Вячеслав Софронов - Сибирские сказания

Собрался Сафи-бек, даже жене ничего не сказал, лошадку запряг и поехал. Долго он в лесу тропинку искал, что к избушке колдуна ведет, место глухое, незнакомое, за каждым деревом волк ли, медведь ли чудится. Наконец выбрался на нужную тропку, отыскал избушку. Подъезжает, а колдун на крыльце стоит, из-под мохнатых бровей на него зорко смотрит.

– Здорово, Сафи-бек, – его приветствует, – рассказывай, с чем приехал, зачем мой покой потревожил.

В дом зашли, и Сафи-бек все как есть ему рассказал, выложил. Колдун слушал, не перебивал, а потом берет с окна книгу толстую-претолстую и принялся ее листать, искать нужное место. Нашел, пальцем по строчкам поводил, губами шевелит, а потом и спрашивает:

– Есть ли у вас в селе девочка, что с малолетства в колыбели-зыбке лежит и сама на ноги ни разу не вставала? Что ты о том знаешь?

– Как не знать, – Сафи-бек ему, – есть такая. Отец ее раньше на меня работал, с обозами ходил, да как несчастье случилось, обворовали их в городе Казани, приказчик мой повесился, то и я торговлю бросил, и человек тот без заработка остался. А дочь его в одно время с моим сыном Умаром родилась.

– Тогда все и сходится, – колдун книгу закрыл, головой кивнул, – тот самый человек, у которого дочь много лет в зыбке лежит, не выросла ничуть, грех большой совершил. Он и украл твои деньги, да только злые силы, что его на то надоумили, взамен дочь его забрали, заколдовали, счастья лишили. Но только это дело поправимое. Коль выполнишь все, как тебе накажу, то и дочь его от колдовских чар очистится, и пропавшие деньги себе обратно вернешь. Слушай, что делать надобно, – и все Сафи-беку рассказал, научил, как поступить.

Как вернулся тот обратно домой, то велел жене взять из хлева соломы, набить ее в старую одежду, смолой обмазать и во дворе к шесту привязать. Жена у него понятливая была, послушалась, все, что муж велел выполнила. Кликнул тогда Сафи-бек сына и девушку, из бани приведенную. Дождался, когда вышли они во двор, чучело, смолой обмазанное, поджег и велел ходить вокруг, заговор повторять, которому его колдун научил. Как только семь кругов вокруг того чучела сделали, то девушка вдруг как вскрикнет, ойкнет и удивленно так вокруг глядит:

– Где я? – спрашивает. – Кто вы такие?

– Ну вот, – Сафи-бек обрадовался, – видать, все и вспомнила. Теперь пошли к родителям твоим.

– К родителям? – Все удивились. – Да откуда ты их знаешь?

– Потом расскажу, – Сафи-бек отмахнулся.

Вот пришли они к дому работника, что когда-то с его обозами ходил, чья дочь ровесница их сыну Умару, постучались. Те вышли к ним хмурые, в дом не зовут, поскольку несчастье у них который год поселилось и никуда не уходит.

– Дозвольте мне к вам в дом зайти, на дочь вашу взглянуть. – Сафи-бек их просит любезно, с поклоном низким.

– Зачем смеяться над нами, – те отвечают, – не время для шуток. Дочь наша неведомой болезнью больна, достопочтенный Сафи-бек, а потому никто к нам не ходит, да и мы к себе людей не зовем.

– Если хотите, чтоб дочь ваша выздоровела, поправилась, то разрешите войти. – Сафи-бек на своем стоит.

– Ладно, заходите, – согласились те.

Сафи-бек с собой кусок от чучела принес, смолой обмазанного, что во дворе жгли. Подошел к кроватке, поджог смолу и вдруг ребеночек из зыбки как выскочит, завизжит, заверещит, кинулась к окну, наружу выскочила и бросилась к лесу бежать.

