Виктор Душнев - Ангелы плачут над Русью

— Что делать с ворогом?

Рвач узнал Севастьяна. Он всего раз видел его с Олегом Воргольским, но запомнил. И в его подлой душе зашевелилась было надежда.

— Да Дёжкину отдадим, что кроме делать, — пожал плечами Семён Андреевич. — Уж тот-то с ним разберётся, тем боле соскучился по работе!

Пленный молчал: надежда на спасение улетучивалась. Севастьян смотрел на него с презрением, и Рвач понял, что смерти не избежать.

— Симон, зови Дёжкина! — приказал князь Александр.

Пришёл звероподобный палач. Рвач при виде его задрожал.

— Кирей, — указал пальцем на предателя князь. — Возьми этого супостата. Прилюдной казни не надо — нечего народ тревожить. Отведи его подальше в лес и там удави.

Дёжкин взял Рвача за шиворот и, как мешок с мякиной, потащил из горницы. Выйдя на улицу, он поставил несчастного на ноги и, толкая в спину, повёл прочь от изб в лес.

Рвач тихо всхлипнул:

— Кирей, дружочек, отпусти, озолочу!..

Палач вместо ответа так двинул его по спине, что пленник упал. Дёжкин снова поднял его, посмотрел по сторонам — нет ли кого поблизости, и схватил свою жертву за горло.

Рвач захрипел. Зрачки его закатились под веки, неестественно и страшно обнажились белки. Из носа и рта пошла пена. Потом шея хрустнула, и Рвач затих. Дёжкин бросил бесчувственное тело на землю и, вернувшись к князю, доложил, что дело сделано.

— Семён Андреевич, — приказал Александр боярину. — Пошли утром смердов, пускай закопают эту падаль...

Рвач пролежал в беспамятстве всю ночь, но, едва забрезжил рассвет, очнулся. Он попытался приподняться, однако шея не держала голову, и во всём теле стояла невыносимая боль. И всё же страх пересилил боль. Нечеловеческим усилием Рвачу удалось сесть, но голова беспомощно болталась — падала то на плечи, то на грудь, то запрокидывалась назад. Дикая боль и единственная мысль: «Как же избавиться от пут?..»

Посидев ещё некоторое время, Рвач кое-как приспособился держать голову. Потом, упираясь пятками в землю, он подтащил тело к стволу берёзы и, скользя по граве, с великим трудом поднялся на ноги, опершись спиной о дерево, принял более-менее устойчивое положение.

Вокруг ни души. Только просыпающийся предзимний лес постепенно наполнялся щебетом птиц. Рвач нащупал на стволе крепкий сук и, воткнув его в узел за спиной, начал медленно перетирать верёвку.

Слёзы боли катились из глаз, из горла вырывались глухие стоны. И вот руки свободны... Рвач постоял немного, пока не отошли затёкшие кисти, и медленно, придерживая голову руками, побрёл через чащу в сторону, противоположную восходу солнца...

Хоронить казнённого пришли только около полудня.

— Небось ужо завонял, — поморщился один из смердов.

— Погодь, а где ж он?! — удивился другой.

Действительно, тела нигде не было, и смерды в полной растерянности воротились обратно к Семёну Андреевичу.

Скоро весть о случившемся дошла до князя Александра.

— Дёжкин отпустил Рвача?! — опешил князь. — Сюда Дёжкина!

Палач появился немедленно.

— Кирей! — рявкнул Александр. — Ты, мерзавец, отпустил Рвача?!

— Что?! — выпучил глаза Дёжкин. — Да удавил я его!

— Тело не нашли, вот только супонь, которою был связан! — Князь сердито махал перед носом гиганта обрывками верёвки.

— Я задушил его, — продолжал стоять на своём Кирей. — У него шея хрустела!

— Так куда ж он делся, коли хрустела? — Александр повернулся к боярину Семёну. — В погоню! Немедля, иначе этот ирод Севастьяна, Пантелеймона и Кирилла продаст. А в Ворголе у них родственники.

