Недостреленный [СИ, с илл.]

Наконец послышался шум ещё одного приближающегося автомобиля. Я положил мешок на пол у стены, вынул из кобуры на поясе один наган, достал из мешка второй, взвёл на обоих курки и отступил от окна в глубь лестничной площадки, чтобы не маячить в окне. Автомобиль доехал до моего окна и остановился напротив, у входа в германское посольство, не заглушая мотора. Из машины с задних сидений вышли двое: узколицый брюнет с пышной шевелюрой, с усами и бородкой, в черном пиджаке, и русоволосый мужчина с небольшими усиками, одетый в коричневый пиджак, оба были в шляпах. Брюнет держал двумя руками, прижимая к себе, портфель, а русоволосый нёс свой портфель аккуратно, держа одной рукой в стороне от себя.

В автомобиле остался шофер и ещё один мужчина на переднем сиденье, которого я заметил через проём выше дверцы машины. Двое вышедших пассажиров, брюнет и русоволосый, прошли мимо часового у ворот, остановились у двери посольства и нажали кнопку звонка. Я прицелился. Дверь открылась, вышел швейцар и о чем-то спросил у пришедших. Нажимаю на спусковые крючки наганов. Раздались выстрелы, от стены рядом со входной дверью отлетели куски штукатурки. Немая сцена, мгновение все стоят неподвижно. Стреляю ещё раз, для непонятливых, и ещё. Швейцар испуганно захлопнул дверь, часовой от ворот вбежал во двор, растерянно смотря на вход в посольство. Двое в пиджаках пригнулись, развернулись и понеслись мимо часового к воротам, чуть не сбив того с ног. У ворот брюнет задержался, сунул руку в портфель, крикнул что-то, воздев руку вверх в позе памятника, и бросил во двор какой-то предмет. Раздался взрыв. Часовой бросился в сторону, упал, но сразу поднял голову. Я стреляю несколько раз в сторону парочки в воротах. Брюнет схватился одной рукой за другую, уронил портфель и побежал к автомобилю, прижимая руку к себе. Его напарник достал что-то из своего портфеля и также бросил этот предмет во двор посольства. Ничего не произошло – похоже, кустарно изготовленная бомба не сработала. Упав, брошенный предмет остался лежать во дворе, и русоволосый поспешил вслед за брюнетом к начинающему движение автомобилю. Переношу огонь на машину. Несколько выстрелов, и автомобиль глохнет.

Распахнулись дверцы, из кабины спешно выбрались четверо мужчин и побежали по переулку, Делаю вслед еще несколько выстрелов, пули выбили фонтанчики из дороги рядом с бегущими. Наконец что-то сообразивший невредимый часовой выскочил из ворот и, сдёрнув с плеча винтовку, начал стрелять. Ни в кого не попав, передернул затвор на оружии и выстрелил снова. Четверо убежавших уже вскочили в какое-то ярко раскрашенное ландо, крикнули что-то извозчику и скрылись из виду. Часовой посмотрел вдоль переулка, затем возвратился во двор посольства и застучал в дверь, что-то крича. Наверное, спрашивал указаний. Пора и мне честь знать. Спрятал один наган в кобуру на поясе, второй – в мешок, закинул лямку мешка на плечо и спустился вниз. Вышел из прохладного подъезда, нагретый воздух обдал лицо. Повернул в противоположную от убежавших сторону и быстрым шагом двинулся к ближайшей крупной улице.

"Хорошо вышло, — думал я, идя по улице и высматривая извозчика. — Жертв нет. Только брюнета ранило, это, похоже, Блюмкин. Ну так он и в той истории был ранен, тогда в ногу. Видать, судьба его такая. Портфель он выронил, на что я и надеялся, а там украденные из ЧК документы. А то, что он бомбу бросать будет, видимо, в экзальтации, я и не предполагал, но это дополнительный жирный плюс. Автомобиль ещё брошенный на дороге стоит. В общем, у руководства ЧК возникнет много нужных вопросов. Думаю, из посольства немцы им уже названивают".

Я остановил неспешно едущего по улице извозчика, вскочил в пролётку и назвал адрес: "В Большой Трёхсвятительский переулок". Доехали мы до адреса по прикидкам менее чем за полчаса. Подъезжая к этому переулку, я увидел едущее навстречу знакомое ярко раскрашенное ландо, и лошадь, вроде, похожа на ту же самую – серая в небольших круглых пятнах, или в яблоках. Видать, Блюмкин со товарищи, как и в прошлой истории, после акции сюда рванули, в Трёхсвятительский переулок, где размещался чекистский отряд Попова, который набирал в отряд преимущественно левых эсеров или беспартийных. Здесь же, в здании бывшего особняка Морозова, где располагается отряд Попова, в эти дни во время проходящего в Москве V Всероссийского Съезда Советов собирались члены ЦК ПЛСР (партии левых социалистов-революционеров).

Расплатившись с извозчиком, быстро прошёл по переулку, посмотрел на морозовский особняк. Нет, всё на вид тихо, волнений нет. Зря я, видать, торопился, можно было и не гнать лошадей, а пешком пройтись, деньги сэкономить. Всё вокруг спокойно, покушение на немецкого посла сорвалось, сейчас левые эсеры будут гадать, что произошло, раскрыли их или нет, и делать ли что-то дальше. Террористического акта с послом не случилось, громкого повода заявить о себе нет, всё закончилось пшиком. Может, и насчет своего нелепого восстания передумают, на что я и рассчитывал. А в дальнейших попытках, надеюсь, им воспрепятствуют, Дзержинский, например, или Лацис с Петерсом. Должно же быть в ВЧК разбирательство о сегодняшнем случае, о поддельных подписях на мандате ЧК и украденных документах, наверняка бывших в обронённом портфеле, да и о выданном несостоявшимся террористам служебном автомобиле. Успокоенный, я зашёл в укромный уголок, зарядил патронами барабаны обоих револьверов и отправился по своим адресам с милицейскими делами, которые находились относительно недалеко.

К вечеру часов около семи-восьми я для очистки совести сделал крюк и подошёл к Большому Трёхсвятительскому переулку взглянуть на ситуацию, и увиденное мне не понравилось. По ближайшим улицам и по самому переулку бродило и стояло множество вооруженных людей, в основном, матросов. Некоторые, судя по поведению, были нетрезвые. Издалека я заметил, что чьи-то вооруженные патрули останавливают редких прохожих, проверяют документы, обыскивают и куда-то уводят. Вот это мне совсем не понравилось. Значит, мятеж левых эсеров всё же состоится. Что там произошло, остается только гадать. То ли, как и в моём прошлом, Дзержинский приехал задержать Блюмкина с сообщником, но левые эсеры тех не выдали, а председателя ВЧК самого арестовал его подчинённый, Попов. То ли левые эсеры сами решились на восстание, опасаясь раскрытия их намерений после неудавшегося теракта. А может, они не хотели упускать удачный, как они считали, момент для восстания – канун народного праздника Иванова дня, в который часть солдат из столицы была отпущена по домам.