Владимир Стрельцов - Выживая — выживай!

Альберих скрепил документ своей печатью, после чего документ проследовал в руки примицерию.

— Брат мой, зачем вы помогаете Мароции? Зачем вы развязываете ей руки? — шепнул на ухо папе Петр, пока Альберих возился с пергаментом.

— Ты ошибаешься, брат мой, — в ответ шепнул папа Иоанн, — напротив, я освобождаю Сполето от возможных наследников. В письме есть нечто, что полностью уничтожает наследственные права Альбериха-младшего. Кроме того, не забывай, что Гвидо Тосканский в тюрьме, его мать против его брака с Мароцией, так что последняя еще не графиня Тосканская, но уже не герцогиня Сполетская. И если бы не Беренгарий со своим взбалмошным решением, у нашей прелестницы были бы вырваны все ее ядовитые зубки. Но, тссс! Об этом документе покамест никто не должен знать, пока не придет ему нужное время.

Петр одобрительно замычал и кивнул головой.

Папа вернулся к окончанию дележа военных трофеев и поделил оставшееся имущество между Альберихом и Масталом, графом Амальфи. После этого примицерий занялся оформлением подписей и печатей вельмож и людей папской канцелярии, в результате чего на свет родился документ, подтвержденный свидетельством сразу семнадцати высоких персон. Завершив подписание документа, подводящего черту под успешной военной кампанией, гости нестройными голосами прочли благодарную молитву — она особенно не удалась у герцога Сполетского — после чего все благородные мессеры покинули шатер.

По дороге к своему лагерю герцога Альбериха, все еще обуреваемого чертями, окликнул Иоанн Неаполитанский.

— Мессер герцог, у меня есть к вам предложение!

— Что еще? — буркнул Альберих, не испытывая никакого желания соблюдать этикет.

— Я предлагаю вам приобрести у вас невольников и скот, и готов рассчитаться с вами немедленно.

— Сколько же вы готовы заплатить?

— Десять солидов за трех человек, десять солидов за боевую лошадь, два солида за голову скота.

— Помилуй Бог, но ведь это даже не половина цены!

— Ваша воля, но учтите, что рабов вам придется сейчас содержать всю дорогу до Сполето, а затем, быть может, везти их ко мне обратно в Неаполь, на невольничий рынок, и снова платить. Платить за их еду, одежду, охрану, платить мне торговую пошлину, и прочее. Тоже самое и насчет скота…

Альберих размышлял недолго. Цифры, варварским нашествием ворвавшиеся в его сознание, теснились, путались, ругались между собой и вообще выглядели так нелепо, что проще было согласиться с предложением хитрого неаполитанца.

— Видно сегодня такой день. Договорились.

Спустя час в папский шатер снова постучался Иоанн Неаполитанский. Несмотря на крайне поздний час, папа не спал, а, сидя на ковре, в компании своего брата, ждал этого визита.

— Ну как, мессер герцог, сделка прошла успешно? — с улыбкой спросил папа.

— Да, более чем. Он продал все, и людей, и животных, и оружие, все до последнего шлема и уздечки.

— Наши интересы были учтены?

— О да, не сомневайтесь, Ваше Святейшество. Так же, как и при сделках с остальными нашими союзниками.

— Они тоже согласны на продажу рабов в Неаполе или они продадут вам все?

— Нет, только людей, но зато практически всех.

— Считайте, что с нами вы тоже договорились. Но я уступлю их вам позднее, мне необходимо привести их в Рим. Вы, надеюсь, понимаете, о чем я?

— Прекрасно понимаю, Ваше Святейшество. Эта победа, прежде всего, ваша победа.

— Благодарю Вас, ваша светлость. Ну-с, а как вел себя наш герцог Альберих?

— Получив деньги, он велел своим людям немедленно сворачивать лагерь и не успел я направиться к вам, как услышал звук удаляющихся подков сполетских лошадей.

— Вот как! Наш герцог все еще обижен? — воскликнул Петр.

— Omne quod fit, fieri meliora 99 99 Все, что не делается, все к лучшему (лат.) , — ответил папа, — Альберих не пожелал сопроводить нас в Рим? Ай-яй-яй. Он не хочет участвовать в триумфе победы на улицах Рима? Ах, как жалко! Но знаешь, что я тебе скажу, брат мой? Зато нам не придется теперь договариваться с его милой женушкой, и тратить на нее время, нервы и силы, чтобы та согласилась впустить его в город. Так скажем же за это спасибо благородному мессеру Альбериху! Он превосходно исполнил отведенную ему роль.

Примицерий нотариев Аустоальд, закончив очередной рутинный день в своей канцелярии, созвал к себе людей, обычно сопровождающих его во время наиважнейших мероприятий. Канцелярские работники, услышав приказ своего начальника, мысленно послали его в преисподнюю, менее всего им хотелось августовским жарким днем тащиться по раскаленным римским мостовым в направлении какой-нибудь богатой резиденции, прячущейся в садах на окраинах Рима, а затем поздним вечером возвращаться обратно, лицезрея обнажающиеся с наступлением темноты пороки ночного города. Куда как лучше было бы провести этот вечер в саду возле городской префектуры, в компании с бутылочкой вина и воркующей рядом миловидной супругой, которая расскажет тебе обо всех городских новостях гораздо красочнее и подробнее, чем все осведомители римской милиции вместе взятые. А вот поди ж ты, приходится повиноваться и одевать на себя эти удушающие плащи из чрезвычайно плотной, да к тому же еще и черной, ткани, по которым каждый встречный узнавал в Риме местных нотариев. Узнавал и, как правило, завистливо провожал их глазами, даже не подозревая, какие тягостные телесные муки в настоящий момент переживают их обладатели.

Примицерий Аустоальд в этот вечер оказался горазд на издевки над своими подчиненными. Первым делом он отдал короткие приказания своим людям по обеспечению своего выезда. Услышав о том, что предстоит путь к Авентинскому холму, в резиденцию римского консула Теофилакта, большинство его слуг вздохнули с облегчением, поскольку путь предстоял не особо дальний, а, кроме того, можно было рассчитывать, что в пункте назначения им будет предложен неплохой стол. Однако, не дав своей канцелярии опомниться, примицерий следующей фразой изъявил желание проследовать туда пешком, и это уже никак не могло понравиться окружающим, тем более что многим были известны мотивы столь героического поступка их начальства. Примицерию шел уже четвертый десяток, но, несмотря на всю свою энергичность и исполнительность, любовь к обильным яствам и доброму пиву, уже начала заметно сказываться на его внешности. И все бы ничего, но на беду Аустоальда как-то раз он увидел, какое восхитительное создание породил и воспитал его помощник, секундецерий Иовиан. Создание это было столь юно, свежо и развязно, что достопочтенный Аустоальд потерял всякий покой, и, в угоду объекту своего вожделения, начал усиленно бороться с излишним весом, с этим выпирающим животом и свисающими, как тесто из-под кастрюли, боками. Правда заодно, в качестве побочного эффекта, ему пришлось смириться с нахождением возле себя самого Иовиана, которого он давно уже терпеть не мог и не без основания подозревал того в подсиживании. Сегодня же с этим хитрющим Иовианом приходилось быть особенно любезным, ибо у того, кажется, и впрямь появился шанс занять его место.