Анна Алматинская - Гнёт. Книга вторая. В битве великой

Сеид Назарбай выезжал в гости со своей свитой: двумя джигитами и тремя музыкантами.

Попивая сладкий мусаллас, пристав спросил муллу:

— А почему, почтенный, жёны мусульманина никогда не показываются гостям?

— О хаким [41] Хаким — начальник. , как можно! Нарушить завет пророка — значит оскорбить его… Таково повеление аллаха.

— Я слышал, что раньше женщины ходили открытыми и жёны пророка тоже. Магомет приказал носить покрывала женщинам после того, как его младшая молодая жена Айша согрешила с погонщиком верблюдов.

Пристав захихикал, и жирный живот его затрясся. Мулла заткнул пальцами уши.

— Уважаемый начальник! Пощадите. Мне нельзя слушать такие греховные речи.

Пристав перевёл захмелевшие глаза на своего приятеля.

— Ну, а тебе, Ходжа, жена не изменяет?

Сеид Назарбай изумлённо поднял брови:

— Зачем сказали такое, хаким? Мусульманская женщина боится мужа и почитает его.

— Чёрт возьми, хороший порядок! — пробормотал пристав. — Ну, а всё-таки жену бьёшь?

— Какой мусульманин не бьёт? Без этого нельзя.

— А если не за что бить?

— Как не за что? Женщина всегда виновата, а если не виновата, то каждую минуту может провиниться.

— Вот психология! Вот обычаи! Замечательно… Как бы мне перейти в мусульманство?

Мулла обрадованно потирал руки.

— Наша религия охраняет правоверного. В коране стих 62, глава 4 сказано: "Верующие, повинуйтесь богу, повинуйтесь посланнику его и тем из вас, которые имеют власть". Иншаллах! [42] Иншаллах — дай-то, господи! .

Волостной рассудительно заметил:

— Святой отец, за совращение православного начальство вас упрячет в тюрьму и сошлёт в Сибирь. Что-то запаздывает ваш плов, — добавил он и сделал знак музыкантам.

Моментально запел звонкоголосый най — свирель, зазвенели струны дутара и зарокотала дойра — бубен. Звуки были задорные, мятежные…

Но Сеид Назарбай оставался задумчивым. Слова пристава об измене жены крепко запали в душу. Неумный этот урус, а знает многое Где-то вычитал об измене Айши пророку… Может быть, моя Тамиля тоже где-нибудь в углу сада милуется с каким-нибудь молодцом? Эта мысль обожгла. Он скрипнул зубами.

Подали жирный плов из молодой баранины. Ароматный пар защекотал ноздри, возбуждая аппетит.

Обильный ужин и десяток пиал мусалласа сморили пристава. После нескольких чашек чая он отвалился на подушки и захрапел. Хозяин заботливо прикрыл его лёгким халатом. А волостной, поручив пристава музыкантам, позвал джигитов:

— Седлать, живо!

Была глухая ночь, когда волостной очутился перед запертыми воротами. Он не стал стучать, как обычно.

— Слушай ты, — ткнул он черенком камчи джигита, — лезь через забор и тихо открой калитку.

Парень встал на седло и ловко перемахнул на другую сторону. Через минуту волостной был во дворе. Бесшумно прошёл в калитку, ведущую в сад.

Но едва вышел из кустов, как почувствовал сильный удар палки по спине и услышал голос старика караульщика:

— Кто?

Волостной оттолкнул сторожа и в два прыжка очутился на айване. Толкнул раму окна, сорвал её с лёгкого шпингалета и впрыгнул в комнату.

Как буря, ворвался Сеид Назар в комнату своей третьей жены. Слабый огонёк ночника освещал спавшую у стены молодую женщину. Чёрные косы разметались вокруг разрумяненного сном лица Тамили. Она дышала ровно, полуоткрыв полные красные губы. Обожгла мысль: разомлела после объятий любовника.

Не помня себя, подскочил к спящей и пнул её сапогом.

Дикий крик огласил ичкари. А муж уже молотил кулаками испуганную женщину, таскал её за косы, сатанея от бешенства.

— Опомнись, Ходжа! Где благочестие твоих отцов? — раздался гневный голос.

Сеид Назарбай очнулся. Перед ним с лампой в руке стояла мать. Платок, покрывавший голову, спустился на плечи, волосы поблёскивали серебром, глаза метали гневные искры.

Он бросился вон из комнаты.

Мутный рассвет постепенно яснел за окном. Кое-где слышалось чириканье воробьёв. Чуть слышно проворковала горлинка и смолкла.

Сеид Назарбай сидел в своей комнате, облокотясь на подушку, тянул едкий дымок кальяна.

Дверь открылась, вошла мать. Лицо бледное, глаза печальные.

— Ходжа! — Она всегда называла его так, когда была недовольна сыном.

Он смотрел вопросительно. Мать повторила:

— Ходжа… Ты всегда был несправедлив и жесток к Тамиле, этому кроткому существу. За что ты терзал её сегодня?

— Вай, госпожа, вы же знаете: женщину надо бить, чтобы она помнила власть мужа…

— Вины за ней никакой не было…

— Потому и не было, что бил.

— Почему не избивал других жён?

— Дашь тумака, а потом целый день визг, крик, слёзы, жалобы.

— А Тамиля была послушна и покорна… Увял цветок нашего дома, Тамиля умирает…

— Как умирает? — Он вскочил.

— Как умирает женщина, преждевременно рожающая…

— Как?! Когда она должна была родить?

— Через три месяца у тебя мог быть сын…

— Но почему она не сказала мне?

— Разве стыдливая женщина говорит такое мужчине, хотя бы и мужу? Она так радовалась ребёнку…

— Нет, она не умрёт!.. Я привезу врача…

Он кинулся во двор. Там конюх поил лошадей.

— Запрягать пролётку! Живо! — крикнул Сеид Назарбай и побежал в комнату жены.

У стены на окровавленных одеялах лежала Тямиля. Лицо представляло сплошной синяк, голова была перевязана, глаза закрыты.

Она ли это? Прекрасная, юная, что год назад стала его женой? Где же кроткий взгляд красивых глаз? Где ласковая улыбка?

В углах рта застыла сгустком кровь. Нет, нет… она не умрёт. Она ещё будет ласкать своего господина… Станет ещё раз матерью… У него много денег, он спасёт Тамилю.

Вошла мать. В руках она держала его шапку и новый чапан.

— Сними, твой чапан разорван. Надень этот.

Сеид Назарбай послушно стал стаскивать чапан и почувствовал, как болит спина.

"Проклятый старик. Если бы ударил по голове, мог убить…"

Точно прочтя его мысли, мать сказала:

— Хозяин не должен возвращаться домой, как вор.

Всю дорогу Сеид Назарбай погонял кучера.

Наконец-то! Вот он, знакомый переулок, длинный дом, высокое крыльцо. Он взбежал на него и судорожно крутнул металлическую крышечку звонка.

Дверь открыл человек с растрёпанной рыжеватой бородкой, в накинутой на плечи тужурке с докторскими погонами.

Вглядываясь близорукими глазами в раннего гостя, спросил:

— Какая беда привела вас?

— Поистине, большая беда, господин доктор. У меня умирает жена. Я приехал за Марией Ивановной, за госпожой доктором. Не откажите…

— Как отказать, когда умирает человек? Заходите, посидите в кабинете, я разбужу её.

Он скоро вернулся, быстро достал из шкафа медицинскую сумку, проверил всё содержимое, что-то добавил ещё.