Гусейн Наджафов - Лодки уходят в шторм

— Ты спроси, кого они рекомендуют избрать в сельсовет, — посоветовал Коломийцев по-азербайджански.

— Слышите, люди? Кого рекомендуете избрать?

Сельчане снова молча переглянулись.

— Агагусейн-киши, ты что предлагаешь? — обратился Бахрам Агаев к аксакалу.

— Наш талышский народ веками, будто скотина, принадлежал ханам и бекам. Едва появившись на свет, люди вместо колыбельной слышали, что принадлежат такому-то хану или такому-то беку. — Агагусейн-киши говорил, обращаясь к Агаеву и Коломийцеву. — Ханы и беки жили в Ленкорани или Баку, несчастные люди иногда до самой смерти не видели своих хозяев, но всю жизнь работали на них. — Аксакал пососал погасший чубук, сплюнул горькую слюну. — Что молчите, люди? Нет больше над вами ханов и беков! Говорите, может быть, молла Керима выберем?

— Сохрани аллах! — заволновался молла и скрылся во дворе мечети.

Купец Мешади Аслан последовал за ним.

— Агагусейна-киши избрать! Агагусейна-киши! — послышалось несколько голосов.

— Люди, я одной ногой стою в могиле. По-моему, лучше избрать председателем Гусейнали.

— Гусейнали! Гусейнали! — согласились сельчане.

— Но я уже и так начальник! — возразил Гусейнали, хотя ему льстило доверие сельчан. — В одной руке два арбуза не держат.

— Ничего, управишься, — убежденно сказал Агаев и обратился к сельчанам: — Кто за товарища Гусейнали, прошу поднять руку.

Взметнулся лес рук.

— В таком случае я прошу избрать в Совет моего адъютанта Азиза.

— Но он же в подвале! Ты посадил его! — послышались иронические голоса.

— Я посадил его на три дня. А Советская власть на всю жизнь избирается, еще успеет походить в начальниках.

Сельчане засмеялись, оживились. Кто-то выкрикнул:

— Выпусти Азиза! Не годится Советской власти в подвале сидеть!

— Ну хорошо, хорошо, приведите его, — сдался Гусейн-али.

Появление Азиза вызвало новое оживление, смех, шутки.

— Азиз, тебе амнистия вышла, — усмехаясь, заявил Гусейнали.

— Да здравствует Азиз-хан! — крикнули селяне.

Добродушно улыбаясь, Азиз благодарно смотрел на Гу-сейнали, на сельчан, подошел, поздоровался за руку с Агаевым и Коломийцевым. Гусейнали торжественно вернул ему звездочку.

От группы женщин отделилась Етер и бойко заговорила:

— Хорошо, все говорят, что Советская власть — за справедливость. А разве справедливо, что в здешнюю Советскую власть не выбирают ни одной женщины? Я предлагаю избрать в Совет нашу Джаханнэнэ. Всему миру известно, какая она женщина…

— Гыза, перестань, ради бога! — одернула ее Джаханнэпэ.

Мать Салмана Джаханнэнэ и мать Багдагюль Етер были родственницами: женами двух братьев Новрузовых, утопленных год назад по приказу Мамедхана.

Етер — щуплая, маленького роста, очень проворная и бойкая женщина, вечно хлопотала по хозяйству, не зная ни минуты покоя. Она была десятой дочерью у своих родителей, а рождение девочки воспринималось как бедствие, отсюда и ее имя Етер, что значит "хватит".

В противоположность ей Джаханнэнэ была женщиной крупнотелой, громкоголосой, с властным и твердым характером — такой не попадись под горячую руку. Словно предвидя характер своей дочери, родители нарекли ее именем Джаханнэнэ, то есть "Мать мира". Если и не весь мир — тут, конечно, Етер перехватила, — то все окрестные села слышали о Джаханнэнэ, знали, что она не побоится и перед самим Мамедханом заступиться за своих товарок, за что уважительно называли ее "наша Хаджар". А Хаджар, как известно, была отважной женой народного героя Качага Наби.

И при мужьях Джаханнэнэ и Етер ладили и дружили, а гибель мужей еще больше сроднила их. Теперь они были не просто добрыми соседками (их дворы, не отделенные плетнем, находились рядом), а жили как одна семья, душа в душу. Предстоявшая осенью свадьба Салмана и Багдагюль должна была породнить их вдвойне…

Властный окрик Джаханнэнэ не остановил Етер.

— Почему перестань, гыза? — не унималась она. — Нет, я скажу, пусть и они знают. Когда в Петербурге прогнали царя, она прогнала из Герматука царского старшину. Набросилась на него с веником и прогнала из села: "Убирайся вон, царский прихвостень, тебе здесь больше нечего делать!" Так и сказала ему, не побоялась.

— Правильно сказала! — горячо поддержал Етер Коломийцев и зааплодировал. Его примеру последовали другие.

— Вай дэдэ! [9] Вай дэдэ! — О отец мой! То же, что "О господи!". — всплеснул руками Гусейнали, и лукавая усмешка сверкнула в его глазах. — Она же и меня выгонит, если что не по ней!

Джаханнэнэ подбоченилась и деланно грозно ответила:

— А ты что думал? Надо будет — выгоню!

По площади прокатился дружный смех.

Слова попросил Агаев.

— Дорогие товарищи крестьяне! Рабочие Баку, которые прислали меня и других большевиков к вам на помощь, передают вам горячий революционный привет. Весть о вашей победе вдохновляет и нас. Как вам должно быть известно, бакинцы не сидят сложа руки. Не проходит дня без борьбы против англичан и мусаватских беков. Когда мы выезжали к вам, рабочие Баку готовились к новой стачке. Сегодня, в этот жаркий майский день, там не работает ни один промысел, ни один завод, ни одна фабрика — забастовал весь Баку! Он борется и будет помогать вам, а вы должны помочь ему, укрепляя свою Советскую республику. Да здравствует Советская Мугань, товарищи! Да здравствует Советский Азербайджан!

— Да здравствует Советский Азербайджан! — раздалось дружно в ответ.

После митинга Агаев и Коломийцев собрались идти в соседнее, русское село, и сельчане гурьбой проводили их до самой околицы.

По дороге Агаев заинтересовался Салманом, его кличка — Гимназист. Разговорившись, предложил стать его секретарем-переводчиком в ленкоранском отделении партии "Адалят", на что Салман охотно согласился.

На рыбацком катере "Павлик" вернулся из Баку машинист Тутин. Вести он сообщил нерадостные. По требованию английского командования мусаватское правительство начало жестокую расправу со стачечниками, арестовало весь стачечный комитет.

Тутину удалось заварить шар колоризатора. Двигатель был собран и опробован. На следующий день "Встреча" вышла с острова Сара и взяла курс на север, в Астрахань.

Где-то в море, в районе Дербента, "Встреча" разминулась с рыбницей Кожемяко, шедшей к бакинским берегам.

Буксирный катер вывел рыбницу Кожемяко из дельты Волги в открытое море.

Под свежим нордом на палубе было прохладно. Команда рыбницы и пассажиры разбились на двойки, установили график дежурства: Сарайкин и Сергей пошли досыпать, а друзья-астраханцы уселись на палубе, разговорились.

Сутки пути прошли спокойно, если не считать разыгравшегося норда и сильной качки. Сергей видел, как тяжело переносят качку Лукьяненко и Топунов, и ему было от души жаль их — ведь сам он еле крепился.