Максим Дуленцов - Диамат [Роман]

Проехали встречающий гостей Соликамска огромный террикон калийного рудника, торговую площадь с Троицким собором, Воскресенской церковью и — в низине у речки Усолки — Крестовоздвиженской, которую без купола почти не видно было.

Далее была Чердынь, старинный город, без видимых изменений, как законсервированный, переживший столетия — с множеством церквей, смотрящихся в быструю Колву и стесняющихся своей бескрестовой наготы перед великаном Полюдом, издали посверкивающим лысыми камнями вершины, с тюремной больницей, из чьего окна прыгал поэт, которым гордится страна, его сгубившая, а читала только малая часть ее населения. А вот и Ныроб, стыдливо прикрывший колючку и вышки зоны чудом сохранившимся забором давно снесенной часовни над ямой боярина Романова, как и многие, принявшего здесь смерть в неволе. Но ничего этого Витя и Леха не знали. Леха спал, а Витя вообще головой не крутил, шея затекла от долгого сидения за рулем, глаза устали: как-никак пятьсот километров вел машину один.

В Ныробе растолкал Леху, они подивились на ограду колонии, поплевали через левое плечо по старинной русской традиции, спросили дорогу. Кое-как, плутая по лесным грунтовкам, выехали к крутому берегу реки.

— Колва. Вон там, на другом берегу, деревня, так нам туда, — указал Витя. Но моста через реку не было. Освежив в памяти карту, он предложил надуть лодку и на веслах проплыть вверх, а там потихоньку, зайдя в устье Вишерки, и до озера дочапать, но Леха покачал головой:

— Зря мы лодку взяли. Против такого течения нам не выгрести. — Леха бросил в воду щепку, та, подхваченная потоком, быстро понеслась вниз. — У тебя план «Б» есть?

Плана «Б» у Вити не было. Если только переплыть реку и пешком по берегу. Наступила минута уныния, которая грозила перейти в пьянку, потому что Леха уже откупорил бутылку водки и хлебнул, закусив сосиской. Отвлек их от этого местный житель, уверенно пересекающий реку на лодке странной конструкции, длинной и узкой, умело орудуя шестом. Подъехав к берегу, он сплюнул и спросил:

— Куревом не богаты?

Леха протянул сигареты. Абориген степенно выкурил одну, вторую засунул за ухо. Указал на початую бутылку водки:

— Чо это, есть еще?

Витя пожал плечами, не понимая темы и ожидая агрессии со стороны незнакомца, но Леха молча протянул тому бутылку. Небритый кадык аборигена заходил вверх-вниз, жидкости в бутылке поубавилось.

— Так чо, это, вы чо тут? — задал мужик еще один непонятный вопрос, с сожалением возвращая водку Лехе.

— Нам на озеро надо, — задумчиво произнес Леха без надежды на понимание, просто так, риторически.

— Так чо, это, давай подвезу. Чо, на рыбалку? Короче, три бутылки и бензин, так чо, поехали?

Абориген произнес свою тираду так быстро, что Витя сначала не понял смысла и только через какое-то время осознал, как им повезло. Леха достал три бутылки водки, которые перекочевали в бездонные карманы аборигена, тот прыгнул в лодку, оттолкнувшись от берега.

— Щас, мотор прицеплю, канистры привезу. Чо, с «сапога» бензин сольем, нет? Шлангу тож привезу, щас, мужики, я мигом.

Лодка быстро удалялась от берега.

— Водку, гад, взял, не приедет, обманет, — простонал Витя, но Леха, закурив, отрицательно помотал головой:

— Приедет, не дрейфь.

И он не ошибся. Абориген не только вернулся с установленным на высоком транце древним мотором, но и сам слил с «сапога» бензин, причмокивая губами, когда засасывал его в грязный шланг, помог перетащить вещи и даже погрузил бесполезную резиновую лодку, сказав, что на озере пригодится. Удивленно спросил, где же рыбацкие снасти, но тут же, увидев чехол дробовика, понятливо кивнул: мол, сам ружьишком балуюсь, браконьерю. Назвался он челдоном Валерой: челдон — это, по его словам, «человек с Дона», а он, мол, потомок лихих казаков Ермака.

К вечеру, с трудом преодолевая мощное течение Колвы, лодчонка, тарахтя мотором и огибая красивые скалы, которые челдон Валера называл камнями, зашла в устье Вишерки. Мотор сломался через полчаса. Валера матюгнулся, пару раз попробовал завести, но быстро темнело, и он, взяв топор, ушел в лес за дровами. Леха уже был пьян, а Витя сидел в темноте, вздрагивая от каждого шороха. Казалось, из подступившего близко к воде страшного черного леса вот-вот выйдет медведь и задерет, а из воды выползут якобы несуществующие, но такие сейчас реальные кикиморы, уволокут в холодные струи и защекочут там до смерти. Но вместо медведя притащился Валера с бревном на плече, сказав:

— Ты, ептыть, иди туда, там я сушину завалил, притащи ее.

Витя осторожно пошагал в указанном направлении. Медведи окружали его, стараясь зайти сзади, он чувствовал их затылком. Кое-как найдя сушину, подхватил ее под мышку и потащил, сучья щелкали ломаясь, медведи, вроде, разбежались от шума. Челдон уже развел огонь, который весело перебегал с сука на сук, подлизывая толстые чурбаки, грея безмятежно спящего Леху и разгоняя образы страшных медведей за спиной.

— Ага, бросай тут, ночи в июне холодные нонеча, все сгорит. Ептыть, ты чай бушь или чо, водку? Так лучше всего водка с чаем. Давай-ка черпни воды в котелок, — Валера передал Вите закопченную посудину.

Витя зашел в темную воду, черпнул, принес. Вскоре вода зашипела на стенках котелка, потом зашумела и наконец, забурлила.

— Ну вот, давай, будем, — Валера заглотнул из горла водки и с удовольствием потянул горячущий настой трав. Витя сделал то же самое. Водка обожгла горло, чай обжег язык, но все это разлилось благостью внутри, стало спокойно и радостно. Он откинулся на спину, открыл глаза, и в расширенные зрачки волной вкатилось северное небо, усыпанное звездами, без Млечного пути, который в этих широтах, да еще в июне, редко увидишь.

Наутро, проснувшись и удивившись, что так и отрубились без палатки и спальников прямо у костра, попили чай, согретый челдоном, который уже копался в моторе.

— Ох, ешкин кот, свеча посыпалась. Ну, ничо, щас мы ее, — бормотал Валера, что-то закручивая и откручивая. Потом обмотал веревкой маховик, дернул, мотор чихнул и застрекотал — сначала одиночным кашлем, потом все быстрее и быстрее. — Ну вот, ептыть, а вы сдрейфили. Сидай, поскакали!

Вишерка петляла, как пьяный заяц. Повороты следовали один за другим — казалось, им нет конца. Где-то через несколько часов такой езды неожиданно впереди из-за крутого берега показались следы человеческого бытия: ржавый трактор, остов баржи, торчащий посреди реки, который Валера с лихостью обогнул, серые полуразрушенные домики, лодки у берега.

— Чусовской, — пояснил Валера. — Оттуда уж почти все уехали, немного осталось. Кто браконьерит, кто рыбу сеткой берет, тем и живут. Человек пять точно осталось. Раньше-то тут огромный поселок был. Я по малолетству с батей сюда за продуктами ездил летом. Тут продукты были баские, не то что у нас в Вижаихе. Тогда военные еще стояли, бомбу каку-то взрывали. Но давно, я еще угланом был, батя рассказывал. Потом зона была, лес валили, а щас все сдохло.