Казимир Валишевский - Павел I

Среди этих побед одно неосторожное слово нового любимца, хваставшегося своими успехами даже среди православного духовенства, чуть было, однако, не погубило его самого и его орден. Отступив на шаг и сделав угрожающий взмах своей палкой, Павел ответил:

– Если у вас есть такие замыслы, то знайте, что для вас и вашей братии не найдется достаточно негостеприимного угла во всей Сибири! Вон его! вон его!

Утром перед катастрофой 11/23 марта патер Грубер, говорят, ожидал еще своей очереди приема у дверей кабинета государя. Резкая выходка, о которой говорилось несколько выше, маловероятна; но, несомненно то, что, не отступая ни в чем от самого строгого православия и твердо решившись не допускать на этой почве никаких уступок, Павел своим заигрыванием с католическим миром вообще и с иезуитским орденом в частности старался найти только противореволюционное средство, – в чем опять бессознательно подражал своей матери.

В области административной его преобразовательные попытки проявились сначала в новом разделении губерний, устройство которых по плану, принятому Екатериной в 1775 году, только что было закончено. Предназначенная к тому, чтобы ответить на экономические нужды, эта переделка с виду несравненно больше походила на желание уничтожить работу императрицы в той ее части, которой великая государыня гордилась больше всего, на которую смотрела как на плод своего личного труда. Она не вполне была права, гордясь ей, так как, в особенности с точки зрения разграничения административных единиц, это являлось работой довольно плохо выполненной, что и теперь еще в достаточной мере неприятно отзывается на России. Занявшись чисто механическим выкраиванием, нисколько не заботясь об интересах этнографических и каких-либо иных, Павел думал лишь о том, как бы получить от трех до четырех сот тысяч жителей в каждой губернии. Но, сократив число последних с пятидесяти на сорок одну, Павел не улучшил дела, а в других отношениях сделал даже гораздо хуже. Из сорока одной новой губернии тридцать должны были подчиняться общим законам, а остальные управляться «на особых по правам и привилегиям их основаниях». Это значило вернуться, и очень неосторожно, к разрешению одного очень древнего спора. Около двадцати лет назад, в момент созыва Законодательной комиссии, лифляндские депутаты представили требования в этом смысле, но получили от Екатерины такой ответ:

– Я не Лифляндская императрица!

Избыток либерализма, обнаруженный в данном случае Павлом, так мало подходивший к общему характеру его политики, не снискал ему благодарности даже тех, кто мог извлечь из него пользу. Раз он не хотел ничего отдавать, как сказал Костюшке, из территориального наследства, увеличенного разделом Полыни, то стойкость в системе уже начатого административного объединения была необходима преемнику Екатерины по очень серьезным соображениям. Проведенное с необходимой осторожностью, оно бы ослабило, если б не совершенно предупредило, конфликт между стремлением отдельных частей государства восстановить самоуправление и попытками к централизации, жертвы которого стали смотреть на уравнение в правах как на благодеяние. Прочно и хорошо организованное, но ограниченное более крупными штрихами, это объединение, привязывая к центру достаточно прочными узами различных украинцев, стремившихся к обособленности, дало бы больше свободы национальной и исторической индивидуальности. Но в своем стремлении все изменить Павел жертвовал даже ключом позиций, завоеванных Россией на юго-западе у ее вековой соперницы. Отделив Киевскую область от трех малороссийских губерний, в которые еще царь Алексей Михайлович считал необходимым ее включить, и, присоединив ее к Брацлавской провинции, он приблизил его к очагу польских влияний, сильно там распространенных, которые с тех пор не переставали оспаривать у русской гегемонии древний политический и религиозный центр империи.

Карта Санкт-Петербургской губернии из «Атласа Российской империи 1800 года». Павел I изменил административно-территориальную структуру империи, укрупнив отдельные административные единицы (территории), а в некоторых даже восстановив старые, «доекатерининские» границы. При этом он стремился объединять губернии, населённые, по его представлениям, одним народом и имеющие сходную социальную структуру

С другой стороны, в распоряжениях об упразднении Олонецкой губернии, разделенной между Новгородской и Архангельской, и прибавлении небольшими участками к соседним губерниям округов Колыванского и Саратовского не было указано мотивов этих решений и трудно было их угадать. Только переименование Екатеринославской губернии, которая отныне должна была называться Новороссийской, объясняется легко. Оно не служит к чести преобразователя.

Несколько второстепенных частностей в этом административном разрушении лучше объясняются потребностью упрощения. Таково уничтожение наместничества впоследствии вновь восстановленных под другим названием (генерал-губернаторств), которые еще и теперь вызывают серьезно обоснованную критику. Таково также применение этой меры к «Хозяйственным управлениям», которые, за неимением точно установленных прав, неловко вмешивались в другие ведомства.

В то же время низведение некоторых уездных городов на степень простых посадов носило в этой сумятице характер просто каприза… Другие изменения названий городов, основанных и окрещенных фаворитом Потемкиным, соответствовавшие отмене всех постановлений, как гражданского, так и военного характера, введенных в южных губерниях, были только злой выходкой. Севастополь утратил, таким образом, на несколько лет то название, под которым он должен был впоследствии прославиться.

Наученный опытом, полученным в Гатчине, и руководимый своим стремлением к патриархальной роли, Павел питал в области экономических интересов своей страны самые лучшие намерения. Он слишком интересовался одеждой своих подданных и претендовал на чересчур свободное вмешательство в их образ жизни, но он не всегда так бесполезно терял свое время. Подтверждая или развивая меры, принимавшиеся со времени Петра Великого, он направил целую серию указов к учреждению или переустройству запасных хлебных магазинов для голодных годов. Исполнение, к несчастью, не соответствовало намерениям. Крестьяне, принужденные нести в эти склады часть собранного хлеба, не были вообще уверены, что в случае нужды найдут там зерно, отданное на сбережение. В обязательстве, прибавленном к их прочим повинностям, они видели только лишний налог и были не вполне неправы. Губернаторы, уездные начальники и само государство действительно черпали вволю из составленных таким образом запасов, кто для того, чтобы, продавая дешевле, препятствовать случайному вздорожанию товаров, кто даже для того, чтобы получить незаконную выгоду. И когда в 1810 году в обширной Архангельской губернии случился страшный голод, магазины оказались пустыми.