— Ну, за ребят волноваться нечего, — пожал плечами старик. — Они родом из какого-то дремучего Чернолеса.

— Всё равно догнать! — закричал Александр. — А жена, братья Севастьяна? И вообще, не должна эта мразь по земле ходить!..

Увы, Рвач был не только живуч как кошка, но ещё и хитёр как лиса. Проковыляв несколько часов, он остановился и подумал: «Погони не избежать. Нужно идти ночью, а щас спрятаться и отдыхать до темноты».

И он нашёл укромное местечко — забросал неглубокую яму листьями, зарылся в них и полузабылся в горячечной дрёме. Смутно слышал звуки погони, показалось даже, что кто-то прошёл совсем рядом. Но, обладая незаурядным хладнокровием, Рвач ничем не обнаружил себя и аж дыхание на время приостановил. А когда шум затих, он уснул, да так сладко, что даже всхрапнул, однако храп свой услышал и, проснувшись, испугался. Но было тихо. Сквозь тонкий слой бурых листьев Рвач ощутил тепло солнечных лучей.

«Ещё не стемнело, — подумал. — Надо ещё поспать». Долго лёжа в одном положении, беглец снова почувствовал жгучую резь во всём теле и отёчность в конечностях, но пошевелиться не смел. «А вдруг кто поблизости выжидает?» — С такими мыслями снова уснул.

Проснулся Рвач от холода — на его одеяло из листьев упал мороз. Уже стояла глубокая ночь. Рвач осторожно выбрался из своего логова, морщась от боли, поднял глаза к небу, нашёл Большую Медведицу, Полярную звезду и, оставляя её чуть позади справа, стал выбираться из зарослей на лесную тропу. Пройдя немного, услышал впереди топот копыт. Это возвращалась ни с чем погоня. Рвач сошёл с тропы и спрятался за толстым дубом. Всадники ехали медленно и переговаривались.

— Если мы его не найдём, то не миновать беды, — сказал один. — Всех продаст.

— Кого он продаст?! — удивился другой.

— Дурак! — рыкнул первый. — Пантелеймона с Кириллом! Да и меня он видел и наверняка знает мою родню.

«А-а-а, Севастьян Хитрых... — догадался Рвач. — В Ворголе-то думают, он у татар в плену, а он вона где!.. Так вот кто помог сбежать Демьяну! — внезапно осенило Рвача. — А теперя за родню забеспокоился, гад...»

Рвач погрозил кулаком вслед отряду липчан:

— Ужо князь из Орды воротится, он вам покажет кузькину мать! — Плюнул и пошёл своим путём. Его мучил голод, с водой же было легче. По дороге попадались маленькие речушки, ручейки и лужицы. Лед уже покрывал их лёгким панцирем, беглец разбивал его, напивался и шёл дальше, пока не наступил рассвет. С первыми лучами солнца он снова отыскал в зарослях укромное место, зарылся в листья и проспал целый день.

— Так ты, Кирей, не отпускал Рвача? — вновь и вновь задавал палачу один и тот же вопрос князь.

— Александр Иванович, да как же я мог тебя ослушаться! — непривычно робко отвечал Дёжкин. — Удавил я его! У него и шея хрустнула, и изо рта пена пошла. Бездыханного на землю бросил. Может, кто из ихних подобрал и в Воргол отправил?

— Ну ладно, Кирей, я тебе верю, — безнадёжно махнул рукой князь и глазами показал на дверь.

Когда Дёжкин вышел, Александр Иванович устало посмотрел на бояр:

— Что скажете? Пантелеймон с Кириллом не отлучались?

— Пантелеймон зачем-то в Ярославы просился, — отозвался Семён Андреевич, — но я не пустил. Они оба у меня всё время, считай, на глазах были. Да и какой смысл им сначала выкрадать Рвача, а потом, убитого или искалеченного, возвращать обратно?