Галина Пономарёва - Щит и вера [litres]

И вот буквально на следующий день после вступления в нашу деревню немецких солдат открылась дверь, и к нам вошел немецкий офицер, как позднее выяснилось, в звании майора, в сопровождении нескольких автоматчиков и Сергеича. Сергеич, всегда недовольный советской властью, жил в селе особняком, стараясь быть незаметным для селян, а теперь сам вызвался быть старостой в нашем селе.

– Ну что, Олэся, – обратился он к моей матери, – привёл к вам на постой немецкого офицера. Дом у вас хороший, чистый. Господину майору как раз подойдёт. Собирай свои шмотки, ораву – и все в сарай. Там жить теперя будете. Это распоряжение господина майора. Малых детей прямо сейчас выпроводи, а сама займись уборкой дома. Через пару часов чтобы всё блестело, – продолжал он, – убирать необходимо каждый день, обстирывать господина майора, продуктами обеспечивать, поэтому у тебя не изымут скот. Обслуживать будешь вместе с денщиком господина майора. О готовке пищи решайте с ним вместе. Всё. Давай живо поворачивайся! – закончил он.

Мать быстро сгребла нас и увела в сарай. Сама вместе с моей сестрёнкой вернулась в дом и стала делать уборку. Нам же строго запретила выходить из сарая. Поначалу я даже не запомнил немецкого офицера, который занял наш дом. В сарае было душно от заготовленного свежего сена и прогретой крыши, от влажного дыхания нашей Биструхи. Алёша, старший брат, плотно закрыл дверь и наказал нам, малышне, устраивать в сене постель. Нам с младшим шестилетним братишкой было даже весело, что теперь мы будем жить не в избе. Мать вернулась не скоро. В маленькие низкие оконца сарая мы наблюдали за вселением немецкого офицера. Солдаты занесли в дом немало его вещей. Кроме него в доме также поселился денщик, заняв одну из комнат. Конечно, нам, детям, казалось, что же этот офицер будет делать один с денщиком в таком большом доме! Постоялец утром на автомобиле в сопровождении двух мотоциклистов уезжал, в таком же виде приезжал на обед и возвращался вечером, а на ночь выставлялась его охрана из четырёх автоматчиков.

Каждый день, подоив корову, мать уходила в дом на работу. Почти полдня она вытрясала половики, мыла пол, чистила посуду, снимала овощи в огороде к столу немецкого офицера. Каждый день рубили курицу, четыре яйца, молоко, творог, сметана и масло отдавались денщику. Кроме этого, мать ежедневно выпекала хлеб. Одна булка отдавалась к столу немца, а две шли на прокорм семье. Нам резко стало не хватать съестного. Выручала наша кормилица Биструха. Молока хватало всем. Алексею было поручено пасти её. Брат уходил из дому рано на целый день. А мы, малышня, сидели в сарае. На улицу нам выходить не разрешалось.

Так прошло лето. Немцы съели всех наших кур, съели почти все выращенные овощи, в огороде оставались только картошка и капуста. А тут ещё на заготовку скота для снабжения немецкой армии угнали и кормилицу Биструху! Ели одну картошку! Мука закончилась, и мы стали голодать. Наступили осенние холода. Ночью в сарае мы сильно замерзали. Стоял такой холод, что спать просто было невозможно. Я сильно простыл, кашлял. Нам разрешили выходить из сарая во двор. Но не просто так: Алёша рубил дрова, чтобы топить печь, а мы, малышня, складывали их в поленницу. По окончании работы нас денщик вновь заталкивал в сарай. Я кашлял всё сильнее, поднялась температура. Матушка, глядя на меня, плакала и гладила по голове мои мокрые от пота волосы, потом уходила на работу в дом.

Однажды дождливым вечером, когда стало темно, дверь нашего сарая распахнулась, и вошёл немецкий офицер, который жил в нашем доме. Мы его видели редко, поэтому даже не знали, что это он. Но матушка встала, охватив нас руками, и застыла в страхе. Немец подошёл ко мне, потрогал мой лоб и сказал что-то матери. После этих слов матушка, волнуясь, скоро собрала нас, и мы вслед за офицером вошли в наш дом. Он велел денщику накрыть стол, дал ему какое-то распоряжение, после чего тот удалился из дому. Мы неподвижно стояли посреди нашей кухни, прижавшись к матери. Она тоже стояла молча. И тут немец на плохом, но всё-таки понятном русском языке объяснил, что всё, что накрыто на столе – это для нас, чтобы мы сели за стол и поели. А чего тут только не было: вкусные мясные консервы, картошка с мясом, шоколад, чай с сахаром и ещё что-то сладкое, которому я даже не знал названия. Позднее оказалось, что это были печенье и вафли. Офицер стал спрашивать наши имена. Мы назвались. Алёша взял и спросил его имя, а офицер ответил:

– Mein Name ist Lehrer («Моё имя Учитель»).

Оказывается, до войны он учительствовал!

Господин Учитель, другого имени его мы не знали, разрешил нам жить в доме в одной из комнат, которая оставалась свободной. Через пару часов, когда всё уже было съедено и убрано со стола, вернулся денщик в сопровождении ещё одного офицера. Он привёл доктора, который брезгливо осмотрел меня, что-то громко и нервно говоря Учителю. Оставив порошки, он быстро ушёл. После приёма лекарств мне стало легче дышать, и через две недели я был уже абсолютно здоров. Господин Учитель просил Алёшу вечерами учить его русскому языку. Осваивать русский ему удавалось довольно ловко. Через месяц мы уже могли неплохо понимать друг друга. Он любил Толстого и говорил, что всегда мечтал выучить русский язык. Так он объяснил своё стремление изучить наш язык.

Вероятно, присутствие денщика в доме было небезопасным для Учителя, он выпроводил его из дому за какую-то провинность и полностью остался на обслуживании моей матушки, которая теперь готовила ему и обеды. Все понимали, что наши отношения необходимо хранить в тайне. Поэтому мы жили тихо, на улицу и даже во двор не выходили. Нам разрешалось играть в сарае, где мы и проводили почти весь день. Сарай к тому же теперь был пустой и весь находился в нашем распоряжении. Однажды вечером Учитель принёс и раздал каждому из нас красивые кульки, в них были новогодние подарки! Никогда я не видел столько много конфет и шоколада! Учитель устроил целый детский праздник, нарядившись в Деда Мороза, он одаривал каждого из нас за прочитанный стишок или спетую песенку.

Наша матушка за него молилась вечерами Богу, просила ему здоровья, как и нашему отцу. Однажды он пришёл домой пешком, было видно, что очень спешил. Учитель приказал нам всем быстро спуститься в погреб, взяв что-нибудь из съестного. В село зашли каратели, будет облава, поэтому он сказал, чтобы мы не выходили, пока он сам не скажет нам об этом, даже если пройдёт не один день. Первый раз в наше село зашли эсэсовцы. Староста Сергеич, выслуживаясь перед новой властью, донёс, что к нам в село заходили партизаны, которые уже в 1942 году стали беспокоить фашистов. Ожидался приход связного, поэтому и планировалась облава. Испуганные, мы забились в погреб с картофелем. Учитель, прикрыв половиком крышку и поставив на неё стол, поспешно ушёл.