Оскар Хавкин - Дело Бутиных

Однако же проницательные глаза старика, вперившиеся в него, требовали не ухмылки, но словесного ответа.

— Именно эта сумма, высокоуважаемый Кирилл Григорьевич, именно она названа господином Бутиным в моем присутствии, и не округленно, а несколько превыше пяти!

— Значит, пришел к своему давнему компаньону, признался в тяжелом состоянии фирмы, назвал сумму невыплаченного кредита с точностью до рубля, и все? Повернулся и пошел?

— Ну нет, — с торжеством вскричал Хаминов, — пришлось господину Бутину все свои карты раскрыть: томичи требуют срочного возврата долга, грозят исковым судом, московские кредиторы тоже поднялись: кноповская компания, да господин Губкин, да серпуховский фабрикант Коншин…

— И об этом прослышал, — прервал его перечисление Марьин. — Томская моя контора не задерживается с сообщениями. Да, крепко прижало Михаила Дмитриевича, — произнес он не без сочувствия. — Все беды разом: прииск весь прошлый год без намыва, склады иркутским огнем спалило, доставленные из-за моря товары амурской водой подмочило. Кругом убытки! Да ведь Бог милостив, — он осенил широкую грудь медленным благостным крестом. — Не каждый же год бедствия такие! — Прищурив глаза так, что лишь острый карий зрачок виден, он точно бы про себя сказал: — Переживет, дай бог, Бутин сие, состояние позволяет.

— Какое там, Кирила Григорьевич! Нипочем не устоит! — едва скрывая злорадство, вскричал Хаминов. — Ежли весь должок сразу вытянем, то крышка! Останется ему от восьми миллионов один-другой. Был Бутин да сплыл!

— Не понимаю вашего восторга, Иван Степаныч, — медленно заговорил Марьин. — Как же так, вы все последние годы с фирмой в партнерах. С одной торговли обоюдной немалый барыш имели. И домами близки. То вы в бутинском дворце гостите, то они у вас на Тихвинской! А вы с таким пылом Бутина из фигуры да в пешки! Не по-христиански получается, Иван Степаныч, не по-божески…

— Не по-божески? Кирила Григорьевич, сколь лет мы с вами чай из Кяхты возили, вы хоть раз меня попрекнули? А как мне быть, ежели мои кровные семьсот тыщ на погибель брошены! Это будет по-христиански, ежли Бутин меня разорит!

Он так возвысил голос, что Марьин, разжав руки, погрозил тонким прямым пальцем в сторону магазинной двери: известно, что самые лучшие и преданные приказчики не прочь подслушать, что там творится у хозяев.

— Так ведь и мои деньги вложены в бутинские предприятия, — невозмутимо ответил Марьин. — Тоже кровные.

— Вот видите, — чуть не привскочил со стула Хаминов. — Вот видите, каков! Всех нас по миру пустит!

Он мысленно похвалил себя, что не к Юдину, не к Базанову, не к Писареву пошли. Что бы Марьин ни говорил, в духе Евангелия, а он не таков, чтобы свой капитал да на ветер! «Бог накажет!» — ведь сказал, и Гуляева заклятое слово настигло, и он хлоп в полынью, был Гуляев — и не стало Гуляева!

— Иван Степанович! С чем хоть пришел к вам многоуважаемый Михаил Дмитриевич? Что предложил? На что решился? Слух прошел, что отсрочку у вас просил?

Ага! Ухо у Иркутска купецкого бо-ольшое, как у сохатого!

— Хоть бы у меня одного, Кирила Григорьич! Ото всех отсрочка надобна, от всех отбиться разом, вона какая стратегия! — Хаминов покосился на магазинную дверку и, со стулом склонившись к Марьину, свистящим, как северный хиус, шепотом, произнес: — Администрацию надумал! Хитрую администрацию! Чтоб в ней нужные ему люди, с именем, с капиталом, открыть, значица, нам всем баланс — нате, глядите, любуйтесь! — и так, чтоб из текущих поступлений весь кредит покрыть, а машина его пусть себе работает на полный ход без останову! А как понять — в год ли, в пять, в десять годов с нами всеми рассчитается? Лишь бы кредиторов унять, обнадежить, да от своих капиталов, не дай бог, ломотка не отрезать!

— Иван Степаныч, вы бы поостыли маленько. Положительно не узнаю вас. Чем плох этот план? Да ведь учреждение администрации — благое дело. Не каждый капиталист идет на это, чтоб под чужое око все свое хозяйство выставить. Значит, уверен. А купцам чего бояться? У администрации полное обозрение хозяйства: где идет, где ползет, где густо, где пусто. И ваши деньги и мои получат твердую гарантию. Не горит же у нас земля под ногами. Не иркутский пожар!

— Кирила Григорьич! Богом молю, послушайте! — в голосе у Хаминова даже просительно-плачущие нотки. — Ежли б Бутин в администрацию себя не совал! Он же так метит, чтоб все конторы, все предприятия, все сношения фирмы в его руках пребывали!

Администрация ему как накидка от грозы! Сколь мудрости у вас, Кирила Григорьич, а ныне словно очи маревом занавесило!

Хаминов сам испугался своей смелости. Лучше б молодой стряпчий Стрекаловский речь держал. Юрист, книжник, слова бы ученые и доказательные привлек бы. А он сидит себе, будто его не касается, не его полета тысячи пропадают.

А Марьин меж тем чуть подраспахнул кафтан, отстегнул пуговку русской рубахи, но ни лицо его, ни голос не выражали обиды или досады на слова Хаминова.

— А какой прок отстранять господина Бутина от дела? Распорядитель в курсе всего хода работ на заводах, приисках, в конторах. Кто лучше его людей знает во всем хозяйстве? Тюху аль неуча на его место поставить, умника бездушного, так налаженное дело живо вкривь пойдет. Я Бутина знаю: он на своих приисках каждый шурф облазил, на заводах каждую гайку прощупал, каждого своего работника в лицо знает. При Бутине мы свои денежки беспременно воротим, а без него и долгов не получим и большое хозяйство порушим! Пусть администрация, пусть пригляд, пусть надзор строгий, а распорядитель тот же. Разумно и справедливо!

Хаминов в полном отчаянии взглянул на Стрекаловского: «Ну ж, Ванечка, за тобой слово, выручай!»

— Позвольте мне, Кирилл Григорьевич, — начал тот тихим, доверительным голосом. — Мое мнение не может равняться ни с вашим почтенным, ни с добрыми побуждениями Ивана Степановича. Помимо того я обязан учитывать интересы и той и другой стороны. По рекомендации господина Хаминова я перешел от него на службу к господину Бутину, что вызывает затруднительность для меня, двойственность чувств и действий в поисках истины…

— Да вы не ерзайте и не извивайтесь, молодой человек, вы же не на экзамене в университете и не в суде выступаете… — сказал добродушно, а глаза сверкнули. — Давайте напрямки — что вы двумя путями выяснили. Мнение-то у вас есть аль коза съела?!

Заметив на бородато-бровастом лице усталое нетерпение, Стрекаловский быстро произнес:

— Перехожу к сути. При всем моем преклонении перед моим патроном…

— Прежним или нынешним? — тихонько вставил Марьин.

— …перед деятельностью Михаила Дмитриевича Бутина, принесшего огромную пользу краю во всех сферах экономики и просвещения, надо при всем том признать с очевидностью: фирма Бутиных терпит банкротство. Банкротство, можно сказать, классического типа, весьма банального для нашей современной экономической жизни.