Анна Алматинская - Гнёт. Книга вторая. В битве великой

Переодевшись в дарованное за усердную службу старьё, Касым направился в коровник, где Дильбар сидела на ворохе сена, укачивая, как маленького Ильгара.

Это была первая за год встреча мужа и жены. Много было переговорено, много пролито слёз. Касым рассказал, как всё лето он кормился горными куропатками, попадавшимися в расставленные силки, а хлеба они с Ильгаром почти не видели. Иногда только приносил немного лепёшек мерген Ирмат да Машраб присылал раза два по мешочку муки.

— Если бы не они, пропали бы мы с мальчиком, — закончил печально Касым.

— А как же с теми продуктами для пастухов? В прошлом году ты увёз кое-что… Тебе должны были четыре раза в год давать. Так пастухи получают.

— Э, неразумная! Конечно, получают, но сколько у них споров с Норбаем. Разве я могу так? Аллах наказывает за грехи… Приходил я однажды, просил Норбая, а он так раскричался, да и нагайкой грозил… Нет уж, избави меня бог… Пойдём, Ильгар, в михманхану угощаться. Бек разрешил по случаю праздника.

Дильбар сидела, заливаясь слезами. Ей было жаль мужа, но участь мальчика ещё больше тревожила её.

Вернулся Ильгар с красным яблоком в руках. Он был весел и счастлив.

— Это мне буви [34] Буви — бабушка. дала! Нргкому, только мне. Да вот она идёт!

К коровнику шла пышно разодетая Турсинташ-биби, за ней с подойником в руке следовала доярка.

— Что, Дильбар, у тебя все коровы приготовлены? Э, да ты плачешь! С чего это? Сын у тебя красавчик, приветливый, пришёл мать навестить, а ты в слёзы…

Дильбар повалилась хозяйке в ноги:

— Ой, несчастная моя голова! Один сын отрёкся от матери, а другой, мой ягнёночек, умрёт… пропала я, пропала…

— О чём ты? Что болтаешь? — начала сердиться хозяйка.

— О-ёй, госпожа моя великая! Да ведь за весь год только один раз выдали продукты моему Касыму. Пастухом он… А попросит, его Норбай гонит, грозится…

— Как же это так?

— Робкий Касым. Боится пожаловаться. Вот и обижают его.

— Да как же смеет Норбай нарушать порядки, заведённые беком? А ну, девка, — обратилась она к доярке, — сбегай, позови его сюда да пригласи Сатреддин-бая. Он должен за порядком следить.

— Ой, госпожа добрая, да сохранит вас аллах, только боюсь я, убьёт Норбай моего Касыма.

— Глупости говоришь! Вот я проучу этого негодяя. А ты собери мальчугану сластей да побольше пирожков положи…

Она погладила Ильгара по щеке и обратилась к подошедшему и склонившемуся в поклоне дворецкому:

— Что узнаю я, почтенный! Как это случилось, что в доме бека не выполняются его распоряжения?

Дворецкий в недоумении моргал глазами. Сложив руки на животе, снова поклонился и потупил голову: он всем своим видом олицетворял смирение и растерянность.

В это время подошёл Норбай.

Для старшего нукера страшнее всего на свете был гнев бека. Но и управительницы он тоже побаивался. Знал: умеет она воспламенять злобу Дотхо. Уж очень ядовитый был язык и необузданно властный характер у госпожи правительницы.

— Что прикажете, госпожа? Норбай своей головы — не пожалеет, — раболепно произнёс нукер, в поклоне перегнув пополам своё длинное тело.

— Ах ты, негодяй этакий! — биби, ловко ударяя тростью по его широкой спине. — Как это ты осмелился нарушить приказ великого бека, да благословит его аллах! — Палка снова опустилась на спину провинившегося.

У Норбая по телу проползли мурашки. Подумал: "Не иначе, как этот сын праха, Касым, пожаловался".

