Хуан Франсиско Феррандис - Барселона. Проклятая земля

– Куда они поехали? – спросил он монаха.

– Держи путь на Жирону. Дрого намерен встретиться там с епископом Барселонским. Тот наемник, что увез Ротель, будет где-то неподалеку. А если он еще не нагнал Дрого, ты сможешь застать его врасплох. Но будь осторожен.

– Проститесь за меня с братом Ремигием.

– Он сейчас отвлекает всю прочую братию какой-то долгой томительной историей. Им лучше тебя не видеть.

Изембард взял плащ, который принес ему Адальдус, и тенью растворился на узкой тропе. Голова его болела после удара. Через несколько лиг он заметил двух монахов настоятеля Сикста, возвращающихся по дороге, и спрятался за толстый дуб. Юноша догадался, что платой за его сестру была великолепная серебряная чаша с жемчужинами, которой путники любовались при свете луны.

Изембард в бешенстве схватил с земли большой камень, но в последний момент удержался от броска. В ночной тишине шум драки будет слышен далеко, и похититель Ротель может насторожиться. Если Изембард собирается использовать свой шанс, он должен застать наемника врасплох.

Когда монахи растаяли в темноте, Изембард двинулся дальше и вскоре различил впереди очертания всадника. Ротель в своем меховом плаще брела за ним, привязанная к седлу веревкой. Девушка почувствовала, что брат близко, и обернулась. Она взглядом попросила его подождать, но Изембард с яростным криком бросил свой камень, угодив в круглый шлем солдата. Оглушенный всадник покачнулся в седле. Изембард рванулся к нему и ткнул ножом в бедро. Парню было страшно, но он сумел перерезать веревку и освободил руки сестры. Солдат, опомнившись после внезапного нападения, спрыгнул с коня и одним ударом повалил Изембарда наземь. Нож выпал из руки юноши, а пинок под ребра оставил его без воздуха.

– Пощадите его, это мой брат! – взмолилась Ротель.

Наемник Дрого еще раз ударил Изембарда, тот откатился по тропе.

– Храбрый ты парень, – прошипел солдат. Прихрамывая, он подошел к лежащему и снял с пояса топорик. – Но твоя сестра не может пропадать почем зря в этом жалком монастыре.

Изембард отползал, превозмогая боль. Встать с земли он не мог – только поднял руку, безотчетным движением прикрывая голову. Он надеялся, что Ротель воспользуется мгновением свободы и убежит в лес.

В этот момент солдат издал страшный булькающий звук, топор выпал из его руки. Он смотрел вперед невидящим взглядом, а из его разорванного горла ручьем текла кровь. Наконец солдат рухнул на землю, и позади него Изембард увидел Ротель. Она сжимала оброненный братом нож и дышала часто-часто. Изембард обнял сестру; в ее глазах он заметил недобрый блеск. Хрупкая девушка пятнадцати лет от роду без колебаний подкралась к солдату сзади и перерезала ему глотку.

– Они приезжали за мной! – быстро заговорила Ротель. Она едва не извинялась, видя, как ошарашен ее брат. – Настоятель меня продал!

С тех пор как солдат поймал ее у ручья, девушка пребывала в состоянии ужаса – безмерного, доселе неведомого. Ее никогда не страшило одиночество пустошей, возможность заблудиться или лесные опасности, но в тот вечер Ротель призналась, что ее главный страх – оказаться беззащитной во власти другого человека. И этот ужас заставил ее действовать инстинктивно и смертоносно. Девушка посмотрела на свои окровавленные руки и затряслась.

– Дрого расплатился за тебя церковной чашей, сестрица. – Сердце его прыгало в груди. Не считая боли в боку, и он, и она остались невредимы, а Ротель снова была свободна. Но юношу мучил еще один вопрос. – Они над тобой надругались?

– Нет, этот человек просто вез меня к Дрого, – ответила девушка и постаралась улыбнуться, чтобы успокоить брата. – Он сказал, что мы едем в замок Тенес.

– Замок нашего отца? – У Изембарда кольнуло в груди. После стольких лет прошлое напомнило о себе в эту злополучную ночь.

Ротель кивнула. Девушка постепенно приходила в себя, однако и брат, и сестра все еще странствовали по морю сомнений. Оба понимали: их жизнь никогда не станет прежней.

– Замок теперь принадлежит Дрого. Я думаю, он знает о нашем происхождении. – Ротель посмотрела на брата своими глубокими ясными глазами. – Что нам делать?

– Вернуться в Санта-Афру мы не можем. И в деревне на нас тоже донесут. – В голове у юноши прозвучали слова Адальдуса: «Помни: ты сын Изембарда из Тенеса». Под ногами у них лежало бездвижное тело солдата. Если Изембард хочет защитить сестру, он больше не должен думать как серв. – Ротель, люди Дрого станут искать нас в окрестностях монастыря. В Жироне много народу, там на нас не обратят внимания. Дрого не ожидает, что мы направимся в большой город. У меня есть несколько серебряных оболов. Мы могли бы уйти вместе с караваном каких-нибудь купцов.

Ротель встревожилась. Они никогда не покидали монастыря. Они даже не умели пользоваться деньгами и уж тем более – торговаться с купцами.

– Что с нами будет?

Изембард обнял сестру. Ему было так же страшно, как во время их детского побега из Тенеса. Господь снова подвергал его испытанию, и он не должен был поддаваться слабости.

– Мы рождены от земли, и однажды мы уже победили смерть. Я сумею тебя защитить, Ротель.

Она хорошо знала своего брата. Да, он отважен, но сейчас обстоятельства сильнее его. И все-таки она ему доверяла.

Рожденные от земли спрятали тело солдата под ворохом листьев, шуганули его лошадь и пошли прочь. Их жизнь в Санта-Афре кончилась, они не оглянулись назад. Изембард и Ротель уходили молча, не зная, остались ли самые черные тени за спиной или поджидают их впереди.

Город проснулся в молчании, под густым туманом, который поднимался от реки Оньяр до самого верха крепких стен. Первые торговцы занимали места под церковным крыльцом. Хотя им было приказано дождаться окончания мессы, они хотели начать торговлю прежде, чем колоны нового епископа Фродоина отправятся в Барселону. Местные наперебой расхваливали дорожные плащи и другое снаряжение для путешествия; плотники проверяли тележные колеса и оси. Зима будет суровой. Дожди уже успели потрепать караван по дороге из Нарбонны, а дальше будет только хуже. Участки древней римской дороги с выщербленными плитами и перепадами высоты еще оставались проходимыми, но на грунтовых отрезках накопилось столько грязи, что запросто можно было лишиться колеса.

Под мрачными сводами церкви дым кадильниц затмевал сияние свечей, зато более переносимым становился исходивший от путешественников запах пота и мокрой кожи. Месса закончилась, и Элиас, новый епископ Жиронский, беседовал с викарием и другими церковниками – все они были в преклонных летах, – поглядывая на юного Фродоина, который продолжал молиться, стоя на коленях перед распятием.