Тотырбек Джатиев - Пламя над Тереком

Кроме Тани и Веры на аэродром вернулись все. Наползал туман — этот самый страшный враг. В этих местах он бывает часто и не одну жизнь унес. Подруги на аэродроме уже сто дум передумали, отгоняя недобрые мысли.

А в это время Таня и Вера метались в воздухе. Их изрешеченный По-2 еле дышал, но продолжал вычерчивать хитрые сплетения змеек и горок… Наконец девушкам удалось вырваться из зоны обстрела. Огонь зениток остался позади. Но тут начал греться мотор, падала высота, вся кабина забрызгалась маслом. Ясно — пробит маслобак. Хватит ли высоты, чтобы перелететь через горы Терского хребта? Садиться нельзя, внизу фашисты. Таня, стиснув зубы, молчала. Казалось, прошла целая вечность… «Чего молчишь, Таня? — толкала ее в плечо Вера. — Дотянем, нечего раскисать!» — «Да, Верок, мы обманули смерть… И мы дотянем!..»

Они «дотянули»! Сквозь туман прошли через горы до Сунженской долины и посадили свой По-2. На нем насчитали десятки пробоин.

Когда мы сидели с Таней и говорили об этом бое, опа сокрушалась, что осталась «безлошадной» — на ее машине уже нельзя было летать. А я думал о ее любви, ее мужестве и отваге. Девушка из легенды! Их много в этом полку. И о каждой из них можно было писать поэму.

Кстати, о стихах. В полку поют песни на слова своих же полковых поэтесс. Поют про свою жизнь, про подвиги боевых подруг.

Вот строки о тех осенних днях, написанные Наташей Меклин:

Наташа очень точно выразила то, о чем думали ее боевые подруги. У всех жила несгибаемая вера: наши воины вырвут у врага отнятое счастье, омраченную радость, сохранят на земле солнце и свет.

Вспомнились строки «Поэмы о войне». Ее автор штурман, курносая девушка Ира Каширина. Стихи еще далеки от совершенства, но и в них заложены пафос и страсть советского человека:

Да, жарко было фрицам в зимнюю стужу под Москвой… Жарко захватчикам у стен Сталинграда… Жарко гитлеровцам в эти осенние туманы на Тереке у ледяных вершин Кавказа!.. Права Бершанская: еще жарче будет им позднее, когда начнутся долгожданные дни нашего наступления. И они, должно быть, не за горами. Все ждут этих дней, к ним готовятся в тяжелейших оборонительных боях…

Меня пригласил к себе в Вознесенскую комиссар корпуса Базилевский. Встретил он меня у порога своей хаты, пробитой снарядами. Шутя спросил:

— Фуражка цела, товарищ моряк?

— Не только фуражка, но и голова вроде бы на месте, — попытался я тоже отшутиться. — А вот ваша обитель, товарищ полковник, с дырками…

— Это когда было… При царе Горохе… Танки Клейста тогда к нам в штаб пожаловали… Спасибо твоим морячкам: дали непрошеным гостям по шапке, — ответил он и повел меня в дом, посадил рядом с собой за столик, а потом вытащил из-под железной кровати начатую бутылку коньяка. — Вижу, Булычев, ты окончательно «опехотился», а?

— Выходит, так, — ответил я. — По просьбе политотдела группы войск начальство приказало мне оставаться на этом участке до особого распоряжения.

— Ты не обижайся, Булычев… Лучше давай по стопке за дружбу, а? Коньяк мне и командиру подбросили соседи из грузинской дивизии. Правда, всего по бутылке… но от души — укреплять дружбу и братство…

— По одной маловато, — улыбнулся я. — Надо выпить еще за дружбу с азербайджанцами… армянами… С сибиряками…

— Это уж как положено, — Базилевский налил мне и себе по стопке.

— За дружбу, за победу! — сказал я, выпил и с грустью посмотрел на пустую рюмку. — Коньячок что надо!

— Я не особенный знаток… Говорят, что армянский «Арарат» лучше. — И он вытащил вторую бутылку, на дне которой влаги оставалось не более одной стопки.

— Дегустация так дегустация, — пошутил я.

— Я слышал, что на мировой выставке вин армянская «трехзвездочка» получила золотую медаль, а «пятизвездочка» — серебряную, — рассказывал Базилевский. — Спросили у винодела: почему так? Должно быть наоборот. «Не знаю, дорогой, — ответил винодел, — сами удивляемся — из одной бочки наливали…»

Комиссар рассмеялся и тут же переменил тему разговора.

— Говорят, Булычев, тебе наши соседки понравились… Вот Прилипко и приглашает тебя к себе, на беседу с офицерами и красноармейцами. Очень просил…

— Какие соседки? Какой Прилипко? — не понял я.

— Ну те, что из полка Бершаиской…, Смотри, уже запамятовал. Мне сообщили, что ты о них интересно рассказывал в бригаде Кудинова. А Прилипко — комиссар первого батальона десятой гвардейской бригады, у комбата Диордицы… Не слыхал о таком? Соседи Кудинова… А сам Диордица — интереснейшая личность, донбасский шахтер, повадками своими на Чапаева смахивает… Даже подражает ему… Неплохо, конечно. Молодой, горячий, смелости на десятерых хватает. Словом, воевать умеет, но… Я чуть было его в трибунал не отправил. Накануне моздокских боев. Было за что!.. В одном селе под Грозным, где его батальон стоял на отдыхе, у бойца пропал автомат. Само собой «чепе»! Диордица собрал всех жителей села и пригрозил: «Ежели через час, такие-сякие, на этом месте не будет положен украденный автомат, по закону военного времени собственноручно перестреляю! Каждого десятого уложу!..»

— Ну и как? Нашелся автомат?..

— Конечно! И не только этот — принесли еще несколько автоматов и винтовок… Но разве так можно обращаться с людьми?

— Разные бывают люди… Кто знает, с какой целью утащили…

— Диордице мы простили. Учли, что он отлично воевал под Москвой, в тылу врага бывал».. Сейчас его батальону предстоит выполнить очень серьезное задание. — Базилевский посмотрел на меня и добавил: — Так уважим просьбу Прилипко? Люди больно хорошие. Да и лирики немного не помешает…

— С удовольствием, — ответил я комиссару, и мы распрощались.

В батальоне Диордицы и Прилипко я действительно познакомился с очень интересными людьми. Это — разведчики, минеры, истребители танков… Я увидел там необыкновенную девушку — военфельдшера Анну Лахину. Бывают же в жизни такие встречи! Кругом рвутся снаряды, визжат мины, а она — юркая, хрупкая девчушка — распекает взрослого офицера. «Почему, — спрашивает она тоном генерала, — ваши бойцы Петров, Каркмасов, Чудинов и Алиев не имеют индивидуальных пакетов? Где их медальоны? Почему без касок на передовой? Кто позволил?… У таких и «чужие телу элементы» могут загнездиться. Понимать надо! «Чепе»! А ну следуйте за мной в блиндаж, уважаемый комвзвода. Я вас лично проверю на форму двадцать!» Я невольно пошел за ними и подслушал их разговор. Она почти кричала: «Снимайте гимнастерку… Ничего не знаю, снимайте! Так… А теперь нижнюю рубаху…» Такого я еще не встречал!