Рене Манзор - Апокриф. Давид из Назарета

– Какое святотатство! – вырвалось у Давида.

– Так думают все иудеи, – сказал трактирщик. – Я не собираюсь судить о политике нашего императора, но это – лучший способ спровоцировать восстание. Впрочем, оно к тому идет. Лишь одно может объединить разрозненные секты иудеев – их Бог.

– Иудеи никогда не объединятся, чтобы выступить против Рима, – вступил в беседу подвыпивший декурион [43] Командир кавалерийского подразделения – декурии. , который только что вошел в трактир. – Они воюют друг с другом испокон веков. Вот почему необходимо, чтобы мы управляли ими.

Это заявление вызвало взрыв хохота его товарищей, вошедших за ним. Лонгин мгновенно пересчитал вошедших. Это были пятеро тяжеловооруженных легионеров, один из которых держал на плече гастрафет [44] Стрелковое оружие наподобие арбалета. .

– Один Бог нами правит, – возразил Давид.

Лонгин тут же толкнул его ногой под столом, чтобы тот замолчал.

Декурион, мужчина внушительной комплекции, повернулся к юноше и окинул его злым взглядом. Он явно намеревался спровоцировать ссору.

– Скажи-ка мне, малыш, – насмешливо начал он, – ты и в самом деле веришь в этого невидимого Бога, которому вы подчиняетесь, словно солдаты, и который вам все запрещает?

– Не отвечай, Давид, – пробормотала Фарах, беря его за запястье.

И тут поросячьи глазки великана рассмотрели букву «К», вытатуированную на тыльной стороне ее кисти, потом они надолго с вожделением задержались на вырезе туники молодой рабыни. Не обращая внимания на Давида и Лонгина, декурион наклонился к ней, дыша парами алкоголя.

– Эй ты, привет… – похотливо промурлыкал он.

– Нет, прощай, – не дал ему договорить Лонгин, вставая из-за стола с мечом в руке. – Ты оставишь женщину в покое и, будь добр, выбери себе столик подальше от нашего.

Все посетители трактира тут же замолчали, прервав свои разговоры.

Фарах была польщена тем, что этот мужчина встал на защиту бывшей рабыни и назвал ее женщиной.

Великан заметил на бицепсе Лонгина вытатуированный знак легионов SPQR. Он знал, что этого знака удостаивались лишь самые лучшие офицеры.

– Не теряй достоинства, ветеран, – отозвался он. – Твоей девке нужно хорошо прочистить все отверстия, на что ты, судя по всему, в силу своего возраста уже не способен.

И, сказав это, он неожиданно набросился на центуриона. Лонгин отскочил назад и вовремя выставил свой меч, отражая нападение. Едва он отбил один удар, как за ним последовал второй. Мечи производили неописуемый шум, засверкали искры.

– Эй, займитесь этим во дворе! – крикнул им трактирщик.

Но драку было уже не остановить. С мечами в руках на помощь великану пришли пятеро его спутников. Давид набросился на них, чтобы отвлечь их внимание. Нанося удары направо и налево, он отбивался и уворачивался от нападающих. Падая, один из его противников толкнул другого, и оба свалились на пол. Третий, перепрыгнув через них, кинулся на юношу, стараясь отрубить ему голову, но тот увернулся от его меча и нанес нападающему удар такой силы, что пробил нагрудник легионера и кровь обагрила его тунику. Ученик Шимона не забыл уроков своего учителя.

Чтобы сократить численное превосходство противника, Фарах тоже бросилась в эту мясорубку с ножом в руке.

– Не лезь сюда, Фарах! – крикнул ей Лонгин, не глядя на нее.

Но оружие молодой египтянки уже обагрилось кровью. Она не давала римлянам передышки, вертясь при этом так, будто исполняла танец смерти. Каждый удар она наносила, вкладывая всю свою силу, и извивалась, словно угорь, уклоняясь от ударов противника.

Мечи взлетали и ударялись друг о друга, создавая невообразимый хаос, пробивая кольчуги и пуская струи крови из-под доспехов, опрокидывая масляные лампы.

Несмотря на попытки трактирщика потушить разгорающийся пожар, огонь вскоре полыхал во всем помещении. Торопясь выбежать во двор, посетители трактира попадали под случайные удары мечей.

Толкотня.

Паника.

Факелы из человеческих тел.

Двое легионеров уже лежали на полу, то ли мертвые, то ли умирающие, их безжалостно топтали обезумевшие посетители, пытающиеся спастись от огня. Еще один раненый солдат, чтобы не быть растоптанным, полз среди перевернутых горящих стульев. Кровь, вытекавшая из его ран, смешивалась с битым стеклом и горящими обломками.

Лонгин отбивался от беспрерывно наносящего удары великана, отходя назад. Необходимость присматривать за Давидом и Фарах отвлекала его внимание. Он отбил удар, которым римлянин хотел снести ему голову, и молниеносно нанес ответный.

Не выказывая слабости перед своими противниками, Давид сражался со всей накопившейся у него за последние дни яростью. Римлянам пришлось дорого заплатить за все то, что случилось с его семьей. Он стремительно налетал на них, не давая передышки своим кинжалам.

Раненому солдату удалось доползти до гастрафета, который он выронил в самом начале схватки. Нащупав его, он из последних сил стал заряжать свое оружие и, вставив ногу в стремя, принялся судорожно натягивать тетиву. Как только ему это удалось, он приладил стрелу и прижал гастрафет к животу.

Нельзя было разобрать, где сражающиеся, а где обезумевшие посетители, убегавшие от пожара. Стекающая на глаза кровь мешала ему как следует прицелиться.

И тут на несколько мгновений перед ним вырисовалась цель.

Солдат спустил пальцем крючок.

И зазвенела тетива.

Занятые своим последним противником, Давид и Лонгин едва справлялись с этим гигантом. Он наседал на них, пытаясь загнать туда, где бушевало пламя. Запыхавшись, они пытались уйти от него влево, но декурион преградил им путь и снова стал выталкивать в огонь. Жар от горящих предметов вынудил Лонгина пойти на риск и контратаковать. Отбив один удар, он сразу нанес второй, затем третий и вернул утраченные позиции. Уворачиваясь, гигант потерял равновесие и упал на одно колено.

В это время меч Давида просвистел возле него, как нож гильотины. Но декурион отбил этот удар и с такой силой оттолкнул юношу, что тот ударился о балку.

Он упал на пол, словно тряпичная кукла, и не смог встать.

– Нет! – крикнул Лонгин.

В следующее мгновение декурион схватил масляную лампу и запустил ею в центуриона, который, вовремя подставив меч, защитил свое лицо.

Облитый горящим маслом, меч Лонгина тут же был охвачен пламенем от рукоятки до самого острия.

Вне себя от ярости, Лонгин набросился на своего противника с горящим мечом в руке. Перепуганный такой библейской картиной, декурион стал отступать. Он попытался парировать богатырский удар своего неприятеля, но его меч разломился от удара горящего меча центуриона. Не встречая больше преграды на своем пути, пылающий клинок разрубил доспехи гиганта и все кости, которые оказались на его пути, войдя глубоко в тело, отчего оно тут же задымилось.