Николай Аксаков - Дети-крестоносцы [Историческая повесть для юношества. Совр. орф.]

— Да мы тоже почти все. Только нет Фрица Калеки, да еще четырех или пяти мальчиков. Зато с нами есть еще Амалия. Что будешь делать с девочкой? А впрочем, может быть, и она где-нибудь пригодится.

— Еще бы не пригодилась, — оправдывается Амалия, проталкиваясь вперед круглыми локотками. Я нарочно два раза боролась с Эрнестом и оказалась оба раза сильнее его. Еще бы я не пригодилась.

И все собрание смотрит на Амалию снисходительным и благосклонным взглядом, как бы желая выразить, что она действительно может пригодиться.

Но медлить нечего. Отряды соединяются между собою и идут дальше по знаку, поданному вождями, которые пока еще ничем, кроме знания местности, не отличаются от всех остальных детей и которых никто не утверждал еще в этом высоком сане.

И такие встречи отрядов совершаются не на одной какой-либо луговине или поляне, не в одном каком-либо горном переходе; они совершаются в целых десятках мест, далеко друг от друга разбросанных по округе. Местами, к трем или четырем соединившимся уже отрядам с знаменами из набранных по дороге цветов, присоединяются пятый и шестой, повторяются все одни и те же вопросы, будущие ратники святого дела знакомятся между собою, и полчище из нескольких уже сотен детей всякого возраста, длинною, пестрою и тихою вереницей двигается дальше к заранее уже определенному, но пока неизвестному еще для большинства сборному месту.

Сборное место это отстояло верст на двадцать или на двадцать пять от Кельна и находилось приблизительно в середине тех местностей, куда проникла уже энергическая проповедь воодушевленных проповедников Ганса и Николая. Во всех деревнях, верст на двадцать или на двадцать пять от этого сборного пункта, мысль о крестовом походе детей была уже хорошо известна, благодаря усердной деятельности наших двух маленьких приятелей. Везде мысль эта была встречена дружественно и благосклонно, везде возбуждала живой энтузиазм подрастающего поколения. Оттого-то и стремились, как мы уже видели, в описываемый нами день целые караваны детей к заранее назначенному сборному пункту.

То была большая, окруженная со всех сторон горами, пустынная котловина, находившаяся очень недалеко от шумного Рейна, но не прилегающая близко ни к какому селению, не лежащая ни на каком пути и, благодаря горным выступам, вполне защищенная от всяких человеческих глаз.

Сюда-то, перед наступлением вечера, начали приходить отряд за отрядом. Одни отряды приходили с горных вершин, другие пробирались оврагами со стороны реки, третьи выделялись перед входом в котловину из лесной опушки. Словом отряды детей собирались в котловину со всех сторон. Было уже поздно, когда явились последние отряды, пришедшие из самых отдаленных от назначенного сборного пункта местностей.

Солнце уже совсем закатилось, и луна своим белесоватым ярким светом серебрила всю окрестность. Вся котловина кишела детьми. Всюду в лучах серебристого света видны были черные как смоль, белые как лен, русые и золотистые детские головки. Котловина находилась далеко от человеческого жилья; сюда не могли заглянуть ненароком ни пешеход, ни конный, а потому детская робость здесь почти всецело уничтожилась, а детская смелость все больше и больше вступала в свои права. Голоса, молчавшие или говорившие тихо в течение всей почти дороги, здесь начали раздаваться все сильнее и сильнее; по временам раздавался звонкий смех и веселые восклицания, еще чаще слышны были стоны и оханья: дети, не привыкшие к столь большим переходам, были утомлены, жаловались на усталость, натертые мозоли, ушибы, полученные при падении и т. п. Общее настроение не теряло, однако, тем не менее, своей бодрости. Дети сидели или лежали на земле группами, не составляя еще цельного и сколько-нибудь объединенного воинства.

— Где же Николай? Где же Ганс? — спрашивали дети то в той, то в другой группе? — Что же не видим мы их до сих пор.

— Когда же вы нам покажете Ганса и Николая? — спрашивали те из пришельцев, которые не видали еще в глаза юных провозвестников нового крестового похода и знали о них только понаслышке, по многочисленным рассказам, ходившим о них во всем околотке, — рассказам, которых мимоходом будь сказано, не ведал до сих пор ни один еще взрослый и которые составляли свято хранимую детскую тайну. Провозвестники крестового похода детей еще не показывались.

Вдруг раздался пастуший рожок, и на одном из выделяющихся горных утесов, сажени на две выше уровня котловины, обрисовались две небольшие детские фигуры. Невольно все детские головы обратились к тому месту, откуда раздались призывные звуки. Луна, только что выплывшая из облачка, тоже как бы направила серебряные лучи свои к тому же самому месту, и лица и одеяния стоящих на возвышении сделались ясно и отчетливо видны.

— Николай и Ганс! — крикнуло несколько десятков свежих, звонких, восторженных голосов.

— Николай! Николай! Ганс и Николай! — загудела звонкими переливами вся, не пересчитанная еще, детская толпа, и окрестные горы, то звонкими, то глухими перекатами долго повторяли еще имена Ганса и Николая, пока в воздухе не замер, медлительно принесенный откуда-то издалека, отзвук одного из этих имен.

А Николай и Ганс долго стояли, смотря вниз с высоты утеса и не в силах были произнести ни одного слова. Они никогда не видали еще такого количества детей, никогда не видали еще такой вообще толпы народа. Они знали, что много детей откликнется и соберется на сделанный ими призыв, но успех далеко превосходил все их самые смелые ожидания. Что же будет дальше, когда этот зачаток будущего воинства вступит в поход, двинется в глубь страны и повсюду из городов и селений будут присоединяться к нему новые силы?

А будущее воинство не издавало тем временем ни шума, ни крика. Все будто замерли в ожидании; все напряженно готовились слушать.

— Братцы! — раздался наконец звучный голос Николая. — Нам необходимо было узнать, Божие ли дело затеваем мы, будет ли Он благословлять подвиг, который мы на себя принимаем, зовет ли Сам Он Святою Своею волею на освобождение святого города Своего. Братцы! наш слабый призыв не мог бы собрать всех вас сюда из разных местностей, наполнить всех вас одним желанием и одним чувством, если бы то, что мы затеяли, не было желанием самого Бога. Братцы! мы еще не знаем, сколько нас собралось сегодня, но мы знаем только, что нас мало, и очень мало. Сам Бог, очевидно, собирает нас в одно великое полчище и ополчает на великое дело. Будем же покорны Его святому зову; будем благодарны за то, что, пренебрегая величием сильных, нас малых и слабых призывает Он спасти из рук неверных Свою поруганную святыню. Вчера еще сомневались мы в том, смеем ли мы приступить к такому священному делу; сегодня нет и не может уже быть более места никакому сомнению, ибо благословение Божие высказывается ясно и очевидно. Вчера еще казалось нам, что мы еще не смеем приступить к великому делу, не испросив предварительно разрешения старших. Сегодня мы видим, что мы — призванные Самим Господом слуги, долженствующие исполнять только Его волю. Все ли вы, братцы, хотите идти и спасать и освобождать Иерусалим?