Владимир Москалев - Мудрый король

И он побежал.

– Воистину святы слова твои, сын мой, ибо сказаны Богом своим апостолам в одной из Его проповедей, – возвел перед собой крест брат Герен.

– Благодарю тебя, Филипп! – пробормотал растроганный Гарт.

– Не вздумайте только впутывать меня в это дело, – сказал на это юный король. – Не хватало еще, чтобы это я отправил вас расправиться с легатом.

– Не принимай нас за слабоумных, сын мой, это грешно, – проговорил Герен.

– А потом, после этого… – Гарт запнулся, не зная, как продолжить. – В Тулузе мой сын, Филипп. Я должен привезти его оттуда, он будет жить со мной. Мы вырастим из него славного рыцаря! Я расскажу ему, как погибла его мать и передам ее последние слова, обращенные к нему.

– Путь неблизкий, – вздохнул Филипп, – к тому же небезопасный. Ну да делать нечего. Положа руку на сердце, Гарт, на твоем месте я сделал бы то же. Только как же ты станешь искать? Тулуза большая.

– Я найду его, – твердо сказал Гарт, – ведь это мой сын. Сердце подскажет мне дорогу.

– Что ж, пусть так. Но без денег я вас не отпущу.

Филипп пошел к тамплиерам и через некоторое время вернулся с мешком золотых и серебряных монет.

– Давай их сюда, – протянул руку Герен. – Под рясой монаха такому сокровищу будет надежнее.

В это время показался отряд всадников, выезжающих с моста Менял. Вел их Бильжо. Напомнив, что двор на днях перебирается в Компьень, Филипп завел беседу с тамплиерами, а конный отряд тем временем помчался в сторону Венсенского леса по дороге, ведущей в Мелен, оттуда в Труа.

Берегом Сены они добрались до Труа. Там узнали, что легат Октавиан с охраной покинул город три дня назад. Направление – юго-восток.

– Торопиться им некуда, – решил Гарт, – стало быть, они сейчас не дальше Лангрской епархии. Там мы их и найдем. Такой отряд не может остаться незамеченным.

– К тому же едва ли легат проедет мимо Лангра, не заглянув к епископу, – рассудительно промолвил Герен. – Спросим жителей, они подскажут нам.

– Как бы там ни было, ему от нас не уйти, – прибавил Бильжо. – Мы найдем его даже на землях Барбароссы – не так уж много дорог вокруг. А пока… – Он указал рукой на правый берег Сены, где была выжжена трава. – Вот это место, Гарт. Отсюда сказала Бьянка свои последние слова сыну Раймону. Бедняжка, вряд ли он что понял бы, даже если бы стоял рядом, ведь ему сейчас…

– Почти три года, – произнес Гарт и замер, тупо уставившись туда, где всего несколько дней тому назад горели в огне живые люди. Горела его Бьянка…

– Она так и не отреклась, – сказал Герен. – Удивительный народ эти катары. Какую силу веры в свои убеждения надо иметь, чтобы во имя этого дать сжечь себя заживо. Сколько уж таких костров запалило папство по всей земле…

– А вот я бы отрекся, – хмыкнул Бильжо. – По мне хоть та вера, хоть эта – все едино. Бог ведь один и тот же. Так чего ради мне должны поджаривать пятки? Была ли Мария святой или обыкновенной женщиной – мне-то что за дело? Да пусть Иисус выполз хоть из чрева сатаны – плевать я хотел на это. Быть бы сыту да чтобы денежки в кармане водились, остальное – забота попов. Да простит Бог мою душу грешную, – перекрестился он.

– Браво, Бильжо, хорошо сказано! – одобрил Герен. – Но у каждого свои убеждения. Если бы все думали, как ты, наверно, мир был бы чище. Однако люди думать не хотят, за них это делает Церковь.

– А теперь в путь, друзья мои, – молвил Гарт, садясь на коня. – Святое и справедливое дело предстоит нам совершить. Только тогда успокоится душа, когда свершится акт возмездия над ехидной, пьющей людскую кровь.

И они помчались на Клерво, а оттуда – на земли Лангрского епископа.

В Лангре Октавиана не оказалось; жители сообщили, что легат покинул их город совсем недавно, взяв направление на Безансон. Друзья снова отправились в путь и через час увидели впереди небольшой вооруженный отряд, подъезжавший к реке Соне во владениях графа Бургундского.

Рутьеры сразу оживились, лезвия мечей вмиг вылетели из ножен. Это была их работа, другой она не знали и, натянув шлемы и выставив щиты, бросились на охранников Октавиана. Те не без удивления увидели, что на них собираются напасть, и закричали, что это посольство от самого папы, но рутьеров было не остановить. Они не вложили бы мечи в ножны, даже услышав, что впереди ангелы во главе с Гавриилом или посланцы самого дьявола. Они летели вперед, чтобы убивать и брать добычу, ничего другого для них просто не существовало, и они бросились бы в сечу по приказу своего атамана невзирая на то, христиане перед ними или сарацины.

Охранники Октавиана ощетинились копьями. Но здесь не турнир, и всадник без копья, но со щитом и мечом имеет несомненное преимущество. Слишком поздно поняли это папские воины. Один из них летел на Гарта, рассчитывая поразить его одним ударом, но Гарт ловко отвел острие копья щитом и на всем скаку рубанул всадника наискось. Кольчуга не выдержала, рассыпались кольца; лезвие меча развалило тело, словно то был всего лишь кусок сыра. Всадник свалился с седла, Гарт помчался дальше… но рубить больше было некого. Рутьеры уложили всех до единого, и теперь, спешившись, ловили коней и шарили по карманам убитых, заодно раздевая их и забирая себе все, что могло пригодиться. Такие были времена, и таков был закон войны. Так не брезговали поступать даже рыцари из благородных семейств.

Все было кончено в одно мгновение. Оставалось самое главное – Октавиан. Бледный, дрожа от страха, он безумными глазами глядел на поле битвы и вопил, выставив впереди себя распятие:

– Безбожники! Нечестивцы! Как смели вы напасть на посланника самого папы римского, наместника Господа на земле!

К нему подошел Андре де Бланфор, приставил острие меча к горлу:

– А ну, святоша, выворачивай карманы, да поживее! Посмотрим, что у тебя там.

Октавиан выпучил глаза, замахал распятием:

– Проклинаю! Отлучаю от Церкви! Анафеме предаю всех вас как вероотступников, пособников дьявола!

Бильжо подошел, вырвал у него из рук распятие и наотмашь ударил им легата по лицу. У того из носа показалась струйка крови. Его тут же раздели почти донага, а чтобы не сотрясал воздух проклятиями, заткнули тряпкой рот.

Герен выбрал дерево – сухое, нетолстое, как раз то, что надо. Схватил легата, подвел к этому дереву, поставил спиной. Тотчас сзади его руки опутали крепкой веревкой. Потом кинулись собирать дрова. Их много было тут: засохшие и упавшие стволы деревьев, кустарник, разбросанные повсюду ветки, сучья. Все это принесли и сложили у ног Октавиана – аккуратно, как положено. И тут только он догадался, какая участь его ждет. Заметался, завертел головой, мычать начал, глаза не успевали перебегать с одного лица на другое. Они кричали, умоляли, просили о пощаде…