Гусейн Наджафов - Лодки уходят в шторм

Под утро, когда лодка миновала банку "Жемчужную", Дудин, дежуривший с Ульянцевым, разглядел в серых сумерках силуэты трех судов. Шли они без огней. По тревоге подняли остальных.

Судя по очертаниям, это были грузовые транспорты, шли они кильватерным строем; судя по курсу — из Порт-Петровска в Гурьев. Всмотревшись, Сарайкин сказал:

— Впереди — "Элиануш" Нобеля, вооружен двумя пушками.

— Значит, сопровождает транспорты с военным снаряжением.

— Приготовить оружие и бомбы, — приказал Ульянцев. — В случае чего — живыми не сдаваться. — При этом он посмотрел на Сергея то ли с сомнением, то ли с сожалением в темных глазах. — Всем в кубрик, на палубе останемся я и Кузьма.

Кузьма, перекрестясь, сменил у руля Дудина, Ульянцев сунул за пояс под ватником две гранаты.

Сильный ветер стремительно нёс рыбницу наперерез огромным судам. Там заметили рыбницу, дали сигнал короткими гудками, потом замигали топовые огни на передних мачтах. Почти у самого носа последнего судна рыбница круто свернула вправо и прошла под его кормой.

Перегнувшись через борт, боцман в ярости крикнул:

— Куда прешь, мать твою растак!

Кузьма снял треух и стал смиренно кланяться боцману, а тот потрясал кулаками и орал что-то.

На заре, когда на горизонте растаяли последние дымки транспортных судов, сзади по курсу рыбницы показался миноносец. У Сергея, несшего вахту, похолодело сердце: "Наверное, транспорты сообщили по радио своим и миноносец погнался за нами".

Миноносец шел стороной, в десяти — двенадцати милях от рыбницы.

— Да это же наш "Карлуша", "Карл Либкнехт"! — радостно воскликнул Дудин.

— Он самый, — сдержанно кивнул Ульянцев.

Кожемяко сунул в руки Сергею белую тряпку и приказал:

— А ну, Сережка, полезай, семафорь!

Сергей ловко вскарабкался на мачту, уселся на рее и усердно замахал тряпкой:

— Э-ге-гей! На миноносце-е-е!

Но миноносец или не заметил рыбницы, или не обратил на нее внимания и проскочил мимо: Ульянцев знал, что Киров, Мехоношин и Сакс должны ехать в форт Александровский.

К ночи рыбница добралась до форта. "Карл Либкнехт" стоял на якоре у входа в залив. С миноносца приказали причалить к борту. Едва команда поднялась на борт, ее арестовали. Предъявлять документы, зашитые в одежду, не имело смысла, и экипаж рыбницы подчинился приказу, однако Ульянцев потребовал доложить о них командующему флотилией:

— Скажите Саксу: Тимофей Отраднев хочет видеть его.

Ни председателя РВС XI Мехоношина, ни Кирова, ни Сакса на миноносце не было, они отправились в форт.

Устраиваясь на холодном полу трюма, Кузьма почесал свою рыжую бороду, кряхтел и ворчал:

— Туда ехали — большевики арестовали, вертаемся — опять большевики арестовали.

Спустя полчаса арестованных вывели из трюма и привели в кают-компанию. Сергей раскрыл рот от изумления: зеркала, хрусталь, полированное дерево, тяжелая мебель в белых чехлах.

В кают-компании экипаж рыбницы встретил заместитель командующего флотилией Попов.

— Здорово, братцы, здорово, — крепко пожимал он руки старым знакомым. — А матросы-то вас за деникинских лазутчиков приняли…

Пока "лазутчики" с жадностью ели постный флотский борщ — ведь двое суток не ели горячего, — Попов рассказал им о том, что утром радиостанция форта приняла шифрованную радиограмму. В ней сообщалось, что из Порт-Петровска в Гурьев на баркасе "Лейла" выехал личный представитель Деникина генерал Гришин-Алмазов.

— Погоди, разве в Петровске не знают, что форт занят нашей флотилией? — спросил Топунов.

— В том-то и дело, что не знают! Десант был таким неожиданным и молниеносным, что ни один солдат, но говоря уж о кораблях, но успел бежать отсюда. На рации сидят наши радисты и шифровальщики и который день записывают переговоры деникинцев с колчаковцами.

— Ловко!

— Ну, а что генерал? Встретили? — поинтересовался Ульянцев.

— Застрелился! Взяли "Лейлу" на абордаж — он заперся в каюте и пустил себе пулю в лоб…

Утром катерок доставил Ульянцева на берег. На желтом, выжженном солнцем берегу высилась башня маяка, рядом с ним стояло несколько каменных домов — в них размещались радиостанция, казармы, жили семьи офицеров форта. Чуть в сторонке лепились вросшие в землю плоскокрышие "саманухи" и казахские юрты.

Сейчас все население поселка высыпало на берег, от босоногих ребятишек до аксакалов с бородками клинышком. Люди разглядывали корабли под красными флагами, обступив моряков, угощали их кумысом, говорили по-казахски и по-туркменски, вставляя русские слова. Местный акын, монотонно звеня струнами домбры, крикливо и протяжно импровизировал песню — славил красный флаг свободы.

Ульянцев вошел в кабинет, где находились Киров, Мехоношин и Сакс.

— А, с прибытием, Тимофей Иванович! — Киров поднялся ему навстречу. — Вот ты-то мне и нужен! Приятную весть сообщу тебе.

— Наслышан, — ответил Ульянцев, поздоровавшись с остальными. — Жаль, живым не удалось взять…

— А, ты о генерале!.. Да, застрелился. Больше того, мы упустили возможность захватить английского коммодора Дэвида Норриса. Сама акула плыла к ним в руки! Он на флагмане "Президент Крюгер" проводил "Лейлу" в открытое море, а когда завиднелся восточный берег, повернул обратно. Он был в полной уверенности, что форт в руках деникинцев, и радировал им встретить генерала и обеспечить ему безопасный путь до Гурьева. Ну, мы и встретили… Но в наши руки попал его портфель с личным посланием Деникина Колчаку, копиями писем адмирала, дневником и записями генерала-самоубийцы.

— Богатый улов!

Словно в подтверждение сказанного, Киров протянул Ульянцеву плотную визитную карточку с четырьмя словами: "Алексей Николаевич Гришин-Алмазов". Ульянцев машинально перевернул визитку, увидел размашистую запись, но не стал читать ее.

— Читай, читай! — махнул рукой Киров.

И Ульянцев прочел:

" Генералу от инфантерии Пржевальскому. Ваше Высокопревосходительство, отправляясь по поручению Главнокомандующего к Верховному Правителю Адм. Колчаку, прошу Вас предоставить Лейт. Лишину возможность отправлять на мое имя через Гурьев для доклада Адм. Колчаку донесения. Прошу простить, что пишу так — на карточке. Готовый к услугам А. Н. Гришин-Алмазов. 28.4.1919 ".

Возвращая визитку, Ульянцев вопросительно посмотрел на Кирова: фамилия "Лишин" показалась ему знакомой.

— А вот записи, — Киров потряс стопкой исписанных тем же почерком бумаг, — сделанные тогда же, двадцать восьмого апреля. Судя по точности информации и обстоятельным комментариям ко всему, что происходит на Каспии, они сделаны со слов хорошо осведомленного человека.

— Лейтенанта Лишина? — спросил Ульянцев и обратился к Саксу: — Не тот ли это Лишин, что на миноносце "Финн" плавал?