Татьяна Харитонова - Задание на дом, или Реферат о Фёдоре Коне

— Ты чего такая? — навстречу Катя, одноклассница.

— Реферат вчера готовила, уже в первом часу печатала, не выспалась, кроме него по математике к контрольной готовилась, по русскому куча правил, по биологии зачет. А в итоге реферат — полуфабрикат.

— Что не так?

— Все не так. А главное «не так» то, что он из интернета.

— Понятно. Что делать будешь, чтобы было «так»?

— Не знаю, времени мало осталось. Может, поменяю тему. Зачем этого Коня взяла? Древность дремучая. Фиг что найдешь про него. Может, на биологию попросишься, тему про лошадь возьмешь? Материала точно больше. У моей бабушки есть конь в деревне.

— В деревне?

— Ага, Фунтик, у соседа. Настоящий!

— Настоящий?

— Поедем, пообщаешься в живую.

— С таким именем смешным? Как у поросёнка.

— Имя для коня не подходящее. Это точно. Время Росинантов и Буцефалов прошло. Дядя Петя, хозяин — прикольный, без шуток не живёт. Тем более, Фунтик по весне — золотой конь: и накормит, и напоит.

— Тебе шуточки, а я зашиваюсь.

— Пошли в столовку, поедим, может, какая мысль придет умная на сытый желудок?

— Не, я домой. Отец сегодня дома, просил не задерживаться.

— Везёт, а мне можно не спешить, мама после восьми приезжает, только по телефону воспитывает.

Десятилетний мальчишка, Федька Петров, будущий великий зодчий, едет с отцом, Савелием Петровым, тверским мастером, в Москву строить Опричный двор [1] Опричный двор — одна из резиденций царя Ивана IV Грозного, центр образованного им опричного удела. Сооружён в 1565—67 за р. Неглинной ( здесь и далее, кроме особо отмеченных — прим. автора ). . На Руси тревожно. С запада норовит оторвать себе кусок — Смоленщину — Польско-литовское княжество. На юге — татары, память о которых еще слишком свежа. Тяжко. Непосильную эту ношу помогают нести труд да молитва. Строительство на Руси всегда начиналось с храма, причем строили всем миром. Поэтому деревня, где был храм, именовалась селом. Село — сила. Русь всегда крепка была своими селами. Село давало хлеб, село давало воинов — защитников.

Эти времена оставили в нашей памяти много святых молитвенников за Русь. Один из них — наш смоленский — Герасим Болдинский, русский святой, подвижник, основавший на Смоленщине Болдинский монастырь. Существуют неоспоримые сведения, что Федька Петров, а впоследствии — Федор Конь родился на Смоленщине, более того, он связан с Болдинским монастырем крепкими узами веры и любви к родной смоленской земле.

— Федька! Москва-матушка! Что зазевался? Приехали почти! — Савелий потрепал сына по непослушным густым вихрам, торчавшим из-под шапки. А Федька, закусив губу, восторженно смотрел на голубое московское небо. Весна как хорошая хозяйка, готовила город к Светлому празднику [2] Светлый праздник — Пасха Христова. — раскрашивала прозрачной синевой небо, золотила ласковым солнцем купола храмов, а потом, как юница [3] Юница — девочка-подросток. голубоглазая, засматривалась на свое отражение в тронувшейся ледоходом Москва — реке.

Отец неторопливо правил лошадкой. Задумчивое лицо его светилось тихой радостью. Предстояла работа, а отец любил ее заветно. Владел топором мастерски, возводил хоромы — залюбуешься, украшал резьбой — птицами да цветами. У Федьки первой игрушкой тоже был маленький топорик, сделанный отцом своему первенцу. Сколько себя помнил Федятка — всегда рядом отец. Видел, как дома из-под отцовского топора росли, как грибы в лесу. Больше всего, конечно, любил, когда строили церкви да колокольни — круглые купола, золотистые стены. Словно свечки, светили храмы, возведенные отцом.

— Святое дело, сынок, храм построить. А самое главное — храм в своей душе!

— Это как, тятя?

— Любовь растить надо, как цветок.

— Как можно любовь растить? Тут любишь или нет. Я вот тебя люблю, мамку, Андрюшку Клепку. А вот Домашу — нипочем, она у меня давеча свистульку забрала и не признается. Как ее любить, Домашу-то?

— Глупый ты еще, Федька. Усвоил, что любовь может быть за что-то. Вот птица сидит, видишь? — Отец отложил кнутовище и протянул сильную, словно вырубленную тем же топориком из дерева, ладонь.

— Где?

— Ну вот, на березе.

— Ну, вижу.

— Любишь ее?

— Еще чего! Птицу неразумную. Толку от нее, любить.

— Вот-вот. Как же мастером собираешься стать? Я вот давеча птицу вырезал, как же без любви? Мастера своего дела без любви не бывает. Так, подмастерье бездушный…Тпррру-у, Касатушка!

— Ты и Касатку любишь?

— А как же? Божья тварь. Везёт нас, не ропщет…

— Странно, тятя… Не думал я об этом.

— Подумай. Времени у тебя много, вся жизнь впереди. Бог — любовь. Смотри, с какой любовью он наш мир сотворил. Пчёлка летит, мёд собирает, травинка к солнышку тянется, почки на деревьях хранят внутри красоту небесную. Подумай, Федька, почки той — с ноготок детский, а внутри — чудо чудесное. От солнышка раскроется она, распахнется, а оттудова — листик аль цветик Божий. Расцветёт он красотой невиданной, два денька всего покрасуется, а потом — опять работа нам невидимая — яблочко будет взращивать или грушу какую. И всё тихо-тихо, сынок, без шума. И во всём красота, в самой безделице. И человеку, чтобы красоту сделать — ой как потрудиться надо. И шуметь поменьше. А без любви и красоты не сыщешь…

Федька молчал, поражённый словами отца. Он давно замечал, как светились глаза, когда он работал, как сердито хмурились брови, когда из-под топора выходило на Божий свет не то. Во всём отец стремился к красоте, все делал с любовью. Может, оттого и славился он мастерством своим. Вот едут они в Москву, позвали строить. Говорят, сам царь позвал.

Завернули к монастырю помолиться на начало доброго дела. У ворот их встретил монах. Он был похож на большую чёрную птицу, важно выхаживающую пред большой железной кружкой для подаяний. Савелий и Федька опустились на колени перед иконой у ворот монастыря. Богородица сверху взирала на гостей, словно благословляла.

— Матушка, не взыщи, прости грехи мои тяжкие! — Савелий горестно вздохнул, перекрестился натруженными перстами.

Федька, повторяя за отцом слова молитвы, перекрестился, вспоминая свои грехи. На последней исповеди поведал отцу Филарету про обиду свою на Домашу, да видно, не от души каялся — злится до сих пор. Уж очень свистульку жалко. Крёстный со Смоленска привёз, с ярмарки. Свистулька — всем свистулькам свистулька. Такого перелива ни у кого на селе не было. Сколько друг его, Андрейка, просил поменяться — никак не мог он с ней расстаться. Андрей ему и перо тёмно-синее с переливом предлагал, и подкову, что прошлым летом нашел за селом, и гребень костяной. Другу не отдал. Решил, что подарит на память, когда поедут с тятей в Москву, а тут незадача — пропала свистулька. Пропала после того, как Домаша за солодом прибегала к мамке…