Элли Мидвуд - Девушка из Берлина. Жена штандартенфюрера

— Любимая, успокойся. Ты всё ещё под впечатлением от этого дневника и не знаешь, что говоришь.

— Я очень даже знаю, что говорю! — Я уже в открытую кричала на него. — Зачем ты вообще на мне женился? Просто потому, что я выгляжу, как немка?

— Аннализа, прошу тебя, давай потише.

— Нет, я не собираюсь быть тише! Бабушка была так права, когда говорила, что не бывает «хороших нацистов»! Надо было её слушать! И что ты, интересно, собираешься со мной сделать, когда я тебе надоем? Может, с остальными евреями в лагерь отправишь?

Он закрыл мне рот рукой так быстро, что я даже понять не успела, что произошло. Всё, что я знала, так это то, что он прижал меня к стене, и что я едва могла дышать.

— Совсем с ума сошла, такие вещи вслух говорить?! — Он зашипел на меня. — Достаточно одному человеку тебя услышать и всё, конец тебе и всей твоей семье! Наша чертова горничная внизу, а ты кричишь, как умалишённая!

Он наконец убрал руку от моего лица и погладил моё плечо.

— Ну прости, любимая, я тебя напугал? Тебе не больно? Я не хотел, я просто хотел защитить тебя. Ты и понятия не имеешь, как это опасно, такие вещи говорить. Ты же сама себе смертный приговор подпишешь.

Он снова попытался меня обнять, но я выкрутилась из его рук и чуть не бегом бросилась к двери. Он прошёл за мной до верхней ступени и окликнул меня оттуда:

— Аннализа!

— Не надо мне было за тебя выходить!

Я проснулась от звона будильника и потянулась, слушая привычный хруст суставов в ногах. Вот уже третью ночь я спала на диване в библиотеке, но он был настолько маленьким и неудобным, что я едва могла полностью вытянуть ноги. А сегодня был первый день, когда я должна была вернуться в театр из маленького отпуска, что они дали мне по случаю свадьбы. Что ж, похоже, это будет долгий день.

С Генрихом с момента нашей ссоры из-за дневника я почти не разговаривала, за исключением нескольких раз, когда он спросил, когда я собираюсь прекратить «пытки молчанием». Я и на это ничего не отвечала. Мой первый шок поутих, и теперь я в основном думала о будущем. Развестись с ним я не могла даже если попыталась бы, да и на каком основании я бы это сделала? «Простите, герр судья, вы не могли бы подписать моё заявление на развод? Я еврейка, а как оказалось, мой муж-нацист нашего брата не очень-то любит». Смешно же.

Забыть об инциденте и притвориться, что ничего и не произошло? Продолжать жить, как ни в чем не бывало в конфискованном доме, носить шёлк и меха и жить долго и счастливо, закрыв глаза на страдания моего народа? Или бросить всё к черту и уехать отсюда? В другой город. А лучше страну. Может, в Нью-Йорк? У меня как раз есть друг в Нью-Йорке… Я улыбнулась, представив себе изумлённое лицо Адама, если бы я вдруг появилась на его пороге. Он бы так обрадовался…

А затем мои мысли снова вернулись к Генриху. Самым большим изъяном в моём плане было то, что я всё ещё любила своего мужа. Любила его глубоко и до боли сильно. Ненавидела его и жизни без него не представляла. Любила каждый тёмный уголок его эсэсовской души. Ну и какая из меня после этого еврейка?

«Такая, которая гордится своим происхождением и никогда не забудет, кто она такая», решила я, расчёсывая волосы перед зеркалом в ванной на первом этаже. Я заходила в нашу общую спальню, только чтобы выбрать одежду на день, так что ванная на втором этаже была исключена. Там даже полотенца пахли его шампунем, его одеколоном после бритья, а меня это очень сбивало с намеченного пути; я хотела полностью отстраниться от него, пока не разберусь в своих чувствах.

Из какого-то чувства протеста против них всех — партии, что провела между нами эту черту и фюрера, возглавлявшего эту партию, я достала свою Звезду Давида из секретного места в двойном дне пудреницы, где я её держала, надела её и спрятала под платье. Буду танцевать сегодня в ней, и никто ничего и подозревать не будет, но я буду знать, что она на мне, и этого будет вполне достаточно.

В театре меня ждали довольно неожиданные новости. Гизела, наша прима, ещё до начала наших утренних занятий у станка, объявила, что скоро уйдёт в декретный отпуск, потому как ждёт своего первенца. После того, как все закончили обнимать и поздравлять её, Гизела предложила фрау Марте мою кандидатуру в качестве её временной замены.

— Вы знаете, как тепло я отношусь к каждой из вас, — она улыбнулась остальным солисткам. — Но Аннализа так меня выручила, когда я подвернула ногу, и справилась просто превосходно. Конечно, это не мне решать, но я всё же считаю, что она — самый очевидный выбор для труппы. Я ещё не встречала танцовщицу, настолько любящую свою профессию, и я говорю не только о технике, которую она отточила до идеала, но о том, как она полностью вкладывает всю душу в танец. Каждый раз, как я смотрю за ней на сцене, она настолько погружена в свой танец, она сливается со своим персонажем, и зритель проживает жизнь этого персонажа вместе с ней, все до единой эмоции — вот что делает её танец настолько увлекательным для публики.

— Ты слишком добра ко мне. — Я смущённо улыбнулась в ответ на её слова, но в то же время не могла не почувствовать прилив гордости за то, что кто-то настолько талантливый и успешный так меня хвалил. — Но мне с тобой никогда не сравниться.

— Да нет же, ещё несколько месяцев в роли примы, и ты станешь даже лучше меня.

По окончании разминки, которая оказалась куда легче, чем я ожидала после того, как я не практиковалась целых две недели, я последовала за Гизелой в отдельный зал, где я должна была репетировать с ней её роль. Вот это уже было куда более изматывающим, и спустя пару часов я взяла небольшой перерыв, чтобы сходить освежиться.

Я была насквозь мокрой. На ноги было уже больно наступать, а значит завтра будет ещё хуже. Я пила воду прямо из под крана, когда Гретхен вошла в туалет и начала мочить своё полотенце в раковине рядом с моей.

— Ну и как продвигается репетиция, выше высочество?

— Прекрасно, спасибо. — У меня не было сил на очередную словесную дуэль, а потому я решила отвечать на привычные ядовитые высказывания Гретхен убийственной вежливостью.

— Ты, должно быть, просто на седьмом небе от счастья.

Всё у тебя складывается: замужество, повышение по работе, дом новый.

Даже про дом разузнала. Наверняка её новый ухажёр Райнхарт ей рассказал, кто же ещё.

— Да, спасибо, я действительно очень счастлива.

Когда я наконец напилась, я начала умывать лицо и шею, чтобы немного охладиться после изнуряющих элементов. Прохладная вода оказала такой расслабляющий эффект на ноющие мышцы, что я закрыла глаза и не заметила, как оба кулона — один с пуантами, а другой со Звездой Давида — выскользнули из под одежды. Гретхен же сразу обратила внимание.