Осип Сенковский - Микерия [Нильская Лилия]

— Вы ни под каким предлогом не откажетесь от вашего слова, батюшка? — тихо спросила Микерия.

— Я дал клятву, — важно отвечал мудрый царь-фараон.

— В самом деле, вы никогда не сыщете его с этими людьми! — продолжала она, подходя к отцу с самою пленительною из своих улыбок. — Станемте лучше искать его мы с вами. К вашей мудрости прибавив мой женский ум, мы тотчас откроем его где-нибудь.

Она взяла со стола ночник и повела мудрого царя Амосиса в свою спальню. Недолго нужно было делать поиски: заглянув под золотую кровать, они тотчас увидели преступника. Апопи ловко вылез из своего убежища и упал к ногам владыки.

— Дочь! — грозно сказал мудрый царь Амосис, обращаясь к Микерии. — Что это значит?., кто у тебя под кроватью?.. Это — другой!.. У него две руки!

— Это он, — твердо отвечала Микерия.

— Разве у него были три руки? — возразил фараон.

— Солнцелюбимый царь, ясное земное солнце, — покорно произнес Апопи, — третья рука не моя; она моя только по изобретению и искусству; я, от нечего делать, изобрел способ делать искусственные человеческие члены, даже полного человека, из фибр пальмового дерева, плев и жил бегемота и восковых красок, подражая в точности не только формам мускулов и природному цвету кожи, но даже мягкости и упругости живого тела.

Царь не хотел верить рассказчику, и пошел лично убедиться в истине признания. Совершенство этого подражания привело его в удивление. Он ворочал, щупал и гнул искусственную руку во всех направлениях, и, милостиво похвалив мастерство незнакомца, в глубине мудрости своей тотчас придумал для ней прекрасное место в своем кабинете любопытных редкостей.

— Однако ж… — примолвил фараон с угрюмым видом, — ты… обокрал меня!

— Никак нет, солнцелюбимый царь, — смело возразил Апопи, — я только принял смелость рассчитаться с вами по одному старому, случайно забытому долгу, который приходится нам по завещанию покойного отца. Я взял только то, что нам следовало и в чем справедливость ваша никогда бы нам не отказала… тысячу фунтов золота… по точному весу…

— Тысячу фунтов золота!.. не боишься ли ты богов?.. тысячу фунтов! по завещанию вашего отца! — с ужасом воскликнул царь. — Да кто же ты таков?

— Я сын верного раба вашего, Тописа.

— Тописа?.. Да мы с ним, кажется, рассчитались по условию?.. А впрочем, хорошо не припомню. Он так скоро умер!.. Сам виноват, если что-нибудь осталось за мною. Я любил его как друга, как родного брата…

— Как скоро вы, солнцелюбимый царь, благоволите так милостиво вспоминать о верном слуге своем, то мы этим уже удовлетворены сполна. Позвольте повергнуть к стопам вашим все золото, которое мы дерзнули отвесить себе.

— Встань, мой сын!.. встань! — вскричал мудрый царь Амосис с необычайною живостью, происшедшею от избытка внезапной радости. — Дай обнять себя!.. Ты еще ничего не промотал из этого золота?.. Поди сюда!.. я хочу прижать тебя к моему сердцу… Я не ошибся в тебе: ты — истинный сын моего верного и незабвенного друга Тописа… Великий был человек!.. Так золото еще цело?.. Вот это умно! Люблю мудрых и дальновидных людей… Боги внушили мне простить тебя в счастливый час… Микерия! Нравится ли тебе этот молодец?

— Батюшка, — скромно произнесла лунолюбимая царевна, — вы знаете, я всегда желала посвятить жизнь свою служению святым жертвенникам, совершенствованию себя в заветной мудрости, которой мы, по нашему сану, обязаны являться зеркалом и примером для всего света, и уединенному созерцанию ее глубоких истин в тишине храмов. В мудрости сказано: число 1 — совершенство, прямая линия, истина, радость, согласие, а число 2 — несовершенство, кривая линия, ложь, ссора, война, супружество…

— Пустое! — весело перервал мудрый царь Амосис. — В супружестве, неблагополучное число 2 недолго преобладает: через год будет 3, а это — треугольник и, опять, совершенство. Потом пойдет 4, еще большее совершенство… квадрат, душа моя!.. знаешь ли, что значит квадрат?.. великое блаженство! Квадрат — вовсе недурно! Я — земное солнце, фараон, центр всей подлунной мудрости с дедов и прадедов, и лучше твоего понимаю, какой род мудрости нужен молодой девушке.

— Но я боюсь, — продолжала царевна, потупив глаза, — чтобы со мною не сбылась притча о двух каплях воды.

— А в чем состоит притча о двух каплях воды? — важно спросил мудрый царь Амосис.

