Мик Зандис - Ливонская ловушка [litres]

– Эй, мастер, у вас все в порядке? Мы можем продолжать? – подал голос ремесленник, все еще не выпуская из рук молота, и Курт с досадой замахал на него руками:

– Ждите, пока я не подойду. Не видите, я разговариваю с благородным господином!

– О, уже и ма-а-а-стер, – протянул Иоганн, вплотную приближаясь к Курту. – Пока я дни напролет готовлю свою плоть к священной битве с язычниками, ты, определенный мне в оруженосцы, зарабатываешь капитал и уже называешь себя мастером.

– Я не называю. Это они так говорят. И его преосвященство сам поручил мне участвовать в строительстве стены, это не менее богоугодное дело.

Курт отступил на шаг, и Иоганн вновь сократил расстояние.

– Это мне известно. Вчера я беседовал с его преосвященством. Он спрашивал мое мнение о тебе. Завтра мы собираемся встретиться вновь.

– Вновь? С самим…

– С самим епископом? Так ты не знал? Да, мы иногда встречаемся, чтобы поболтать о том о сем. Его преосвященство высоко ценит мое мнение.

– Но вы же не скажете ему, что я…

– Я еще не знаю, что скажу. – Иоганн слегка подтолкнул Курта в живот, и за пазухой мастерового что-то звякнуло. – Это будет зависеть от моего настроения. Понимаешь меня? Прямо сейчас оно у меня совсем поганое. Я случайно забрел в эту клоаку, где твои люди чуть не убили меня бревном, а перед тем воришка срезал у меня с пояса мешочек со всеми моими деньгами. Как ты думаешь, приятно остаться без денег в моем положении?

– А разве они у вас…

– Что?

– Извините, это я так, с языка сорвалось. Что приятного – остаться без денег. Вы не заметили, как выглядел воришка?

– Я даже не успел его разглядеть. А ведь я собирался зайти и заплатить обещанное там, где меня уже ждут. Знаешь, что означает слово благородного человека?

– Нет, не знаю. То есть я хотел сказать, – еще раз отступил на шаг Курт и запустил руку себе за пазуху, – что, может быть, я смогу вам помочь… сдержать слово. У меня тоже, совершенно случайно, скопилась некоторая сумма, которую я собирался пожертвовать церкви. Давайте я сразу передам ее господину… то есть на богоугодное дело.

К вечеру небо над моремподернулось серой пеленой. Заходящее солнце расплылось по горизонту кроваво-красной полосой. Раскаленный за день песок быстро остывал. Старик Эгил с трудом поднялся с насиженного места и, тяжело переставляя ноги, поплелся в сторону своего покосившегося дома. Даже в самые жаркие дни Эгил не снимал толстую шерстяную тунику, но и она не могла сберечь быстро выветривающееся тепло прожитых лет. Сейчас к привычному ознобу добавилась ломота в костях. Словно невидимый враг выворачивал руки и ноги.

– Плохой знак подает Мать моря, – сказал он первой же встреченной им женщине, и недобрая весть мгновенно разнеслась по Мергере. Прибывающие воины, которым не нашлось места в домах деревни, спешно разбивали шатры, укрепляли их дополнительными колышками. Жители деревни закрывали окна заслонками, загоняли в хлев домашних животных. Вскоре небо затянуло тяжелыми тучами, по крышам ударили первые крупные капли дождя. Богини сердились. В небе засверкали молнии, грозно отозвался раскатами грома Перконс. Мощным вихрем поддержала его Мать ветра. Посланные Матерью моря волны бились о берег, наполняя деревню неутихающим гулом.

Два дня бушевала буря. Все это время семья Лембита оставалась в доме Уго. Лембит ночевал на лежаке, на котором раньше спала Мата. Укладываясь, он долго ворочался, прежде чем заснуть, рассохшееся дерево скрипело, и Уго в полудреме представлялось, что это вернулась покойная жена и подает ему знак, призывая к себе. Может быть, для того, чтобы поведать о своем выборе. Привезенную из Куолки Еву, как соседку напротив, Мата видела каждый день и ни разу не сказала о ней плохого слова. Не то чтобы они с женой вообще обсуждали соседей. У каждого хватало своих дел, и короткие разговоры больше сводились к тому, что от него требуется, чтобы дети были сыты и здоровы, забор на скотном дворе стоял прямо, а двери не скрипели. Беседами это было назвать трудно. Мата говорила, что нужно сделать, а он молча вставал и шел делать сам или призывал на помощь сыновей. Наверное, так же просто и естественно вошла бы в его жизнь и Ева, и до похода в Ире ему по ночам все чаще и чаще представлялось это как наяву. Как могло получиться, что он начисто забыл о ней, обсуждая с новым вождем ливов свадьбу с его сестрой? Что сказала бы на это Мата?

Лежак под Лембитом опять тяжело скрипнул, и Уго попытался представить, что на этом месте лежит Лея. Он уже сейчас побаивался ее острого язычка. Она спала в комнате с его дочерьми. Велло разместился в комнате с сыновьями. Дождь на старшего сына действовал усыпляюще, и большую часть времени он проводил в постели, а скучающий Велло расхаживал по дому, заглядывал поболтать к Лее, но больше вертелся около старшего брата. Мужчины подолгу обсуждали план похода и предстоящей битвы, женщины готовили еду, занимались хозяйством. Ловкая и быстрая на язык Лея сразу сдружилась с детьми Уго, но его самого старательно избегала.

Сон не шел. Поднявшись с постели, Уго вышел в прихожую и распахнул наружную дверь. В доме было жарко, но и снаружи, несмотря на обильный дождь, тянуло теплом. Он вытянул руку из-под навеса над крыльцом, и небесная вода заструилась по разгоряченной коже. В детстве они с Имаутсом и еще несколькими деревенскими приятелями, большинства из которых уже нет в живых, любили, сражаясь с воображаемыми врагами и неизменно их одолевая, носиться под потоками воды голышом, чтобы не получать от родителей подзатыльники за мокрую одежду. Кажется, это были самые счастливые моменты его жизни. Не сдержавшись, он скинул тунику и, широко раскинув руки, шагнул под мощные струи. В небе полыхнула молния, озарив призрачным светом его дом и дом напротив, у окна которого, быть может, в этот момент застыла Ева, и тянущиеся к небу деревья, и весь мир вокруг, словно сама Мать ночи решила вдруг получше осмотреть свое хозяйство. Представив на миг все это, Уго громко, вторя отдаленному раскату грома, захохотал.

– Эй, – услышал он за своей спиной и, обернувшись, увидел вышедшего на крыльцо Лембита. – Это что у тебя такое, ритуал, о котором я не знаю?

– Нет, это…

– Я тоже хочу в нем участвовать.

– Это не ритуал. Нет.

Все еще широко улыбаясь, Уго отрицательно потряс головой и вновь захохотал, когда Лембит, тоже скинув тунику, шагнул под дождь.

– Здорово! В доме слишком душно, не заснуть. Ты часто это делаешь? Что это значит? Я никогда не слышал о таком ритуале.

– Это не ритуал, – повторил Уго.

– Ну хорошо. Тогда…

– Я любил делать это в детстве. С другими пацанами. Мы кидали друг в друга комки грязи.