Мария Сергеенко - Падение Икара

— Сидите до петухов, друзья мои, сидите, а я не могу… стар, стар… Пойдем, Никий! И твоим ребятам. Примилла, пора в постель… Смотри, сорванец, выучи уроки! Пойдем, Никий, я без тебя не дойду — скользко!

В эту ночь старый учитель долго просидел у постели Никия. Он укрыл его, подвернул одеяло, положил поверх одеяла свой новый плащ, поправил подушку; низко наклонившись к мальчику, говорил ему тихие, добрые слова, от которых светлело на сердце. И, когда Никий наконец заснул, он долго сидел над ним, прислушиваясь к посапыванью спящего. Петухи запели уже на рассвете, когда он пошел спать.

Тит не думал, что ему будет так грустно расставаться с «содружеством свободных артистов». Анфим откровенно плакал, Панса вытирал глаза, Аттий хмурился и вздыхал, а у Никомеда голос стал непривычно хриплым и прерывистым. Титу купили мула и дали денег на дорогу.

— Тит, все деньги, которые тебе приносили от Луция, ты отдавал нам. Когда мы болели, мы все жили на твой счет…

— И неужели, — перебил Никомеда сириец, — ты нас так презираешь, что не хочешь ничего от нас взять?

— Мы старались быть тебе добрыми товарищами! — всхлипнул Панса.

— А мула, — Никомед перевел разговор на деловые вопросы, — мы купили, чтобы тебе не искать подводчиков и не торговаться с ними. Можешь и в гостиницы не заезжать: тебе не привыкать ночевать в поле. И обязательно дай знать, как ты живешь, как устроишься с Никнем.

Геласим поклонился Титу с приветливой улыбкой. Катилина обнял неожиданного гостя с непритворной радостью. Тит сразу изложил ему, зачем он явился в Рим.

— Марк Муррий! Философ-обирала. Как не знать! Сегодня же у него буду. Кстати, мне нужны деньги, а я у него еще ни разу не брал в долг. Он прекрасно знает, что мне отдавать нечем, но даст хоть полмиллиона. Еще бы — прямому потомку Сергеста [114] Серге́ст — один из мифических спутников Энея, вместе с ним бежавший из Трои и прибывший в Италию. Он считался родоначальником рода Сергиев, к которому принадлежал Каталина. , представителю рода, который ведет свое начало от спутника самого Энея! Разве это не лестно?

— Я думаю, ему деньги важнее самой звонкой родословной.

— Ошибаешься. Этакая землеройка из глухого захолустья, где его деды и прадеды жили в обществе своих ослов и баранов и были довольны-предовольны, а внучек выполз в Рим. Он и римский всадник и богач… а все-таки выскочка и чужак. И на душе у него смута и тревога. Он хочет быть ровней нам, родовитой знати. За то, чтобы пройтись со мной по форуму, он полжизни отдаст. А я к нему сегодня напрошусь на обед. От счастья помешается.

Катилина вернулся далеко за полночь, хмурый и недовольный. Деньги он получил, но о Никии не узнал решительно ничего.

— Чего он мне только не плел! Преимущественно о том, что философ должен стойко переносить человеческую неблагодарность, но сердце у него все-таки болит; все пастухи у него были свободные — он их сразу же освободил: рабство ведь противно природе, — а этот старший пастух… Критогнат, да?.. Рос вместе с ним, как брат. И вот они подняли настоящее восстание; перебили целую когорту [115] Кого́рта — десятая часть римского пехотного полка — легиона, состоявшая из 500 человек. , соединились с разбойниками и куда-то исчезли. Исчезли так же и все овцы — как, это мне непонятно, но что именно это исчезновение ударило прямо в сердце моего философа, это я понял, ясно понял. О Никии он даже не слышал. Это жаль! Хорошо было бы, если бы он его поймал, как своего раба… Не прыгай, Тит! От слова ничего не станется! Показал бы я этому философу! Вся философия мигом бы из головы вылетела… Нет, надо действовать по-другому: пошлем Геласима.

Геласим пропадал целые сутки, но и он не принес ничего нового. Да, было сражение на пастбище, убито много людей; мальчик жив и ушел неизвестно куда. Гость и хозяин молча выслушали этот отчет. Катилина ушел с толпой друзей на форум, пообещав найти людей, которых он разошлет на поиски Никия. Тит проводил его с чувством глубокого отчаяния: он уже ничего не ожидал, ни на что не надеялся; силы его подошли к концу. С трудом, волоча ноги, добрался он до своей спальни и лег.

— Тит! — раздался над ним голос Геласима.

И оттого, что раб обратился к нему, называя его, вопреки всякому этикету, просто по имени, и оттого, что в голосе старика звучала какая-то особая теплота, сердце Тита неистово забилось надеждой, страхом, ожиданием.

— Тит, — повторил Геласим, — будь совершенно спокоен: Никий жив и здоров. Сейчас я скажу, куда тебе пойти, все о нем разузнаешь. Я не хотел говорить при Луции. Я его люблю, ты от него увидишь только доброе, но его приятели!.. А он может сболтнуть при ком не надо. Неосмотрителен! Ты знаешь Горшечную улицу? Третий дом от угла — столярная мастерская. Там работает человек, который Децима Геллия не знает, — старик широко, дружелюбно усмехнулся, — но хорошо знает Тита Фисания… и ты его знаешь. Он и работает и живет один. Он тебя ждет, я его предупредил. Он расскажет тебе обо всем лучше, чем я.

Горшечная улица, узенькая, кривая, пырявшая то в одну сторону, то в другую, была застроена неровным рядом домов, преимущественно трехэтажных, которые то отступали куда-то вглубь от узенького тротуарчика, похожего на тропинку, то высовывались чуть ли не до середины мостовой. Когда Тит подошел к столярной мастерской, хозяин ее, невысокий, уже немолодой человек, закидал его вопросами, не давая ему произнести ни слова:

— Господину требуется стол? Есть простые, кленовые; есть отполированные под павлиний глаз… Табуретки? Ложа? Попрошу пройти в комнату за лавкой. Ложа у меня слишком хороши, чтобы показывать их всякому захожему; я их держу под замком. Сейчас только закрою мастерскую, а то, глядишь, какой-нибудь инструментик ребятишки и стащат.

Он быстро задвинул ставни, запер дверь и провел Тита в заднюю каморку, где едва-едва помещалась одна-единственная собственная его кровать. Глаза его радостно блестели, он счастливо улыбался.

— Ты не помнишь меня, Тит? Мы вместе били кимвров. Меня зовут Мус. Ты еще всегда шутил, что у меня голос не по имени… [116] Мус — по-латыни «мышь». Сюда, сюда, дорогой гость! Мальчик твой жив и здоров. Он держит путь в Помпеи, к художнику Онисиму.

— К Онисиму? Художнику?

— Ты его знаешь? Отправляйся прямо к нему; у него и встретитесь.

— Никий там?

— Нет, еще в дороге. Дней пять назад его видели под Казином.

— Кто видел? Кто тебе рассказал?

— У твоего племянника столько друзей! И кое-кто из них и мои друзья… Будь совершенно спокоен: малыш доберется до Онисима целым и невредимым.