Недостреленный [СИ, с илл.]

Однако, причины не так уж важны. Вопрос в другом – что мне теперь с этим делать, и делать ли что-нибудь? Я же сделал, что мог – сорвал убийство посла Мирбаха. А то, что левые эсеры после неудачного теракта не остановились, я не виноват, кто ж знал. Но если сегодняшнее восстание разгорится, то оно окажется, ну, или будет выглядеть, по сути, антибольшевистским и антисоветским, что бы там левые эсеры об этом ни говорили, и разрыв с большевиками неизбежен. И в политическом смысле срыв левоэсеровского теракта совсем ничего не дал, кроме, понятно, выжившего германского посла. Оставить всё как есть, ничего же не изменишь, как на этих левых эсеров повлияешь? Впрочем, появилась у меня одна мысль. Можно поднять шум и выдать происходящее всего лишь за недисциплинированность и бунт одной военной части – отряда ЧК под командованием Попова. Идея, правда, очень рискованная. Но всё же попробую…

Я забежал в ближайший подъезд, снял с себя пиджак, кобуру с пояса, наплечную кобуру, и спрятал это всё в мешок. Теперь я ничем не отличался от множества солдат в Москве: в поношенной форме, старой фуражке, с солдатским мешком за плечом. Посмотрел в подъезде, какие квартиры могут иметь телефон, и, найдя такую, несколько раз позвонил в дверь. С той стороны послышались осторожные шаги.

— Откройте! Именем Советской власти, нужен ваш телефон! — громко и требовательно произнёс я.

Дверь медленно отворилась на длину дверной цепочки, и в щель выглянул встревоженный мужчина в возрасте, с пенсне на носу:

— Э-э-э… гражданин, позвольте спросить, а что случилось?

— Требуется воспользоваться вашим телефоном! Дело государственной важности, — повторил я, сунув ему под нос на мгновение своё удостоверение уголовно-розыскной милиции с печатью и быстро убрав.

— Да-да, пожалуйте, прошу вас, — засуетился мужчина, открывая дверь полностью. — Позвольте, я провожу…

Доведя до телефона, он растерянно потоптался на месте, но под моим суровым взглядом он удалился и закрыл за собой дверь. Я достал из мешка завернутые в тряпицу пару кусочков недоеденного хлеба, развернул кусочек ткани и сунул хлеб в рот, не жуя. Тряпочку накинул на микрофон телефонного аппарата. Предосторожность никогда не помешает. После этого снял трубку и крутанул рукоятку телефона.

— Барышня, комендатуру Кремля, будьте добры, — и назвал номер, который на всякий случай запомнил.

Когда на том конце линии сняли трубку, я зачастил:

— Товарищи, срочно! В особняке Морозова на Трёхсвятительском беспорядки. Грабят прохожих, многие пьяны, ругают Советскую власть. Множество вооруженных матросов, числом несколько сотен. Имеются пулемёты. Производят беспорядочную стрельбу! Слышались взрывы… — на последней фразе я нажал рычаг аппарата. После этого отошёл от телефона, открыл дверь, куда скрылся хозяин квартиры, поблагодарил его за "проявленную сознательность", и вышел из квартиры.

