Виктор Душнев - Потомок Святогора

— Как и тяжела доля русского народа! — выпив мёда крепкого и закусив основательно, заговорил Святослав Иванович. — Вот уж скоро полвека, как Русь под пятою татарскою, а мы, природные князья русские, плоть от плоти Рюрикова племени, у ханов в услужении. Да хорошо, если попадётся баскак христианской веры, как наш Содном. Не так страшен и язычник мунгальский. А коль басурманина-магометанина пришлют? Уж он-то из нас все потроха вытрясет!

На короткое время в светлице тишина воцарилась. Жуть какая-то...

— Тяжко, князья, тяжко, — подхватил Мстислав Михайлович Карачевский. — Меж собой передрались-перерезались. Вот мой родный брат Роман Брянский, царствие ему небесное, — перекрестился, — всю жизнь не давал мне покою. Всё ему мало было, всё старался отхватить от мово княжества. И дети по его стопам пошли, особенно Святослав Романович, племянничек родненький, докучает. Так щиплет княжество, что моготы больше нету. Как разбойник на мои земли является. Людей убивает, угоняет к себе, холопами делает.

— Да, видать, князь Роман и его детушки, — поддержал Александр, — забыли заповедь отца своего, Михаила Черниговского, о почтении к братьям.

— Забыли, — кивнул Мстислав Михайлович. — Ведь не понимал князь Роман, не понимают и дети его, которые передрались сейчас за Брянское княжество, что, поднимая меч на братьев, они тем самым становятся помощниками татар, проклятых убийц Михаила Всеволодовича Черниговского. Ой, никогда не забуду, как батюшку да его боярина Фёдора мучили! Я тогда был ещё отроком, с батюшкой в Орду прибыл. Не стал он кланяться их бесовским кустам поганым, проходить меж костров дымящих и на брюхе подползать к Батыге...

— Уж слишком гордо повёл себя твой батюшка, — промолвил князь Олег. — Все князья кланялись и жизни сохранили. Одному Великому князю Александру Ярославичу Невскому Батыга простил такую вольность.

— Негожие слова говоришь! — обиделся Мстислав Михайлович. — Не самодурство у моего батюшки и боярина Фёдора то было, а великая вера в Бога нашего Иисуса Христа и попытка защитить честь русского князя, нашу с вами поруганную честь. И не будем судить поступки отцов, тем более геройские. Единственная вина Михаила Всеволодовича Черниговского, что он в своё время тоже участвовал в усобицах, накликая на наши головы нечисть татарскую. Не в ладах был с князьями рязанскими да владимирскими. Тоже лез и на Великий Киевский стол, посидел с полгода, а потом выгнали его оттуда. Так и разоряли и ныне разоряем Русь православную.

«Из Киева твоего батюшку никто не выгонял, — не без ехидства подумал Олег Воргольский. — Сам сбежал, спасая шкуру от Батыевой рати. Воеводу Дмитрия оставил Киев защищать и умирать, а сам к сынку своему в Венгрию убежал...»

Пока Олег про себя злорадствовал, князь Мстислав умолк. То ли почувствовал недобрые мысли Олега, то ли по другой причине, но больше князь Карачевский не проронил ни слова. Все, кроме Олега, сидели понуря головы, и за столом воцарилась какая-то жуткая тишина, от которой князь Святослав даже вздрогнул. Он предложил налить в кубки вина заморского. Выпили, и разговор продолжился.

Святослав, видя смущение карачевского князя и что тот хочет ещё что-то сказать, но терзается сомнениями, обратился к нему:

— Говори, Мстислав Михайлович, говори!

Застенчивый гость оглядел сидящих за столом и вздохнул:

— Люди добрые! Кабы видели вы, как моего батюшку татары конями топтали. Раздели его и боярина Фёдора донага и давай лошадьми по ним ходить. Кони храпят, не слушаются, а татары наседают, наседают. Он кричит: «Погибаю за веру православную!» — а сам крестится усердно, спешит, пока руки целы, пока не перешибли, крестится...

Князь замолчал. В горле комок горечи застрял, слеза выступила. Он в смущении отвернулся, смахнул слезу и продолжил:

— Кровь полилась из разбитой головы Михаила Всеволодовича, по бороде да на сыру землю-матушку.

Я тогда остолбенел от ужаса. Хотел кинуться на заступу к батюшке. Помню, что-то кричал, но не знаю что — в голове всё перемутилось, перевернулось. А потом утащил меня от греха подале боярин Самсон... Но после всё-таки мне и моему брату Роману пришлось ползать на брюхе перед проклятым Батыгой. Но эти униженья и пролитые слёзы не спасли наш родовой Чернигов от разорения. Разделили, раздробили некогда великое и могущественное княжество. Мне Карачев достался, Роману — Брянск, а Симеон стал князем Новосильским.

— А что ж, старшему ничего не досталось? — удивился Александр. — У вас же был ещё старший брат, Ростислав.

— Да он не пожелал жить на Руси, — пожал плечами Мстислав Михайлович. — Женился на дочери венгерского короля Белы Анне и остался при дворе тестя. Хитро поступил: свою шкуру спас, но родины лишился.

— Он разумно поступил, — заступился за изгоя князь Олег. — Мне не подвернулось такое счастье, а то жил бы сейчас в Мадьярии припеваючи.

Князь Святослав недовольно посмотрел на родственника, но заговорил о другом:

— Да, все мы одного, черниговского, корня: и карачевские князья, и брянские, и новосильские, и липецкие, и воргольско-рыльские, и рязанские, и муромские, и пронские. У всех у нас один пращур, Великий князь Святослав Ярославич Киевский и Черниговский. Олег Святославич когда-то с Владимиром Мономахом вёл борьбу за свою черниговскую вотчину, а мы между собой, черниговскими наследниками, никак землю не поделим.

— Да хоть бы сейчас, под татарами, не хорохорились и успокоились, — поддержал брата князь Александр. — А то ведь что творится вокруг! И не только меж черниговскими наследниками, Ольговичами, но и Мономаховичами идёт борьба, ещё кровопролитней нашей. Вон посмотрите, какую сыновья Великого князя Владимирского и Киевского Александра Ярославина Невского Дмитрий Переславский и Андрей Городецкий меж собой тяжбу затеяли. Всё спорят, кто из них Великим князем должен стать, а Русь от их спора кровью умывается!

— Дмитрий — князь слабый, — заметил Олег. — А коль ты слаб, то передай стол более сильному. Тем более Андрею Городецкому ярлык ханом даден.

— А по мне, прав Дмитрий Александрович, — перебил Олега Александр Иванович. — Он старший князь, он и должен княжить. А то ведь из-за этого у нас и идёт резня. Есть лествичное право [48] Лествичное право — закон о княжеском престолонаследии в Древней Руси. : от старшего брата к младшему, от отца к старшему сыну и так далее. Так и должно быть, безо всякой отсебятины, — выразительным жестом руки заключил свою речь князь Александр Иванович.

— Эх, ребятушки-князюшки! — повысил голос Святослав Липецкий. — Хватит о грустном грустить, давайте веселиться, песни петь. Эй, Семён Андреевич, зови скоморохов да гусляров!

— Пост ведь, отец родной, Святослав Иваныч, — напомнил боярин. — Не надо бы скоморохов. Если гусляров одних?