— В книгах мудрецов сказано, — отвечала царевна Микерия, — что, в глубокой древности, вскоре после царствования, на пустынной еще земле, святых бытий, прозванных впоследствии богами, — когда еще не было рукозданных храмов и стопа человека, только что начинавшего собираться в племена, еще не везде измяла первые и самые блестящие цветы природы, и рука его еще не расхитила богатств, щедро рассыпанных по лицу стран, — у первых порогов Нила, там, где проходит тропический круг и лежит, теперь плоский, остров Филон, возвышалась огромная яхонтовая гора, а в горе той была большая пещера, чудно освещенная мерцанием алмазов, изумрудов, аметистов и опалов, покрывавших ее стены и своды, а в пещере той великая богиня Изида, поставив свое изображение из чистейшего золота, учредила первый храм и первые Таинства, желая исполнять при них сама должность верховной жрицы для наставления людей. В своде пещеры находилась неприметная трещинка, и, с сотворения земли, две крупные капли влаги, тихо сочившейся из недр яхонта, две светлые и святые сестрицы, падали на пол, в ямку, выдолбленную ими в глыбе горного хрусталя у самых ног статуи, образуя перед нею природную чашу очистительной воды. Одной из двух капель, наконец, показалось это занятие слишком однообразным и вялым. Она сказала своей подруге: «Что мы тут вечно тащимся одна за другою? Это скучно!» — «Не говори этого, сестрица! — отвечала другая капля. — Грех молвить такие слова! Мы, напротив, должны почитать себя слишком счастливыми, что судьба поместила нас под этим тихим и уединенным сводом. Должность наша велика и свята: в праздник великой богини она благоволит умывать нашею водою свой жертвенник и ноги своей статуи. Мы здесь видим всю мудрость ее неисповедимых Таинств; мы в них участвуем, мы служим алтарю сестры и супруги Озириса: такой чести может позавидовать нам все его творение!» — «Как тебе угодно, — сказала первая капля, — а это очень скучно! Виси по целым часам под этим сводом, откуда ввек не увидишь ни солнца, ни луны, наливайся, дрожи, напрягай свои бока и — потом что? — кань смиренно в ямочку! Велика потеха! Слышишь ли, как шумит Нил? как он клокочет между гранитами? как гордо толкает скалы? как весело катается по ним каскадами в этих порогах? В других местах, говорят, он, разлившись в гладком, покойном русле, торжественно течет светлым и широким зеркалом: солнце, луна и звезды глядятся в нем с наслаждением; днем ходит в золоте, ночью спит в серебре. Великий Океан с нетерпением ждет прибытия прекрасной реки в свои хрустальные чертоги и, с восторгом, принимает славную невесту в исполинские объятия. Нил счастлив!.. Путники из дальних стран бегут любоваться на него как на диво. Племена, которых земли потопляет он ежегодно своими струями, разнося по ним плодородие, строят ему храмы и поклоняются как богу. А чем он лучше нас? Что такое Нил, скажи пожалуйста? откуда он взялся? из чего так вырос?.. Из такой же капли воды, как мы с тобой, любезнейшая сестрица! Вот мы служим великой богине уже с лишком семьдесят тысяч лет: какую мы за это получили награду? Неужели не может она, за наше верное служение, сделать нас реками? Попросим ее, сестрица!» — «Нет, я не желаю быть рекою, — сказала другая капля. — Злой Тифон усеял землю коварством и горем. Свет наполнен опасностями и бедами. Вне тихой ограды храма, куда гадкое начало зла не смеет проникнуть, нет настоящего счастия. Я люблю уединение, благочестие и мудрость. Я боюсь осквернения. Хочу быть всегда чиста. Я останусь здесь, и буду служить великой богине». — «А я хочу в свет! — возразила первая капля. — Хочу жить, шуметь, прыгать, кататься на волнах, отражать солнце, луну и звезды, одеваться в золото и серебро, шевелить твердые скалы, рвать преграды, потоплять обширные страны и, восторжествовав над всем, броситься в объятия моря, успокоиться и блаженствовать на его могучей груди. Хочу, чтобы меня видели, чтоб все удивлялись моей красоте, чтобы мне поклонялись, обожали, боготворили меня; когда я милостива, — чтоб свет был весел и счастлив; когда я не в духе и уменьшаю мои благодатные струи, — чтоб он был в отчаянии… Великая богиня! услышь мое горячее моление: пусти меня в свет и позволь сделаться рекою!» Богиня услышала честолюбивую каплю и тотчас исполнила ее желание. Недовольная своей завидною судьбою капля, прямо с яхонтового свода, упала далеко от святой пещеры в траву. Она тотчас начала шевелиться, силясь двинуться вперед. Бедный муравей попался ей навстречу: она потопила его и, гордая этим первым подвигом, пошла далее, стараясь прибирать к себе справа и слева серебряные капли росы, висевшие под листочками трав. Вот уж она сильнее стакана воды. Из-под камня вытекает тоненькая струйка: она приманивает ее и, подцепив, тащит с собою. Несколько