Владимир Щербак - Легенда о рыцаре тайги. Юнгу звали Спартак [Историко-приключенческие повести]

Но давно заметно: если чего-то сильно захочешь и не будешь сидеть сложа руки, обязательно все получится. Бродя по берегу и внимательно разглядывая различный мусор, выброшенный прибоем, Володя нашел две помятые цинковые воздушные банки — это с их разбитой шлюпки. Еще раз выручал моряков погибший «Коперник»…

Володя вскрыл банки ножом, расплющил их камнем, загнул края, сделал поддоны. Соорудил очаг, насобирал топлива — плавника, в изобилии валявшегося там и сям, развел сильный огонь. Вода испарялась, а соль оседала на дне. Она была горьковатой, но вполне годилась в пищу…

— Вот и вся механика, — закончил моторист. — Сначала мы добывали пресную воду, а теперь наоборот — соль.

Теперь у нас есть свой хлеб и соль.

Вовремя запаслись провизией коперниовцы: на Латуме начался сезон дождей. Они шли с января по март. Но непогода в тропиках была совсем не такой, как, скажем, в родном Приморье. Там мелкий, нудный дождик не прекращается по нескольку суток, и даже когда он перестает, плотный облачный покров еще долго держит в плену солнце, и погода стоит сырая, холодная. Здесь же непродолжительные, но сильные, тяжелые ливни чередовались с одуряющей жарой и духотой.

Так и на Латуме. С утра проливался короткий мощный ливень, лужи становились по колено; где-то к полудню выходило солнце, и начиналась парная, а вечером набухшие, чернеющие облака снова надвигались на остров. Как только выпадала пауза между дождями, моряки, по предложению Игоря Васильевича, шли на берег. Еще в первые дни пребывания на острове доктор заприметил небольшую одинокую скалу у самой воды, очертаниями своими очень похожую на трехгранный обелиск.

— Чем не памятник нашему «Копернику»! — воскликнул Игорь Васильевич. — Надо только очистить ее от лишайника, отшлифовать, насколько это возможно, и написать имена погибших товарищей.

Вот так и трудились, пока очередной ливень не загонял их обратно в хижину. Чинили изрядно потрепанную одежду, плели корзины и циновки, изготовляли различную кухонную утварь, готовили пищу. Светлана Ивановна с помощью Тэн, которая вместе с братом почти ежедневно приходила в гости, научилась делать из кокосового молока масло и печь лепешки из плодов хлебного дерева.

По вечерам зажигали самодельную плошку и подолгу сидели вокруг нее, слушая истории из богатой приключениями жизни боцмана или пересказы интересных книг, прочитанных доктором. Оба рассказчика старались не только развлечь своих товарищей, но и сами отвлечься от тягостных дум о родственниках: у Аверьяныча воевал сын, а у Игоря Васильевича отец и мать остались в оккупированной врагом Белоруссии…

После окончания работ по дому Спартак уселся на циновку и начал что-то строгать перочинным ножом. Возле него на корточках сидели Бару и Тэн, они с любопытством следили за работой. Колесики катушки из-под ниток юнга сделал зубчатыми, как шестеренки, прикрепил резинку, закрутил ее с боков короткими палочками. Осторожно поставил свое изделие на пол, отпустил, и оно поползло, с легкостью вездехода преодолевая неровности пола. Юные островитяне зацокали языками от восторга.

— Что это? — спросил Бару.

— Танк, — ответил Спартак и, подумав, добавил: — Или трактор.

Он объяснил, как мог, назначение той и другой машины. Танк не произвел впечатления на Бару; наверное, потому, что он ни с одним знакомым предметом не мог сравнить его, а вот трактор, с помощью которого можно корчевать джунгли, пахать землю, восхитил его.

— У нас дома много тракторов, — сказал задумчиво Спартак, — но сейчас нам нужны танки!

Бару, как мог, объяснил, что и у них когда-нибудь будут тракторы:

— Один, два, три… Много!

— Конечно будут. А пока бери этот. Дарю.

Маленький туземец схватил игрушку, словно боясь, что его белый друг передумает. Сестра с завистью смотрела на него. Перехватив взгляд и поняв ее состояние, Светлана Рур протянула девочке фарфорового болванчика в виде китайчонка. Тэн была счастлива.

…Дожди кончились, но Спартак по-прежнему не выходил из хижины: его уложил на нары жестокий приступ малярии. Слег и Аверьяныч. Старый моряк пробовал шутить: «Ничего не попишешь, яс-с-сное море! Настала наша очередь!»

Именно в эти дни на Латуму прилетел наконец голландский самолет за лейтенантом ван дер Брюгге и его солдатами. Это был гидроаэроплан, и сел он на акватории лагуны. Все коперниковцы, за исключением больных, побежали на берег. Даже Ганин поднялся ради такого случая.

Раньше всех вернулся в гостиницу Володя Шелест. Он был явно огорчен, хотя изо всех сил старался это скрыть.

— Понимаете, — смущенно и даже почему-то виновато рассказывал он больным, — летчик сказал, что от нас могут взять только одного человека: аппарат-де перегружен… Думаю, он не врет. Решили отправить Ганина, вы же знаете: он немного не в себе… — Володя помолчал, потом обеспокоенно спросил: — Не обидитесь, что не вас?

Если бы у Спартака были силы, он с жаром воскликнул бы, что конечно нет, что он все равно бы один ни за что не полетел, но он только молча покачал головой.

— Нехай едет, яс-с-сное море, — равнодушно отозвался боцман. — Без него спокойнее…

— А еще мы спросили у летчика, как дела у наших на фронте. Говорит, весь февраль наши наступали, гнали фашистюг от Москвы четыреста километров, освободили много городов и сел!

Не было у больных сил и радоваться. Но зато нет лучшего лекарства, чем весть о победах твоей Родины.

Ганин улетел, и больше коперниковцы никогда его не видели.

За последнее время Игорь Васильевич сильно сдал: похудел, осунулся, глаза ввалились, под ними проступила чернота. Тем не менее он по очереди с Рур постоянно дежурил у постелей больных, вставал к ним даже ночью. Вот и сейчас, услышав стон Спартака, подошел к его топчану — юнга спал теперь отдельно от братана.

— Что с тобой, малыш?

— Ничего, Игорь Васильевич. Я в порядке. А вот вы, Игорь Васильевич, ведь вы же сами больной! Почему не ложитесь?

— Тише ты! Не болен я, с чего ты взял! А потом… Даже если бы был болен, кто ж за меня станет делать мою работу?

— Это вы исполняете свой врачебный долг? — спросил Спартак.

— Ну, если говорить красиво, то да, — усмехнулся доктор, задумался ненадолго и добавил: — Знаешь, я в одной старой мудрой книге встречал еще более красивые слова. Там была изображена горящая свеча, а вокруг нее наподобие ленточки надпись: «Светя другим, сгораю сам!» Это девиз медиков.

— Светя другим, сгораю сам, — тихо проговорил Спартак. — Хорошие слова. Но, мне кажется… это не только про медиков. Это и про нашего капитана, и про Петренчука. Про всех хороших людей.

— Что ж, верно… Ладно, спи. Если что — зови, не стесняйся. Я рядом.