Владимир Стрельцов - Приговоренные ко тьме

— Ваши слова, ваше высочество, выдают в вас государя отважного и добродетельного. Они меня только укрепили сейчас в мысли, что я все сделаю правильно, предложив вам сдаться на почетных условиях.

Альберих спешился. Людовик пригласил его в свой шатер, в который также позволил войти Гуго Вьеннскому, Хильдебранду и Теобальду.

— Прежде чем узнать ваши условия, мессер Альберих, прошу вас, откройте мне секрет вашего появления.

— Пожалуйста. Я получил известие о вашем походе на моего сюзерена и как добрый вассал оказал ему посильную помощь. Только и всего. Может, вас интересует численность моего отряда? Извольте, еще вчера под моим началом было тысяча двести людей, сегодня же полторы тысячи за счет графа Адальберта Иврейского!

— Адальберт предал меня? Проклятье! Я предам огню все земли этого неверного соседа!

— Графу Адальберту этой ночью было предложено от Беренгария нечто такое, на что он согласился, ни секунды не раздумывая.

— И что же это?

— Рука Гизелы, дочери Беренгария!

Людовик со стоном опустился на низенький стул и склонил голову. Мягкие светлые волосы раскинулись на его плечах столь же бессильно, сколь бессильным сейчас чувствовал себя их владелец.

— Ловкий ход, мессер Альберих, — сказал Хильдебранд, — но мнится мне, что вы огласили не весь список предателей. Кто-то должен был предупредить вас и о походе на Верону, ведь вы подготовились к нему столь отменно, что сомневаюсь, что сие было сделано за один день.

— И кто же это может быть? — поднял голову Людовик.

— Кто же, как не эта мерзкая и сладкоголосая тварь Теодора, покинувшая вас еще в Лукке. Только у нее было время предупредить сполетцев. Вот и муженек ее заблаговременно покинул вас, ваше высочество, под предлогом, быть может, надуманным.

Людовик молчал, он вспоминал свой разговор с Теодорой и задавался глуповатым вопросом, неужели его оскорбительное прощание с ней, а точнее отсутствие этого прощания как такового, стало для этой женщины поводом для столь чудовищной мести.

Альберих также молчал, не зная, как выгородить Теодору. Внезапно на помощь пришел сам Людовик:

— Ну да, ну да. Такая измена могла быть выгодна и самому Тосканскому дому, чьих представителей я поспешил объявить своими наследниками.

Гуго постарался уйти в тень, понимая, что своим нелепым присутствием может сейчас навлечь на себя гнев Людовика.

— Граф Адальберт Тосканский дал вам, ваше высочество, своих людей и немалые финансы на поход. Если он в чем и заинтересован, то только в гибели Беренгария, чтобы избавиться от принесенной ему клятвы, — развеял сомнения Людовика Хильдебранд.

— Вы правы, мессер Хильдебранд, в вашем лице приношу свои извинения всей Тоскане. Итак, — с горькой усмешкой продолжил Людовик, — меня предала семья, которую я считал своей главной опорой в Италии. Вам всем урок, воины мои, но главный урок мне. Мессер Альберих, — сказал Людовик, вставая со своего стула и подходя к герцогу, — у меня и моих воинов от огромного Итальянского королевства остались сейчас только наши мечи и, пока они в наших руках, Беренгарию не бывать властителем здешних земель!

— Ваша речь, ваше высочество, выдает в вас храброго милеса. Но я не могу назвать ваше решение мудрым. В ваших руках в случае вашей сдачи остается ваше бургундское королевство, в ваших руках останется жизнь ваших мужественных вассалов, на вашей голове король Беренгарий клянется сохранить императорскую корону, раз она вам настолько дорога. В конце концов, какие дополнительные бенефиции, кроме греховного тщеславия, вам доставляет ее ношение? Разве кто-то из франкских королей преклоняет еще перед ней свои колени, как это было при великом Карле?

— Чего же хочет Беренгарий?

— Он требует от вас клятвы, что вы навсегда покинете пределы его королевства и его вассальных владений, то есть вы навсегда покинете Апеннины, и никогда ни вы, ни дети ваши не будут претендовать на титулы итальянских королей. За это Беренгарий согласен оставить вам и вашим людям жизнь и почет и предоставить каждому пятому человеку вашего войска оружие для беспрепятственного ухода на другую сторону Альп.

— А если я откажусь?

Альберих вздохнул.

— Чтобы вам легче думалось, ваше высочество, я вам сейчас покажу один фокус, который ускорит ваше желание покинуть здешние земли. Я знаю, вы большой любитель интересных зрелищ, но подозреваю, что такого вы еще не видели.

Альберих, фамильярно взяв императора за руку, вывел того из шатра. Оглядев императорский лагерь, он указал на левое крыло бургундского войска.

— Чьи шатры располагаются там, ваше высочество?

— Милесы Тосканы, мессер Альберих!

— О, псы клятвопреступника Адальберта! Вот и славно, пусть их пример послужит в назидание и устрашение прочим.

Альберих подошел к своему коню, отвязал копье с белым полотнищем, вышел на открытое место и, повернувшись к своему лагерю, несколько раз описал этим копьем круг. Все замерли, ожидая чего-то удивительного.

Спустя несколько минут со стороны холма, занятого войсками Сполето, вдруг взвились сопровождаемые грохотом языки пламени, и к лагерю Людовика понеслись косматые огненные шары. Они упали аккурат в шатры тосканской дружины, моментально воспламенив все вокруг. Среди войска Людовика послышались панические крики, все вокруг пришло в движение, ланциарии и катафракты 48 48 Ланциарий — копьеносец, катафракт — вооруженный кавалерист (визант.). без всякого приказа рассыпались тушить пожары и вытаскивать из огня пострадавших. Сам Людовик и его свита с ужасом смотрели на произведенные невиданным оружием разрушения и не сразу взяли в свои руки управление действиями своих людей.

— Ужасное, смертоносное оружие! Не находите, ваше высочество? — улыбаясь, прокричал в ухо королю Альберих, — Это дьявольское зелье горит даже в воде! Стоит ли, при столь мизерных шансах на успех, губить своих и чужих людей? Христиан, между прочим!

— Ну не все здесь христиане, мессер Альберих. Поведайте нам, откуда, у Беренгария появились венгры?

— Сей пример вам в уразумение, ваше высочество, как следует поступать, когда имеешь дело с необоримой силой. Король Беренгарий, потерпев ряд поражений от венгров, почел за меньшее зло золотом привлечь на свою сторону жестокие сердца этих язычников. Говорят, с некоторыми дьюлами, как называют венгры своих князей, у него завязалась настоящая дружба!

— Как может богобоязненный христианин водить дружбу с этими слугами дьявола?

— Перестаньте, ваше высочество. Они не бóльшие язычники, чем сарацины Фраксинета, а вы, говорят, отнюдь не гнушаетесь торговать с ними. Точно так же поступает даже сам папа римский, когда ему бывают нужны пунийцы Гарильяно.