других струек попадается ей на пути: она уже силою захватывает их; и вот наша капля — ручеек. По ней плывут сухие листья и даже сучки. Лягушки приходят в ней купаться. Нубийская царевна, которой загородила она дорогу, принуждена поднять свою золотую юбку и брести в воде черными ножками по самые лодыжки. «Вишь, как она высоко поднимает юбку!.. меня уже боятся!» — думает про себя капля с тщеславною радостью. Ручейку, на дальнейшем пути, удается покорить себе десяток ручейков поменьше и добиться до величины речки. Капля слышит, что в Эфиопии речкам привольно, потому что весною падают там сильные дожди. Она поворачивает на юг. Солнце жжет, палит, сушит ее скудную водицу; песок гложет ее со всех сторон; стаи птиц и диких зверей расхищают последние ее запасы; однако ж, с горем, с болью, сквозь тысячу бед и опасностей, тощая, оборванная, нищая, доползла она до обетованной страны. Там долго еще ждала она подаяния от скупых облаков. Наконец собрались тучи, и полилась со страшною силою небесная вода: в три дня, наша капля поднялась горою, сделалась потоком, и, с шумом, выступила из берегов. «Вот я сейчас наводню собою всю Эфиопию, — думает она, — расточу по этой пыльной земле сокровища плодородия; люди воздвигнут мне алтари, и я попаду в славные богини». Дожди льются. Воды стремятся со всех возвышений к счастливой капле. Поток ее клокочет еще страшнее Нила у сиенских порогов: она мчит камни, рвет деревья с корнем, разрушает насыпи, вторгается внезапно в ближайшие долины и стелется по ним широкими озерами. Ночью потопила она улус бедных негров, которые беспечно спали у своего родного источника, не ожидая подобного посещения; на другой день похитила стада богатого племени; далее, снесла несколько деревень и даже залила один городок. Она достигла цели своих желаний. Но счастлива ли она?.. Юрты, бараны, верблюды, мертвые человеческие тела плавают по ее мутной и грязной поверхности, но, изредка только, где-нибудь в луже, оставленной за скалою, удастся ей отразить солнце, луну или одинокую звездочку. Люди и звери с ужасом, с омерзением, бегут ее как злого духа. «Ничего! — говорит капля, — я скоро доплыву до великого моря. То-то удивится! Какое будет торжество!.. как море обрадуется прибытию юной и богатой супруги, посылаемой ему судьбою! Как оно будет весело! Всю эту дрянь, что плывет на моих струях и заражает их, я подарю его золотым рыбам, которые станут благословлять меня. Конец концов, рыбы умнее людей!» Утешив себя этими лестными размышлениями, она гордо стремится вперед. Но море далеко, пустыни велики, пески голодны, солнце могущественно. Чем далее подвигает она свой поток, тем приметнее уменьшаются его воды. Потом, приходит лето и начинает дуть знойный, удушливый хамсин: в три дня иссякли источники, раскаленная земля запылилась, воды улетели в воздух или ушли в недра земли. Из страшного потока осталась снова только одна капля, в сырой и темной дыре под камнем. Вместо воздаяния божеских почестей, люди прокляли ее память. Змея, умирающая от жажды, приползла к ней медленно, устремила в нее свой ядовитый взор и уже высунула скверный язык, чтобы поймать и проглотить. Капля ужаснулась, и закричала с отчаянием: «Великая богиня! спаси свою старинную служительницу от этого лютого гада!.. возврати меня в тихую и безопасную ограду твоего святого храма! смилуйся над бедною каплею! не хочу быть рекою…» Милосердая Изида не оставила несчастной странницы: в одно мгновение, с краю заслуженной погибели, грешная капля, прощенная и очищенная волшебством ее от всех осквернений, была перенесена снова в яхонтовую пещеру и повисла под мерцающим сводом, среди изумрудных и опаловых кристаллов. «Где же моя добрая, благочестивая сестрица? — спросила у них честолюбивая жертва мирской суеты. — Я нигде не вижу ее!.. что с нею сталось?.. разве и она также пошла удивлять свет собою?» — «Нет, она здесь, — отвечали разноцветные соседи, — за свое смирение, за свою верность алтарю, она получила удивительную награду!» Действительно, в отсутствие ветреной подруги, оставшаяся под яхонтовым сводом скромная капля воды сгустилась, отвердела и стала великолепным алмазом. В эту минуту она уже сияла дивным блеском на челе золотой статуи Изиды. Богиня сама, своей бессмертною рукою, украсила ею свое святое изображение. Повествуют, о! солнцелюбимый царь-батюшка, что это — тот же самый знаменитый алмаз, который еще и в нынешнее время озаряет таинственную темноту святилища великой богини в главном храме острова Филон, воздвигнутом нашими великими предками на месте яхонтовой горы, разломанной и расхищенной нечестивыми Нубийцами при царе Мейесе. Золотая статуя с алмазом, говорит местное предание, была унесена Изидою на небо и, впоследствии, явилась сама в рукозданном храме.