Николай Пахомов - Первый генералиссимус России [Proza.ry]

Вылазок самих турок в этом направлении не предвиделось. Поэтому такой опасности для русских войск не было. Не появились в степи и кубанцы с черными черкесами — союзники турок с предгорий Кавказа.

Сложность же заключалась в том, как удержать струги на месте. А еще, как по шаткому настилу, шириной в три аршина, быстро переправить полки под стены крепости. С первой трудностью надеялись справиться с помощью якорей. Течение реки в этом месте не было стремительным, и по паре тяжелых якорей с лодки должны были удержать ее на месте.

Что же касательно второй трудности, то теплилась надежда завершить дело осадой. Ну, а если… То полагались на милость Господа да на удачу. И, конечно же, на помощь флотилии.

— Думаю, что с поставленной задачей твои полки справятся, — продолжил Шеин напутствовать Головина. — И переправу наведут, и переправятся без потерь, и шанцы напротив града возведут, и пушки с мортирами на них возведут, и от кубанцев, ежели те появятся, оборониться сумеют. Так что действуй, Автомон Михайлович! Да связь держи постоянно, чтобы все в нужный момент единым кулаком били, а не в разброд.

7 июня, после общего молебна, русские войска одновременно двинулись к Азову, беря его в замкнутое кольцо. К вечеру русские полки, строго соблюдая определенную для них диспозицию, находились на расстоянии полета пушечного ядра. Теперь же стоило закрепиться и, использую полуразрушенную систему прошлогодних шанцев и апрошей, подступить к стенам крепости.

Не стоял на месте и Автомон Головин. Ему, как и Гордону, не очень-то нравилось быть в подчинении Шеина. Да что поделаешь, коли так решено самим государем. Переправившись через Дон, он тут же приказал возвести две насыпные горы, на которых установил 12 пушек и 17 мортир.

Чтобы усилить полки Головина, Шеин направил к нему три стрелецких полка Александра Шарфа, только что подошедшие водным путем. Им предписывалось развернуться фронтом в сторону степи и не подпускать к осадным полкам черных черкесов, ногайцев и прочих кавказских союзников турок.

— Подпускайте их лавы на пушечно-ружейный выстрел — и бейте нещадно, — напутствовал Алексей Семенович Александра Шарфа. — Они этого страсть как не любят. По собственному опыту знаю. Подпускайте — и бейте! Картечь не жалейте.

13 июня турки попытались пушечным огнем отогнать русские команды, медленно, но неуклонно, словно кроты земляные, продвигавшиеся апрошами и шанцами к стенам крепости. Пороху сожгли немало — стен не стало видно за пороховой гарью — однако ущерба не причинили. Ядра и бомбы вражеские в большинстве своем до русских позиций не долетали. А те, что долетели, лиши в землю у фашин зарылись. Только жаром, как из пекла, и пахнули. Ни один воин не пострадал. Это радовало, ибо русские пушки оказались дальнобойнее, а их огонь действеннее. И Алексей Семенович тотчас в срочной депеше государю на «Принципиум» все как есть отписал.

В ответ на депешу от государя для Шеина поступило письменное сообщение о новых победах русской флотилии. «Милостию божиею, — писал «капитан Петр Алексеев», как всегда своим торопливым, едва читаемым почерком, с частыми кляксами по тексту, — вновь турецких людей на море побили и 45 фуркатов их со всем имуществом тамошним взяли. А еще взяли один боевой корабль со всеми припасами. И пороху много взяли. А другой корабль взять не дался. Пришлось потопить со всем припасом. Вновь казаки-молодцы в том деле старались. За службу пришлось весь трофей им отдать. Так три дня дуванили».

Петр Алексеевич не писал, что к прежнему турецкому флоту подошел новый в составе 23 судов. Об этом по команде ертуальные казачки сообщали. А еще они сообщали, что, несмотря на свою численность, турецкий флот, как только завидит движение русских кораблей, тотчас поднимает паруса — да и тикать в море.

«Слава Богу, — крестился Шеин, — хоть и мала наша флотилия, да помощь-то от нее вон какая! Только лишь бы государь на рожон не лез. Уж слишком горяч! Да и быть везде первым норовит. Пуля же, дура, не разбирает, где простой смерд или холоп боярский, а где сам царь…»

Неизвестно, знал ли, догадывался ли Алексей Семенович, что государя просили поберечься его сестры, особенно Наталья Алексеевна. Ее Петр привечал более остальных. Зато известной стала шуточная отписка царя, в которой он сообщал Наталье Алексеевне: «К ядрам и пушкам близко не хожу, зато они сами ко мне летят. Прикажи, сестра им, чтобы не ходили». Тут, по-видимому, Меншиков постарался.

К 16 июня с помощью шанцев и апрошей, земляных валов и раскатов русские войска настолько близко со всех сторон подошли к Азову, что Шеин принял решение о начале общей бомбардировки города и крепости.

Крепость, как уже отмечалось, включала в себя три линии обороны. Первая — это наружный земляной вал, правильным четырехугольником охватывавший город. Перед валом был ров, а на вершине вала — крепкий бревенчатый палисад. Вторая, средняя, линия обороны представляла собой каменную стену, также охватывающую город с четырех сторон. Протяженность этой стены была около 600 саженей, высота стены со стороны степи была не менее 3 саженей, а со стороны реки — не менее 2 саженей; ширина верхней части достигала 3 саженей. Стену опоясывал ров глубиной до 2 и шириной до 4 саженей. Для пущей прочности ров был выложен камнем. На этой стене по всему ее периметру было 11 каменных башен и с дюжину бастионов. В башнях и бастионах, по подсчету Шеина, находилось не менее 350–400 пушек. Третьей же линией обороны являлся каменный замок, возвышавшийся своими башенками и остроконечным шпилем над всем городом. В замке также предполагалось нахождение нескольких десятков пушек. А еще у северного рукава Дона, так называемого Мертвого Донца, стоял каменный форт Лютик, на вооружении которого было не менее четырех-пяти десятков пушек. И гарнизон не менее двух сотен человек.

Вот эту-то твердыню, правда, уже со всех сторон крепко окруженную, предстояло измотать бомбардировками и взять штурмом.

«Ничего, возьмем, — возможно, в сотый раз вглядываясь в чертеж крепости, — мысленно говорил сам себе главный воевода Алексей Семенович Шеин. — Глаза боятся, а руки дело делают. Вон уже сколько насыпных раскатов изготовлено и под пушки, и под мортиры. Да еще каких раскатов — повыше каменных стен будут. Главное, действовать не спешно, а дружно. И пока, слава Богу, сие удается. Генералы Петр Гордон и Автомон Головин, конечно, морщатся, фыркают — не нравится им быть под моим началом — но ничего, из узды не выходят, действуют слаженно».

Если что и печалило главного воеводу, так это то, что государь до сих пор не написал официального рескрипта о его чине генералиссимуса. Но в этой печали Алесей Семенович даже себе не хотел признаваться, а не то чтобы ею с кем-то делиться. «Честь ни в чинах и званиях, — успокаивал он себя, — а делах славных да правильных, богоугодных».