Ольга Вяземская - Воровка. Королевы бандитской Одессы

«Однако что это я о муже бывшем вспомнила? Нынешний не в пример удобнее. Да и титул… А сие такой предмет, который на тропинке не найдешь…»

— Поленька, дружок, думается мне, что после бала следовало бы отправиться на Восток…

— В британские владения, душенька? Индия? Цейлон?

— О нет, Полюшка. Значительно ближе. Быть может, Сибирью ограничусь…

— Господи, матушка! — Поля всплеснула руками. — Туда ведь каторжников отправляют да на вечные поселения ссылают. Край-то страшный, а вы… по собственной воле. Да как же отговорить-то вас? Как от беды уберечь?

— Дружочек, однако же господа ученые настаивают, что именно там и есть истоки цивилизации. Что именно от Урала на восток следует двигаться, создавая новые города и изучая огромную империю.

Поля покачала головой. Третьего дня она собственными ушами слышала эту фразу от одного из гостей дома — профессора странной науки под названием «антропология». Сам профессор чаще бывал в экспедициях, чем в столице. Собственно, его нынешний визит был только поисками достаточного финансирования задуманного им пятилетнего путешествия по Сибири до самого Тихого океана. Неужто ж мачеха с ним собралась?

«Хотя что это я? Чтобы душенька Ольга да с каким-то сморчком в места дикие вздумала отправляться? Этого и представить себе невозможно… Счастье, что быстро от папаши моего, Цабеля, смогла избавиться…»

— …хотя это дело будущего. Нынче же собери мне сведения о банковских заведениях на востоке державы.

Полина с облегчением услышала, что поездка — «дело будущего». Она кивнула и стала записывать указания.

— Кроме того, — продолжала Ольга, — я бы хотела знать о железной дороге, что строится к Харбину. Как можно больше. Карты, сметы строительства… все, что найдешь.

Полина снова кивнула. Такое задание было внове, но удивляться не в ее правилах: похоже, баронесса ищет приложение собственным силам. Заскучала, поди, в стылой столице…

— Завтра пришлют шляпку, прими. Пошли к белошвейке, пусть не позднее четвертого часа явится. Да, вот еще. Сегодня в присутствии видела я приятного и обходительного офицера. Разузнай, кто он, какова его семья, доходы… Где живет. На балу мне понадобится спутник — возможно, он подойдет.

Поленька все указания честно записывала. Про себя, впрочем, удивлялась, зачем баронессе понадобился никому не ведомый офицерик, когда половина господ военных Санкт-Петербурга по ней сохнет и каждый готов стреляться хоть сейчас.

— Далее, — снова услышала она мачеху. — Ежели появится сегодня господин Белкин, прими сама. Он сказывал, что плату принесет. Денег не бери, скажи, что я еще не закончила хлопотать: он пожелал за малые деньги получить немалую должность… А это требует времени.

Господин Белкин обивал порог всесильной баронессы Ольги уже скоро год. Полина знала, что о его должности «мачеха» хлопотать и не думала. Оно и понятно: за это время можно было занять или заработать поболе, тогда бы и баронесса поспешила его мечту исполнить.

— …Если пришлют записку от Академии художеств, так расплатись, сколько укажут. Хотя ты же умница, все и так знаешь. Нынче меня больше всего дорога к Харбину интересует. А теперь ступай… До девятого часа я отдыхать буду, а после к Долгорукову поеду — там сегодня дает концерт господин Скрябин.

Полина заинтересованно подняла голову — имя этого композитора было на устах всех меломанов Петербурга. Говорили, что его талант непревзойденный, мастерство удивительное. Более того, отец Серафимий в прошлое воскресенье за обедом заметил, что сие мастерство суть бесовское и вместо восхищения следует изгнать господина Скрябина из города, а лучше и из страны, чтобы чистую русскую душу не поганил непотребными созвучиями. Ибо в музыке уже все изобретено, и незачем придумывать избыточного.

Баронесса тогда, правда, усмехнувшись, заметила, что отца Серафимия не непотребные созвучия тревожат, а вольнодумство господина Скрябина. Ибо полагается он не на промысел Божий и не на Его благодать, а исключительно на собственные силы. Да и всех к тому же призывает.

— Вы правы, матушка Ольга Димитриевна. Третьего дня в газете прочитал беседу с этим, с позволения сказать, господином. Так не поверил своим глазам. Даже выписал, чтобы голословным не быть да не переврать слова этакого волнодумствия. Вот-с, извольте. «Я намерен сказать людям, чтобы они… ничего не ожидали от жизни, кроме того, что сами могут себе создать… Намерен сказать им, что горевать — не о чем, что утраты нет. Чтобы они не боялись отчаяния, которое одно может породить настоящее торжество. Силен и могуч тот, кто испытал отчаяние и победил его». А, каково?

Отец Серафимий победно оглядел сотрапезников, однако за столом баронессы Ольги редко собирались люди, которых можно было назвать покорными и законопослушными, «благопристойного поведения», как сказал бы сам пастырь. Упомянутые сотрапезники, как, впрочем, и хозяйка дома, и впрямь не ожидали ничего от жизни, кроме того, что могли бы сами себе создать. А потому лишь благовоспитанно покивали, наслаждаясь говядиной в сложном соусе, поданной сразу после прозрачнейшего бульона с крошечными пирожками, до которых была мастерица кухарка баронессы.

— Так что же, батюшка, человек высказал мысли свои… Что ж тут неправедного?

— Да как же-с? Как же «что здесь неправедного»?!

— Да-да, что? — подхватила и Поленька, которая, будучи самой младшей, вообще старалась говорить как можно реже.

— Да все здесь, детушки мои неразумные, неправедно! Господь нас ведет к той цели, которая ему известна. Да еще царь наш император, в мудрости своей прозревающий пути Господни, помогает ему всеми силами своими… Вот их и надобно слушать! А все прочее, небожественное, есть грех великий! — отец Серафимий назидательно поднял толстый, как сарделька, указательный палец с перстнем.

Надо сказать, пастырь был невоздержан во всем, кроме работы разума: много ел, трижды, а то и четырежды на неделе причащал молоденьких прихожанок, знал толк в драгоценностях, с удовольствием играл в винт… Жаль только, мозги старался использовать в самом крайнем случае. Ольга бы его и не приглашала в дом, однако решила, что ей полезно будет иметь своего духовника. Отец Серафимий оказался идеальным кандидатом: отсутствие мозгов (или полная их леность) не мешало ему иметь множество нужных связей в свете — приходилось приглашать его на обеды по воскресеньям и терпеть поучения. Не такая уж большая плата, по сравнению со многими иными расходами…

Баронесса, конечно, могла бы возразить пастырю, что, коль уж Господь наделил человека свободой воли, вкусом, разумом и духовными силами, то нет ничего «притивуречащего» (по выражению того же отца Серафимия) и в том, что человек все это использует. Использует сам, не ожидая ни разрешения свыше, ни, тем более, позволения от сильных мира сего. Однако спорить с духовником Ольга не собиралась — мило улыбнулась и кивнула: пусть уж вещает.