– Вот ваша настоящая дочь, – Сафи-бек взял за руку девушку, что Умар из бани привел, показывает на нее родителям.

Те на нее глядят и поверить не могут, что такая красавица – их дочь родная. Мать ее без чувств упала, едва в себя привели, а отец крышку подполья открыл, вниз спустился и обратно вернулся, в руках старый кошель держит. Положил к ногам Сафи-бека, на колени упал, руки к тому тянет:

– Прости меня, почтеннейший, великий грех на мне лежит много лет. То я у твоего приказчика деньги украл, нечистый меня попутал, польстился на богатство. Только не на пользу они мне пошли, едва дочери не лишился. Да Аллах милостив, вернул нам ее. Тут все деньги в целости лежат, ничего не потратил, совесть вконец замучила.

– Забудем, что было, – Сафи-бек отвечает, – и на мне вина лежит, что не расплатился с вами в тот раз. А теперь, видишь, как вышло – сын мой Умар дочь твою полюбил, в жены взять хочет. Что скажешь?

– Совет им да любовь, пусть живут и наших ошибок не повторяют.

Через неделю и свадьбу сыграли Умар и Сихерле, как ту девушку все звать стали, что значит – заколдованная. И жили они долгие годы душа в душу без ссор, без попреков, нажили богатство немалое и детей полный дом нарожали. Давно то было, да народ помнит и нам рассказывает, как любовь людей другими делает, к праведной жизни подводит. На то она и любовь, коль на ней до сих пор мир стоит-держится.

Старики сказывали, что раньше люди не в пример нам, нынешним, сильней во много раз были. Один человек мог реку запрудить, а надо, так и вспять ее поворотить; а захочет, разбежится и с одного берега на другой перемахнет. Коль дома огниво забудет, по дереву дубиной брякнет так, что оно пополам переломится, хруст по всему лесу пойдет, до его деревни мигом долетит-донесется, а младший брат услышит, встрепенется, огниво схватит, как кинет на звук и точнехонько под ноги старшему брату его добросит.

Случится, что в доме еды не станет совсем, тогда самого меньшого в поле пошлют, он по перелескам пробежит-промчится и на бегу, без остановки зайцев наловит, сколь в горсть зацепить сможет, и бегом обратно домой, а там и жаркое готово, садись к столу, навались, пока другие не опередили.

На охоту с собой ни ножа, ни топора не брали, а лишь бычий пузырь один. Как медведя встретят, тот пузырь ему к носу приставят, да как жахнут кулаком. Пузырь-то лопнет, медведь от испугу и глохнет, тут бери его хоть голыми руками, вяжи да в деревню тащи. А ежели захотят силой друг с дружкой помериться, то каждый по березе столетней из земли с корнем вырвет, схлестнутся, вдарят комлями, и чья березина выдюжит, тот и победил.

Жили в те стародавние времена люди в наших краях до ста лет, а кто и поболе. Когда уж совсем невмоготу становилось век вековать, то находили в лесу ягоду особую, и кто ее проглотит, не разжевывая, тот засыпал на полста лет, пока срок не придет на небо в последний путь отправляться. И кони тем древним людям под стать были: без передышки могли сто верст одолеть, на любую гору с ходу запрыгнуть-заскочить. И сено, корм не надо им было на зиму заготовлять, ставить, они сами снег копытами разрывали, пропитание себе добывали.

Вот в те давние-стародавние времена жил в нашем селении богатырь один по имени Юлташ-бай. Имел он силу недюжую, непомерную. Никто не решался ему перечить, поперек слово сказать, потому как ежели осердится он, из себя выйдет, то обидчика того мог на вершину дальней горы закинуть или на остров посреди реки, чтоб тот, значит, перед ним не мельтешил, не мешал, злых дум в голове не держал. Дом он себе выстроил из вековых лесин такой, что протопить его целый воз дров требовался. И все-то у него в хозяйстве было, в достатке жил, скотину держал, рыбу, зверя добывал. Казалось бы, чего еще желать?