Гусейн Наджафов - Лодки уходят в шторм

— Беженцы мы, с того берега. От большевиков бежим, — заморгал рыжими ресницами Сурнин.

— А документы есть, что беженцы? — потребовал фельдфебель.

— Да кто ж нам даст такой документ?.. Вот хотим вступить в Добровольческую армию господина Деникина, послужить отечеству…

— Не господина, а его превосходительства, — поправил фельдфебель.

— Ну, конечно, конечно! Ваше благородие, сделайте милость, отбуксируйте нас в форт Александровский, — вопросил Сурнин.

— Туда нам не по пути. В Красноводск можем…

— Вот и хорошо! По такому случаю… — хихикнул Сурнин. — Тут лавка-то имеется?

— Туда нам как раз по пути, — оживился фельдфебель. — Ступай за мной!

В лавке Сурнин купил две бутылки водки и заплатил николаевскими деньгами. Фельдфебель насторожился: "А рыжий, кажись, из совдепии! Откуда у него эти деньги?"

— Ты вот что, ступай на лодку, я сейчас вернусь, разопьем, — засуетился фельдфебель и помчался докладывать офицеру, потом побежал в трактир за солдатами.

Когда они прибежали на берег, баркас "Красноводск" с беглецами с Ашур-Аде, тарахтя мотором, уходил от причала.

— Наши вещи!.. Винтовки… — в отчаянии бегали по берегу фельдфебель и солдаты.

Несколько дней спустя баркас "Красноводск" пришел в Астрахань. В тот же день Сурнин доложил Кирову о трагической судьбе Муганской Советской Республики, а Сергей Миронович об этом сообщил в Москву:

"3 сентября прибыли в Астрахань 22 товарища с Мугани, оставившие Мугань после того, как там пала Советская власть… Какова судьба остальных — неизвестно, но прибывшие рассказывают со слов рыбаков, что "Перебойня" дважды подходила к острову Челекен, обстреливала его и захватила муку и проч., а также угнала четыре больших лодки. Последнее говорит о том, что, очевидно, и остальные товарищи живы и только ищут способов передвижения…" [30] Киров С. М. Статьи, речи, документы, т. 1 (1912–1921 гг.). М., 19", с. 154–155.

Увы, когда Киров писал эти строки, многих из остальных муганцев уже не было в живых.

Охота за большевиками с Ашур-Аде продолжалась на персидском берегу. Тех, кого схватили уже после отплытия "Вана" в Эязели, поместили во временный лагерь, расположенный рядом с казармами казаков, поскольку в маленькой тюрьме Бендер-Гяза не хватало мест. Лагерь представлял собой большой загон, обнесенный колючей проволокой, в котором люди томились под открытым небом. Знойное солнце палило нещадно, от жажды пересыхало горло, трескались губы.

Время от времени пленных партиями в десять человек выводили в степь. Там их раздевали догола, приказывали бежать, а конные казаки настигали их и рубили шашками. Так белогвардейские офицеры натаскивали молодых солдат, обучали рубке на живых людях. По условиям "занятий" казаки должны были бить шашкой плашмя или тупой стороной лезвия. Даже от таких ударов многие падали замертво. Но казаки, разгоряченные азартом погони, рубили пленных от плеча, отсекали им головы. Никто из выведенных в степь не возвращался.

Во время одного такого "занятия" Бочарников из Привольного получил несколько сабельных ударов по голове и плечам. Его оттащили в канаву, в которую сваливали зарубленных. Ночью груда обезображенных тел зашевелилась, из-под них выбрался Бочарников. Придя в себя, он собрал остаток сил и отполз в лес — единственный пленный, чудом оставшийся в живых…

Каждую новую партию задержанных принимал сам полковник Филиппов. Он надеялся увидеть наконец среди них Коломийцева, но его снова и снова ждало разочарование.

— Где Коломийцев? Куда он ушел? В море? В лес? — настойчиво допытывался он.

Никто этого не знал, а Филиппов был уверен, что пленные знают, но не хотят выдавать комиссара.

— Говори, куда он скрылся, говори! — яростно стегал он плеткой каждого пленного по лицу.

"Ушел! Опять ушел! Оборотень, а не человек!" — свирепствовал Филиппов. И тогда он решил поднять на поиски Коломийцева местное население…

Староста села Галюла созвал на площадь всех мужчин и прочел им бумагу, полученную от русского сахиба серхенга — господина полковника Филь-заде. В ней говорилось, что с Ашур-Аде бежал опасный русский преступник, укравший казенные деньги и драгоценности.

— Тот, кто узнает, где он скрывается, получит очень большие деньги. Надо только сообщить ажанам или на пограничный пост.

Сельчане выслушали старосту молча. Седобородый старец с коричневым лицом, потрескавшимся, как земля от безводья, по праву аксакала сказал:

— Староста, у нашего великого поэта Омара Хайяма есть такое рубаи:

Что у нас общего с русским серхенгом Филь-заде? Ему нужно поймать русского преступника? Пусть ловит! А нам заработок мардумазара [31] Мардумазар — негодяй. ни к чему.

Сельчане закивали в знак одобрения и начали расходиться.

И только двоих это объявление лишило покоя.

Молодой сельчанин Багир, собирая в узелок лепешки" комок вареного риса, несколько луковиц, беспокойно думал: "Неужели он вор? Нет, не может быть! Это, наверное, другого ищут. Ну а если он не вор, то почему скрывается?.."

Бедняк Мехти Фарзали сидел перед своей хибарой, курил чубук и думал о награде, обещанной русским серхенгом. Что бы он сделал, получив эти деньги? Поставил бы новый дом под черепичной крышей, с бассейном и цветником в саду… Э, на что ему новый дом? И в этой хибаре можно жить. Лучше он купит несколько овец. Они расплодятся, и у него будет большая отара. Он начнет торговать мясом и шерстью… нет, из шерсти лучше пусть жена и дочь ткут ковры… "Куда это он собрался? — внимание Мехти привлек Багир с узелком в руке, направлявшийся в лес и изредка опасливо оглядывавшийся. — Как будто боится кого-то? А что за узелок у него в руке?"

Любопытство и подозрительность подняли Мехти с места, и он осторожно, украдкой последовал за Багиром, держась на расстоянии и прячась за деревьями.

Вот Багир остановился в лесу под большим карагачем и, приложив руку ко рту, трижды прокричал кукушкой. Где-то рядом прокуковала другая кукушка. А может быть, Мехти показалось? У него над головой раздался такой же крик. Мехти невольно посмотрел вверх, а когда снова перевел взгляд в сторону карагача, Багира уже не было. Как сквозь землю провалился! Но Мехти заметил, что кустарник за карагачем шевелится. Он решил ждать и следить.

Багир скрылся в кустарнике и, согнувшись, вошел в землянку — большую яму, искусно укрытую сверху широкими ветками и дерном.

— Здравствуйте…

— Здравствуй, Багир, садись, — на фарси ответил человек с загорелым лицом, заросшим щетиной. Он сидел, по-восточному поджав под себя ноги, — подняться в рост в низкой яме было невозможно.