Жан-Кристоф Руфин - Большое Сердце [litres]

По этим причинам королю, так же как и мне, было понятно, что необходимо, ко всеобщему удовлетворению, покончить с церковным расколом и отправить несчастного герцога Савойского, сделавшегося антипапой, в монастырь и уже не выпускать его оттуда.

Для начала я предпринял посольство в Лозанну. Старый герцог был готов внять моим доводам, но окружавшие его каноники и клирики и слышать ни о чем не желали. Они слишком поднаторели в ученых схоластических спорах, чтобы я пошел на риск и померился с ними силами на этом поприще. Я вернулся несолоно хлебавши. Но вскоре положение изменилось. Был избран новый римский понтифик, вступивший на престол под именем Николая Пятого [33] Николай Пятый (Томмазо Парентучелли; 1397–1455) – избран на папский престол в 1447 г. после кончины папы Евгения Четвертого. Провел ряд церковных реформ, в частности, в 1449 г. распустил Базельский собор и простил последнего антипапу Феликса Пятого, чем положил конец расколу Церкви. . Это был весьма образованный и разумный человек. Большинство кардиналов признали его власть, тогда как Базельский собор скомпрометировал себя крайним упрямством и перегибами. Исход этих выборов заставил Карла действовать. Он поручил мне вести переговоры одновременно и с тем и с другим папой, не считаясь при этом с финансовыми затратами. А пока я буду вести эту тайную дипломатию к благополучному финалу, он отправит в Рим обычное посольство. Ему будет поручено приветствовать нового понтифика и продемонстрировать всему миру, на чью сторону склоняется выбор короля Франции. Антипапа поймет, что главная его опора рухнула. А чтобы послание было ясным и недвусмысленным, следует нанести решающий удар. Римское посольство будет столь блестящим, многочисленным и пышным, что об этом заговорят во всем христианском мире. Мне предстояло отправиться в путь одновременно с этим посольством, и главной моей задачей было предоставить средства, которые обеспечат ему должный блеск.

Агнесса, которая обычно с грустью воспринимала мой отъезд и давала мне это понять, совершенно иначе отреагировала, услышав, что я отправляюсь в Рим. Я знал о ее благочестии, которое проявлялось в роскошных подношениях церковным приходам, находившимся на ее землях. Но мне было невдомек, насколько искренна ее вера, мы с ней никогда на эту тему не говорили. И вот благодаря посольству в Рим мне открылось, как глубоко она набожна. Религиозный пыл Агнессы не имел ничего общего с пылом Масэ. В набожности Агнессы не было ничего показного, хотя, с учетом ее положения при дворе, сделанные ею подношения церкви неизбежно получали огласку. Собору в Лоше достались несколько ее даров, и в частности золотое ретабло с кусочком подлинного креста Господня, привезенным из Крестовых походов. Между тем публичность даров не доставляла Агнессе никакого удовольствия. Напротив, она всеми силами стремилась сохранить в тайне и свою благотворительную деятельность, и церковные подношения, сделанные по ее инициативе. Молитва оставалась для нее сферой глубоко личного. Она изливала Богу свои страдания, угрызения совести и огорчения. Об этом я узнал уже позже. Но после пребывания с Богом тет-а-тет во время одинокой молитвы или заказанной лично мессы, на которой никто, кроме нее, не присутствовал, она появлялась при дворе, демонстрируя лишь доброе настроение и веселость. В отличие от Масэ, она чуралась общества мрачных прелатов и старалась как можно реже бывать на торжественных богослужениях. Узнав, что я буду встречаться с новым папой, она, залившись краской, дала мне особое поручение. Она сделала это в присутствии короля, чтобы тот знал, о чем именно она меня просит. Но когда некоторое время спустя выдалась возможность провести три долгих дня в Буа-Сир-Аме, она с глазу на глаз объяснила мне, что ее побудило к этому.

Ее честолюбивый запрос был несложен: Агнесса желала, чтобы папа милостиво даровал ей переносной алтарь. Подобное сооружение, снабженное всеми надлежащими аксессуарами – дароносицами, чашей, кувшинчиком для причастия и тому подобным, позволяло верующему отправлять мессу вне освященного места. Как всегда у Агнессы, в этой просьбе непомерная гордыня соединялась с великой скромностью. Со стороны двадцатичетырехлетней девушки, известной лишь тем, что она является любовницей короля, было дерзостью просить о милости, которой удостаивались до сих пор лишь несколько высоких персон. Но эта просьба была отнюдь не показной, совсем наоборот. В случае если папа дарует ей просимое, Агнесса не желала никакой огласки. Она хотела как раз противоположного: такой алтарь позволил бы ей молиться в полном уединении, вдали от всех.

Когда мы оказались наедине, я расспросил ее обо всем этом. Мне эти вещи были настолько странны, что я не мог искренне в них верить. Я прежде всего жаждал понять ее. Агнесса жила в грехе и, казалось, свободно распоряжалась своим телом и подпитывала страсти, подобные моей, – страсти, природу которых Церкви сложно было бы определить, а тем более их дозволить; так как же могла она исполнять обряды религии, законы которой так плохо соблюдала? И вот два долгих вечера я провел с Агнессой, усевшись рядом с ней, скрестив ноги и взяв ее под руку. Мы говорили о Боге.

Вовсе не пытаясь возражать ей и еще менее над нею насмехаться, я подолгу выслушивал ее рассуждения о вере или, скорее, убеждался в том, что ей присуща та разновидность религиозных убеждений, которые действительно лежат вне рациональной сферы и даже вне ее воли. Христа она воспринимала как некоего спутника жизни, который сопровождает ее и в то же время призывает ее к мученичеству. Отсюда в ней возникла та смесь беспечности и предчувствия трагедии, небывалое стремление насладиться счастьем момента и безропотная уверенность в том, что милости судьбы для нее уж точно сочтены. Иисус подвергал ее испытаниям именно затем, чтобы помочь ей переживать их с радостью.

Тогда же мы впервые со всей откровенностью говорили о ее чувствах к королю. Приведенная к нему представителями Анжуйского дома, она испытала невероятный ужас оттого, что ее отдают такому человеку. Все в нем вызывало в ней отвращение. Ее отталкивала его внешность, дублет с пышными буфами, маскировавшими его слишком узкие плечи, казался ей нелепым, а неряшливые штаны подчеркивали уродливую кривизну ног. Ей не нравились ни его манеры, ни его образ мыслей. Голос Карла и даже его дыхание, когда он засыпал, вызывали в ней резкое инстинктивное неприятие. И все же она не протестовала. В течение нескольких часов она просила Господа Бога дать ей силы выдержать посланное ей испытание. И именно в эти часы она ощутила предельную близость к распятому на кресте Иисусу. Он слушал ее, утешал, мягко подсказывая путь к возрождению.