жизни, не находя себе места…

– Не верю своим ушам, повелитель: ваш народ вполне благополучен, это видно по всему. А о дурном нельзя думать, это грех… И нет в окружающем мире никого, равного вам, гур хан, по величию.

– Теперь всё это ушло в прошлое… А грядущего я жду с тревогой. Вот совсем недавно племена уйгуров и харалыков, издревле верные нашей державе, объявили, что отделяются от нас и уходят под власть Чингисхана. К западу от нас день ото дня набирается сил Мухаммет… – гур хан умолк, сидя с закрытыми глазами, затем повернулся к собеседнику. – Вот что скажу тебе. От Чингисхана вам теперь ничего доброго ждать не придётся. Мухаммет далеко, и если даже вы пойдёте под его руку, вряд ли он встретит вас с распростёртыми объятиями, предложит своё гостеприимство… Вот и получается, что от привязи с нами вам не уйти. Так?

– Воистину так! И мы добром отплатим за добро.

– Ладно, теперь – о главном. Для начала вы без лишнего шума обогнёте Алтайские горы, пройдёте по Алтаю, соберёте своих разрозненных и обездоленных сородичей. Но не брезгуйте и всякими иными, даже мелкими племенами и родами, присоединяйте их к себе. Соберите такое большое воинство, какое только сможете собрать!

– Но ведь его же надо ещё и вооружить. А у нас нет возможности такой. Нам не то что мэгэн – даже и единственный сюн не вооружить, а ведь к тому же ещё и повозки нужны, обозное оснащение – это уж нам не под силу вовсе!

– Ну, это не ваша головная боль. Ваше дело – собрать людей воедино. Я дам и средства, и всё, что надобно, а вооружение достать – и совсем невеликий труд.

– Вот теперь всё ясно! – и у Кехсэя-Сабараха загорелись глаза в предвкушении настоящего воинского дела.

– Была бы шея, а хомут найдётся, – с удовольствием молвил он.

…Получив от кара-китаев два мэгэна воинов, Кучулук так заспешил в путь, что сборы у него заняли менее месяца.

Покинув ставку гур хана, он вздохнул так вольно, как давно уже не дышал. Лишь в это мгновение он ощутил, какая это чудесная и несравненная вещь – не зависеть ни от кого, быть самостоятельным в решении любых дел… Однако свобода, воля – тоже вещи непростые, «не с одним дном», в них много чего смешано. Вот он вырвался из Орды, осталось пересечь границу Кара-китайского ила, а дальше? Дальше он всё равно не сможет делать всё, что ему вздумается. Так, ни одно из крошечных племён, обитающих в приграничье, он не смеет тронуть – они под защитой гур хана. А другие – под опекой харалыков и уйгуров, стоящих уже на страже рубежей державы Чингисхана. Весь средний мир уже давно разделён и поделен.

Так что даже в самых дальних уголках, в самой глуши ему надобно вести себя донельзя осторожно…

…Алтайские горы встретили буйным и торжествующим повсюду весенним цветением, одуряющим юным разнотравьем.

Из-за слишком суровых зим, толстых сугробов и жесточайших ветров в этом краю издревле не селились крупные племена, у которых водились бесчисленные стада скота. Так что в глухих уголках этой стороны, невероятно богатых всем, чего жаждет душа охотника, там, где в лесах почти невозможно бывает увидеть небо, скрытое кронами высоких деревьев, а трава на полянах – непроходима и выше человеческого роста, там всегда хоронились от враждебного взора лишь мелкие, мало кому известные роды и племена.

Кучулук разделил своё войско на четыре части, в каждой – пять сюнов, и устроил по ставке в каждом из выбранных им четырёх мест. Затем ему удалось восстановить и укрепить прежние добрососедские связи с вождями скрывавшихся здесь мелких племён, с которыми в былые времена вожди найманов были дружны и обменивались дарами.

И – словно весенние ручьи и ручейки, повсюду, по всей этой глухомани стали просачиваться вести о том, что Кучулук – снова в силе, что он вошёл в доверие к повелителю кара-китаев и получил от него несметную помощь!