Юзеф Крашевский - Фаворитки короля Августа II

Курфюрст находился с графиней фон Ко́зель, к которой мы еще вернемся, в цейхгаузе, где обыкновенно занимался атлетическими упражнениями. Раздался стук в дверь, Август громко крикнул:

— Войдите!

Вошел шведский король, подошел к кюрфюрсту и обнял его со словами:

— Здравствуйте, брат мой!

Графиня Ко́зель, сейчас же оценившая положение, приблизилась к курфюрсту и шепнула ему, чтобы он велел арестовать отважного посетителя.

Но у Августа не хватило смелости. Карл XII заметил движение графини и сделал знак своему растерявшемуся врагу. Август понял, чего он требовал, и приказал графине удалиться.

Она исполнила приказ, бросив яростный взгляд на шведского короля. Ей было страшно обидно, что курфюрст не воспользовался таким прекрасным случаем отомстить за свое несчастье и унижение.

Шведский король удалился нескоро. Он пробыл еще долгое время, объехав с Августом валы и главные улицы города.

Всюду собирались громадные толпы народа, чтобы увидеть двадцатипятилетнего героя, слывшего усердным защитником лютеранства. Медленно доехали оба короля до ворот, и здесь раздался трехкратный пушечный залп с валов крепости. Август проводил своего непрошенного гостя еще с полмили до Нейдорфа, где они простились.

Это было прощанье навсегда. Больше им не суждено было увидеться.

В лагере Карла XII встретили с великой радостью. Услышав о его поездке, генералы пришли в отчаянье, а при европейских Дворах качали головой, когда стало известно об отважном посещении шведским королем своего озлобленного противника.

Ровно год простояли шведы в Саксонии.

По расчетам самого Августа, это пребывание стоило стране 23 миллиона деньгами и различными поставками натурой и в 12 тысяч, а по другим сведениям, даже в 24 тысячи, человек. Это были молодые люди, силой забранные Карлом XII в солдаты. Из Саксонии молодой шведский король направился в Россию — навстречу своей судьбе. Его ожидала «судьба Фаэтона», как писал в день Полтавской битвы Петр Великий одному из своих фельдмаршалов.

И для Саксонии эта битва имела ужасные последствия. После поражения шведского короля тысячи саксонских уроженцев, завербованных Карлом XII, были сосланы в качестве военнопленных в Сибирь, и их потомки живут там до настоящего времени…

После ухода неприятеля при Дворе вскоре началась прежняя веселая жизнь. Курфюрст не согнулся под тяжестью ударов, обрушившихся на него, его дом и его семью. Его жизненные силы были так же велики, как его жизнерадостность. Он еще стоял несокрушимым в своем блеске и великолепии.

Снова начались любимые развлечения. Уже в сентябре, как видно из описания, была устроена большая садка в присутствии короля, представителей власти и знати.

Август снова посетил, по примеру прежних лет, лейпцигскую ярмарку, особенно им любимую, потому что в шумной незнакомой толпе он чувствовал себя совершенно свободно и непринужденно и мог когда угодно курить табак. Здесь собирались знакомые и высокопоставленные лица, представители и представительницы высшего общества, и щедрый курфюрст «бесподобно» принимал всех. Блестящие празднества происходили ежедневно.

После всевозможных унижений и оскорблений счастье снова улыбнулось свергнутому польскому королю, сохранившему один лишь титул. По возвращении его в Дрезден после посещения прусского Двора пришла весть об ужасном поражении, постигшем его заклятого врага при Полтаве.

Друг Августа, Петр Великий, вышел победителем из отчаянной борьбы, и шведское войско было рассеяно. Карл XII был вынужден отказаться от всех своих замыслов и из грозного властителя Европы превратился в жалкого беглеца, искавшего спасения у турок в Бендерах и Адрианополе.

Это была радостная весть для Дрездена.

Известие вскоре распространилось по всей Германии, и Август Саксонский первый велел напечатать сообщение о победе русских.

После крушения шведского могущества он не считал себя больше обязанным соблюдать позорные условия «вынужденного Альтранштадтского мира». Старое честолюбие снова проснулось и не давало ему покоя. Он решил сразу вернуть себе все, что потерял в этом году.

Поэтому он обнародовал воинственное воззвание и заключил с датским королем новый союз против Швеции. Он поспешно собрал небольшое войско и во главе одиннадцатитысячной армии вторгся в Польшу. При содействии царя, с которым у него состоялось свидание в Торне, ему удалось утвердиться и снова занять польский престол. Его противник, король Станислав Лещинский, должен был уступить: сохранив только титул, он удалился во Францию.

В продолжение почти четверти века управлял после этого Август народом, таким же беспокойным и непостоянным, как его король. Никто так не любил новизну и перемену, как он. Собственно говоря, он все время путешествовал то в Саксонию, то в Польшу.

Карнавал и часть лета он обыкновенно проводил в Дрездене, в августе возвращался в Польшу и снова жил здесь до карнавала. Летней увеселительной резиденцией в Саксонии служил сначала Морицбург, потом Пильниц; в Польше король проводил осень в Виляново, под Варшавой.

Наследный принц. Его воспитание. Обер-гофмейстер. Лютеранин или католик. Путешествие за границу. Тайная перемена религии. Возвращение в Германию. В Париже. Венеция и Вена. Свадьба. Любимый наследник престола. Возвращение в Дрезден.

Между тем маленький наследный принц, получивший при крещении имя своего отца, Фридриха Августа, подрастал, и надо было думать о его будущем. Пока король предоставил заботу о воспитании сына своей супруге Эбергардине и матери, Анне Софии Датской — ревностным лютеранкам.

Конечно, это не нравилось святому отцу в Риме, упрекавшему Августа, угрожая божественным гневом за то, что маленький принц находится в протестантских руках. Но даже многократные увещевания из Вены не действовали. Король обещал, но все оставалось по-старому. Причина заключалась в том, что ему приходилось считаться с матерью, пользовавшейся в стране большим уважением.

Когда наследнику саксонского и польского престола исполнилось шесть лет, отец назначил ему собственный придворный штат, состоявший из обер-гофмейстера, двух камер-юнкеров, двух пажей, двух камердинеров и четырех лакеев.

Выбор обер-гофмейстера был неособенно удачен. Александр Мильтиц, получивший это ответственное назначение, был обер-гофмейстер и любимец королевы-матери, Анны Софии, особы очень достойной, но не вполне самостоятельной в своих суждениях. Она уделяла слишком много внимания сплетникам и наушникам и страдала слабостью иногда «напиваться до бесчувствия», как мы уже слышали от герцогини Орлеанской.

Обер-гофмейстер не обладал высоким умом, позволявшим бы ему справиться с такой задачей. «Мильтиц был ограниченный, странный педант, трусливый и нерадивый. Он слыл почтенным человеком с незапятнанной честью, его молчаливость почиталась за ум, хотя, в сущности, она была следствием мрачного и трусливого характера, недоверчивого и бывшего всегда настороже из опасения не угодить. Кроме того, хотя не знавшие его близко считали его благоразумно-бережливым, он был от природы скуп, жаден, что называется, скряга. По своему образованию Мильтиц не был ни солдатом, ни царедворцем, ни государственным мужем. Раньше он служил при дармштадтском Дворе и сопровождал в путешествиях брата владетельного ланд-графа. Его разговор был сухой и неоживленный».