Дворами пробрался я до места, напротив которого стоял особняк Морозова. Мне повезло, в одном из домов на противоположной стороне улицы имелся чёрный вход в подъезд со двора. Поднялся на промежуточную лестничную площадку перед вторым этажом, окно на ней в летние дни было открыто. Достал из мешка наганы и припасённую для встречи Блюмкина гранату, обнаруженную месяц назад в накрытом бандитском логове и втихую утащенную в кармане шинели. Подбив Ваню Гуся на разговор о бомбах, выяснил у него между делом, как кидали гранаты Первой мировой войны. Оказалось, гораздо сложнее, чем современные мне прежнему. Как там Ваня показывал? Сначала снимаем кольцо, оттягиваем вот этот шпенёчек, жмём на рычаг, поворачиваем эту чеку поперёк, одеваем кольцо обратно. Потом вставляем Г-образный запал и закрепляем. Руки холодило от гранаты, и я даже слегка замёрз сейчас в этот июльский вечер, когда проделывал осторожные манипуляции. Выходит, я понял и сделал всё правильно, и граната не взорвалась у меня в руках, но общаться ещё раз с малознакомыми взрывными устройствами желания у меня больше не было. Только необходимость заставила меня пойти на такой шаг: устроив шум, я надеялся сорвать планы восстания, поднять панику и создать неразбериху. А скоро, как мне помнится, вечером около восьми несколько отрядов левых эсеров должны быть посланы захватывать телеграф и телефонную станцию. Я присел в стороне от окна и прислонился затылком к стене…

Через полчаса по ощущениям привычный шум в особняке усилился. Из ворот вывалилась толпа матросов и солдат с оружием, человек в тридцать-сорок, и направилась к началу переулка. Ага, такими отрядами как раз и занимали телеграф с телефоном. Ну что ж, придётся работать…

Поднимаюсь, зажимаю рукоятку гранаты с рычагом, сдвигаю кольцо. Перемещаю чеку. Бросок через окно. Прячусь за подоконником. Раз, два, три, четыре… Взрыв! Толпа успела немного отойти в сторону, и до них осколки не достанут, так что убитых и даже раненых быть не должно, только напугает. Привстаю и устраиваю пальбу по верхним частям высоких окон особняка и по воротам. Осколки стёкол со звоном сыпятся вниз, пули вбиваются в створки ворот. Выпускаю по пол-барабана из обоих наганов. А теперь наганы в мешок, ноги в руки, и исчезаем отсюда с максимальной скоростью…

Сбегаю по лестнице, выскакиваю из чёрного хода во двор и бегу к арке напротив. Там проход к соседним домам. Пробегая арку, слышу из-за оставленного позади дома беспорядочную пальбу и разозлённые крики. Пробегаю проход, мчусь между домами. Ещё один двор, дома впереди, арка выхода из двора. Проскакиваю пустой двор и выглядываю наружу. Быстро квартальчик, однако, кончился – передо мной уже Малый Трёхсвятительский переулок. Выхожу и твёрдым шагом пересекаю его по диагонали, стараясь не приближаться к кучкам вооруженных людей. Перед самым входом во двор на противоположной стороне переулка какой-то матрос обращает на меня внимание:

— Эй, ты тама! Пехота! А ну, стой! Документы, кто таков будешь?!

Делаю вид, что не слышал, углубляюсь во двор. Если остановят, самое меньшее, что сделают, это отберут всё оружие и деньги – попросту ограбят. Я не большевик, но за удостоверение уголовно-розыскной милиции тоже могу огрести.

— Эй, слышь! Стоять! Братва, держи его!.. — доносится сзади.

Поворачиваю голову вбок и замечаю, что матрос сдёрнул винтовку с плеча. Делаю рывок вперёд и в сторону, в стену арки прохода ударяет пуля, и доносится грохот выстрела. Не останавливаюсь, жму вперёд изо всех сил, слышу сзади топот множества ног и крики. "Только бы не тупик!" — мелькает пугающая мысль. Петляю между домами, проскакиваю дворы. Подбегаю к Хитровке, проношусь мимо ночлежек, огибаю биржу труда… Ффух… Оторвался!.. Давно я так не носился, наверное, только когда был мальчишкой ещё в той, прежней жизни… Хватаю ртом воздух, в боку кололо. Перехожу на обычный шаг и, отдышавшись на ходу, большим крюком обогнув место предстоящего восстания, иду домой. В Трёхсвятительских переулках слышно было как постреливали. В этот раз спонтанная стрельба началась раньше, в предыдущей реальности матросы, вроде, позже по улицам ходили и по окнам стреляли? Не помню…