Кейт Куинн - Сеть Алисы

Ногти ее оставили глубокие следы в ладонях, но она вовремя разжала кулаки, чтобы, не дай бог, не капнула кровь. Рене Борделон это заметил бы. Уж он бы не проглядел.

Ты увернулась от пули , – думала Эва, ожидая, что теперь, после миновавшей опасности, накатит дурнота. Но внутри все будто заледенело. Ибо опасность вовсе не миновала. Пока она работает и шпионит под зорким хозяйским взглядом, опасность не минует. Эва всегда была хорошей лгуньей, но сейчас впервые в жизни засомневалась, достанет ли ей умелости.

Бояться некогда , – сказала она себе. – Это слабость. Навостри уши и отключи мозги.

И приступила к работе.

Май 1947

– Вон как! – Эва вскинула брови, когда я забралась на заднее сиденье. – Вдруг расхотела дышать одним воздухом с уголовником?

– Не хочу иметь за спиной вас, – парировала я. – Вчера вы пытались меня пристрелить.

Эва сощурила глаза, с утра, как всегда, налитые кровью.

– И явно промазала. Всё, валим отсюда к чертовой матери, едем в треклятый Рубе.

Финн не ошибся в своем предсказании: Эва, мрачная и опухшая, залезла в машину, кряхтя, точно древняя старуха, однако ни словом не обмолвилась о вчерашней сцене с «люгером». Шотландец покопался в моторе, тихо и ласково приговаривая: «Будет тебе артачиться, старая железяка», и затем, пощелкав тумблерами, запустил двигатель.

– Ну, двинули потихоньку, – сказал он, включая заскрежетавшую передачу.

Да уж, «двинули потихоньку» – вовсе не в стиле Чарли Сент-Клэр. Ее стиль – накатить виски, залезть к тридцатилетнему мужику на колени и предложить перепихнуться.

Плевать, что он обо мне думает , – говорила я себе, однако от униженности перехватывало горло.

Я вздрогнула, когда гадкий внутренний голос опять обозвал меня шлюхой. Наверное, вскоре можно будет распрощаться с моими попутчиками. Нынче Эва переговорит со своей знакомой, которая, возможно, что-нибудь знает о Розе и ее работе в лиможском ресторане, после чего ей уже будет незачем торчать возле меня. Тем более что я ей не нравлюсь. Я с ней расплачусь, и пусть себе катит домой вместе со своим «люгером» и бывшим уголовником, а я, как цивилизованный человек, поездом доберусь до Лиможа. Вычтем из уравнения шотландца и вооруженную англичанку, и тогда сумасшедшая американка сможет вести свои сумасшедшие поиски, не обременяя себя обществом компаньонов, еще более ненормальных.

– Мы должны попасть в Рубе сегодня, – сказала я, и Финн посмотрел на меня через зеркало заднего вида.

Чем скорее все закончится, тем лучше.

Как нарочно, день, когда и машина, и попутчики уже встали поперек горла, выдался исключительно приятным для поездки: яркое майское солнце, бегущие по небу облака. Финн опустил верх машины, что ни у кого не вызвало возражений, даже у Маленькой Неурядицы, в кои-то веки решившей просто покататься и не мучить меня тошнотой. Подперев рукой подбородок, я смотрела на проплывавшие поля, и пейзаж почему-то казался знакомым. Тут в голове у меня щелкнуло. Через несколько лет после той поездки, когда нас с Розой забыли в прованском кафе, мы, опять двумя семьями, отправились в новое путешествие и колесили по окрестностям Лилля. Весь день нудно осматривали церкви и памятники, а потом в гостиничном номере Роза скатала ковер и стала учить меня танцу линди-хоп.

– Ну же, Чарли, свободнее, отпусти себя…

Она так быстро вертелась, что кудряшки ее подпрыгивали. Высокая и довольно грудастая для тринадцати лет кузина поведала, что уже целовалась.

– С сыном садовника Жоржа. Ужас! Всю меня обмусолил!

Видимо, я улыбнулась воспоминанию, потому что Эва сказала:

– Приятно, что хоть к-к-кому-то здесь нравится.

– А вам – нет? – Я подставила лицо солнышку. – Уж лучше быть здесь, чем любоваться руинами Лондона или Гавра.

– И сам я воронов на тризну пригласил, чтоб остов смрадный им предать на растерзанье [1] Бодлер Ш. Веселый мертвец / Пер. Эллиса (Л. Л. Кобылинского). – Здесь и далее примеч. перев. , – произнесла Эва и, заметив мою растерянность, пояснила: – Это строка из Бодлера, невежественная америкашка. Стихотворение называется «Le M-mort Joyeux» .

– «Веселый мертвец»? – перевела я и сморщила нос: – Фу!

– Жутковато, – согласился Финн.

– Весьма, – поддакнула Эва. – Его любимые стихи.

– Чьи? – поинтересовалась я, но она, конечно, не ответила.

Либо матерится, либо говорит загадками – третьего не дано. Разговаривать с ней – все одно что общаться с сильно пьющим сфинксом. Я закатила глаза и, поймав в зеркале улыбку Финна, вновь уставилась на пейзаж.

Впереди замаячил Рубе. Пыльный городок, гораздо тише Лилля. Миновали симпатичную ратушу и готического вида церковь со шпилями. Эва передала Финну бумажку с накорябанным адресом, и мы, заехав в узкую мощеную улочку, остановились перед чем-то вроде антикварной лавки.

– Здесь та женщина, с кем вы хотите поговорить? – удивилась я. – Кто она?

Эва вылезла из машины и лихо отщелкнула окурок в сточную канаву.

– Просто человек, который меня ненавидит.

– Вас ненавидят все, – не сдержалась я.

– Этот – больше других. Пошли со мной или останься, как хочешь.

Не оглядываясь, Эва зашагала к антикварной лавке. Я выбралась из машины, а Финн, опершись локтем о дверцу, опять принялся листать старый журнал.

Сердце мое сильно стучало, когда следом за Эвой я вошла в сумеречную прохладу тесного, но уютного магазинчика. В дальнем конце его виднелся прилавок, вдоль стен выстроились высокие шкафы красного дерева, заставленные мерцающим фарфором: мейсенские вазы, чайные сервизы от Споуда, севрские пастушки и бог знает что еще. За прилавком хозяйка во всем черном огрызком карандаша что-то записывала в журнал; услышав звякнувший колокольчик, она подняла голову.

На носу этой крепко сбитой женщины, с виду ровесницы Эвы, сидели идеально круглые очки, темные волосы ее были собраны в аккуратный пучок. Лицо, изборожденное глубокими морщинами, говорило о нелегко прожитой жизни.

– Чем могу служить, дамы?

– Кое-чем, – ответила Эва. – Хорошо выглядишь, Виолетта Ламерон.

Прежде это имя мне нигде не встречалось. Лицо хозяйки сохраняло полную невозмутимость. Она слегка наклонила голову набок, отчего сверкнули стекла ее круглых очков.

– Твой старый трюк, чтоб скрыть глаза. – Эва коротко хохотнула, словно гавкнула. – Я уж и забыла о нем.

– Меня давно не называли этим именем, – абсолютно спокойно сказала Виолетта или уж как ее там. – Кто вы?

– Старая развалина, которую время не пощадило, но ты все же напрягись и вспомни… – Круговым движением Эва обвела свое лицо… – малышку с телячьими глазами. Я тебе не нравилась, хотя тебе вообще никто не нравился, кроме нее.