Гусейн Наджафов - Лодки уходят в шторм

— Тот самый! — подтвердил Сакс. — Обвиненный в активной контрреволюции, бежал с Балтики на Каспий, из Баку бежал от большевиков в Тегеран и поступил на службу к англичанам. Сейчас он русский флажок коммодора Норриса и вахтенный начальник на "Президенте Крюгере".

— Казалось бы, — продолжал Киров, — человек, обласканный англичанами, приближенный к их военно-морскому штабу на Каспии, а сколько в его сообщениях недовольства двуличием и высокомерием англичан, их истинно колонизаторским, уничижающим отношением к своим русским союзникам! — Киров полистал бумаги. — Читать все это не стану — утомительно… Ну вот, несколько любопытных подроб-ностей. Лишин рассказывал генералу, как британское командование предъявило частям Добрармии во главе с этим самым Пржевальским, находившимся в Баку и его окрестностях, требование покинуть территорию Азербайджана. Причем Пржевальскому для выезда подали грязный товарный вагон! — Киров рассмеялся. — По приказу англичан были спущены андреевские флаги и все корабли стали называться "Хис Мэжестис Шип" — "Корабль Его Величества".

— Хорошо устроились! — крякнул Мехоношин. — Как у себя дома.

— Главное, мы узнали о намерении Колчака соединиться с армией Деникина в районе Саратова. Еще четвертого марта Колчак издал приказ: "Повелеваю идти на Москву!" И не случайно именно в марте деникинские агенты подняли мятеж в Астрахани… Сейчас Колчак — главная сила, на которую делают ставку союзники. И главная опасность для страны… — Киров махнул рукой. — Ну их к лешему! Не о них я хотел говорить. Ты посмотри сюда! — Киров подвел Ульянцева к столу, на котором была расстелена его большая вощеная карта с пометками, и, указав на южный выступ Азербайджана, клином вдавшийся между Каспийским морем и Талышским хребтом и жирно обведенный красным карандашом, торжественно сказал: — Радиостанция форта приняла сообщение, что двадцать пятого апреля на Мугани установлена Советская власть! — Киров еще раз обвел красным карандашом кружочки у Астрахани, форта Александровского и Ленкорани, резким движением руки соединил их незримыми линиями, словно намереваясь начертить треугольник, и продолжал: — Теперь мы приобрели на Каспии три военные базы и сможем держать под контролем все морские пути неприятеля. Но главное, Мугань станет нашей политической базой, нашим плацдармом для наступления на англичан и бакинское беко-ханское правительство. Мы надеемся в скором времени высадить там десант Астрахано-Каспийской флотилии, чтобы поддержать муганцев. Поможем Мугани всем, что в наших возможностях. Ты понимаешь, Тимофей Иванович, что значит для нас Мугань?

Ульянцев кивнул и посмотрел в карие глаза Кирова, желая понять, с какой целью он так подробно объясняет ему то, что, в общем, и так было ясно.

Киров положил руку на плечо Ульянцева:

— Реввоенсовет считает необходимым, чтобы ты отправился на Мугань. Конечно, бакинским товарищам виднее. Там на месте решите. Но Мугань надо удержать и укрепить!

…На одиннадцатые сутки пути, ночью 17 мая рыбница пришвартовалась на Баилове у пристани "Судомотор", неподалеку от военного порта. Прихватив ценности, привезенные с собой, путники один за другим сошли на дощатый настил. После долгой качки казалось, что настил прогибается, и люди шагали, широко расставляя ноги.

Из темноты появилась фигура полицейского чиновника. Он потребовал предъявить судовую квитанцию, удостоверяющую, откуда, с какой целью и с каким грузом прибыла лодка. Такой квитанции не было. Но крупная ассигнация, перекочевавшая в карман чиновника, сделала свое дело.

Кузьма остался в лодке, а остальные пошли по темным улицам Баилова, в гору.

На углу 2-й Баиловской их остановил английский солдат. Это был сипай. Сергей, никогда еще не видевший английских оккупантов, с неприязнью, страхом и любопытством смотрел на смуглого белозубого молодого солдата в пробковом шлеме, на его темные волосатые ноги, торчавшие из шортов. Сипай, державший карабин с широким штыком наперевес, по-английски выкрикнул что-то.

Сарайкин выступил вперед, по-английски что-то ответил, и сипай, заулыбавшись" отступил на шаг, повел карабином в сторону: мол, проходите!

— Что ты сказал ему? — спросил Кожемяко.

— Сказал, что идем к девкам. Несем вино и барашка.

— От барашка я б не отказался, — вздохнул Кожемяко.

Через квартал он распрощался и пошел домой, уговорившись прийти завтра. Остальные, сами не помня как, добрались до конспиративной квартиры матроса Мельникова, легли на пол вповалку и погрузились в сон.

Утром их разбудил вихрастый смуглый паренек лет пятнадцати, ровесник Сергея. Он пришел вместо Кожемяко, чтобы отвести астраханцев на другую, более удобную и надежную квартиру.

Саркис — так звали связного Бакинского комитета — повел их долгим кружным путем. С Баилова поднялись на Чемеберекепд, прошли по грязным улицам Нагорной части" спустились в зловонную "Похлу дере", оттуда направились в Завокзальный район и наконец пришли в селение Кишлы.

Дорогой разговорчивый и обо всем хорошо осведомленный Саркис отвечал на вопросы приезжих. Он рассказал, что после разгрома стачки положение в городе оставалось напряженным, тревожным. Поэтому Бакинский комитет, с которым уже связался Кожемяко, посоветовал астраханцам отсидсть-ся несколько дней на конспиративной квартире в Кишлах. Вынужденное безделье никак не устраивало их, тем более Сергея, рвавшегося в Ленкорань, но они были вынуждены подчиниться.

Саркис привел гостей к небольшому плоскокрышему дому со стеклянной галереей и двориком, обнесенным низкой оградой из неотесанных камней. Здесь жила одинокая седовласая, но еще моложавая женщина. Она ходила во всем черном — ее муж был убит турками в сентябре прошлого года.

Асмик-тетя (так называл Саркис хозяйку дома) приветливо встретила гостей, вытирая руки о передник, проводила их через узкую проходную комнату в большую, отведенную для них. Стены комнаты были сплошь оклеены газетами, стоика газет лежала в углу, — видимо, в квартире шел ремонт. Два зарешеченных окна с большими подоконниками и ставнями смотрели на бурую, выжженную степь, в которой мальчишка-подпасок пас отару тощих овец. Посреди комнаты стоял круглый стол, над ним свисала керосиновая лампа. Вдоль стен с нишами для постелей стояли две никелированные кровати, диван и тахта.

Сказав что-то по-армянски хозяйке дома, Саркис обратился к Ульянцеву:

— Сейчас Асмик-тетя воды согреет, помоетесь. Во дворе банька есть.

— О, да это просто рай! — воскликнул Лукьяненко и добавил по-азербайджански: — Чох яхши! Очень хорошо!

— А он, — Саркис кивнул на Сергея, — пускай со мной пойдет, вам другую одежду принесем. Такой амбал некрасиво.