Он забормотал:

— Милостивая госпожа, для меня слова его великолепия, нашего господина, всегда являются законом…

— А почему ты, дохлая собака, не выдаёшь пастуху Касыму заработанное им пропитание? Или крадёшь запаси, негодный пёс? Мало тебе пищи во дворце? Жадная крыса… Смотри, мальчик худой, одни кости.

У Норбая отлегло от сердца. Ну, теперь-то он выкрутится. Всплеснув руками, воскликнул:

— О козлёночек, цветочек наш! Ах, нерадивый отец у тебя. Никогда не приходит за своими припасами.

Турсинташ-биби погрозила ему тростью.

— Не притворяйся! В табуны часто посылают людей, мог бы отослать человеку его хлеб. Смотри, если ещё раз сделаешь такое, бек из твоей спины ремни вырежет. А вы, почтенный Сатреддин-бай, проследите, чтобы этот шакал не присваивал того, что плохо лежит.

— Слушаюсь, госпожа. Будьте спокойны. Трудно за всем углядеть в большом хозяйстве.

Мужчины низко поклонились и, пятясь, скрылись за калиткой, ведшей на мужскую половину.

Взволнованная Дильбар обняла ноги своей госпожи.

— Пусть аллах пошлёт вам долгие счастливые годы. Моя жизнь в ваших руках.

Турсинташ оглядела Дильбар и, удовлетворённо усмехнувшись, проговорила:

— Вот и хорошо. Твой муж и сын будут сыты. Мальчику я отдам одежду Халила, ему сшили новую. Но помни: всё, что я прикажу, — выполняй беспрекословно.

Растроганная Дильбар воскликнула:

— Пусть я буду прахом, если ослушаюсь вас, великая госпожа! Пусть жестокие язвы покроют моё тело, если я огорчу вас! Всё, всё сделаю!..

Бедная Дильбар не подозревала в эту минуту, что язвы в самом деле покроют её тело, но не за нерадивость, а именно за послушание госпоже.

— Ну, ладно. Собирай сына в дорогу, им ещё длинный путь предстоит. Как подоят коров, приходи ко мне, я дам ребёнку тёплую одежду.

Она ещё потрепала по щеке Ильгара и пошла к себе.

Счастливая Дильбар набила большую сумку пищей и сладостями, она расцеловала мальчика, усадила его на сено, а сама пошла к управительнице.

— Так вот, Дильбар. Смотри, этот тёплый халат и эта шубка немного поношены, но совсем крепкие. Они как раз будут Ильгару по росту.

— Ой, да какие же богатые вещи! — лепетала счастливая мать, прижимая к груди засаленную одежду. — Да пошлёт вам бог долгую жизнь.

— Теперь смотри: эта новая ситцевая рубаха и штаны для тебя, женщина.

Дильбар не верила своим глазам. За целый год она не получала никаких подарков, не слышала ничего, кроме брани, угроз и попрёков. Она опустилась на колени и залилась слезами счастья, бормоча молитвы и призывая благодать на голову хозяйки. А та вкрадчиво заговорила:

— Поди снаряди сына, а когда проводишь его, займись собой. Вымойся хорошенько, одень всё новое и угощайся с женщинами, пока я не позову тебя.

Последние слова встревожили Дильбар, но ей не хотелось в такую радостную минуту думать о плохом.

Касым затолкал в мешок выданные ему припасы, взвалил их на спину своего терпеливого ослика, попрощался с женой и, забрав Ильгара, тронулся в путь.

…Поздно вечером Дильбар легла спать в углу комнаты, где жили работницы.

После полуночи её разбудила горбатая старуха.

— Вставай, несчастная, Турсинташ-биби зовёт.

Дильбар с готовностью вскочила, оправила смятое платье, покрыла голову кисеёй и быстро пошла на призыв. Старуха, вздохнув, грустным взглядом проводила её.