Серо Ханзадян - Мхитар Спарапет

Вардапет умолк. Он сказал то, что должен был сказать.

— И это все, что желает передать нам католикос? — спросил Давид-Бек.

— Все! — тяжело ответил Овасап. — Святейший смягчил гнев паши. А тебе, Верховный властитель наш, Давид-Бек, остается идти к паше с повинной.

В глазах Бека вспыхнули грозные искры. Мовсес заметил, как нервно задергалась его правая щека.

— Согомон! — обернувшись к двери, едва сдерживая гнев, позвал Бек. Согомон тотчас вошел. — Отведи этого почтенного вардапета куда следует, хорошенько покорми его, укажи постель — пусть отоспится — и проводи в путь, когда он того пожелает.

Обернувшись к Овасапу, Бек добавил:

— Передай вехапару наш смиренный привет и скажи ему, чтобы впредь не вмешивался в наши дела. Эчмиадзин глух к армянскому горю, и его католикос мертв для армянского народа! Да будет счастливым твой путь…

Ранним утром разгневанный вардапет удалился.

В конце июня в Алидзор прибыл Нагаш Акоп. Даже Бек с трудом узнал своего любимца. Акоп был весь в лохмотьях, исстрадавшийся, какой-то потерянный. Еще из Агулиса Давид-Бек отправил его в Европу, в Амстердам, за армянской типографией. И вот после долгих мытарств Акоп вернулся с полпути.

Войдя в комнату, Нагаш снял шапку и, поклоном приветствуя Давид-Бека, сказал:

— Вот и я, тэр Давид-Бек. Скорблю, что вместо радости принес тебе тяжелую весть.

— Случилось несчастье, Нагаш? Ты вернулся с пустыми руками?

— С пустыми руками и к тому же обманутый! — воскликнул живописец и без сил упал в кресло. — Все погибло…

Давид-Бек позвал Согомона, приказал ему сходить за главным лекарем. Но живописец замахал руками:

— Не нужно, не нужно! Знай же, Верховный властитель, нас предали, подрубили сук нашей надежды. Оказывается, мы спали и не ведали, что творится вокруг.

— Говори яснее, да без криков и воплей! — попросил Бек. — Ограбили караван, что ли?

— Ограбили караван армянского народа! Предали нас, продали в рабство! — твердил живописец. — Европейские лисы угрозами вынудили русских, и двенадцатого июня они заключили мир с султаном.

Давид-Беку показалось, будто под сводами комнаты разразился гром. Дышать стало нечем. Он побледнел, глаза налились кровью, невольно сжал в кулак правую руку. В нервном тике задергалась щека.

— А ну, Нагаш, — сказал он угрожающим голосом, — спокойно расскажи все, что знаешь. Все, слышишь?

— Расскажу, — перевел дух Нагаш Акоп. — Горько, но что делать, расскажу. Разве горечь не сопутствовала нам вечно? Нам, народу, умеющему создавать богов, но за века не удостоившемуся и крохи добра от этих богов.

Нагаш попросил воды, уже несколько успокоившись, продолжал:

— Доехал я до Стамбула в конце мая. Остановился у патриарха, чтобы затем морем отправиться в Амстердам. Все шло как надо, патриарх обещал помочь. Однако накануне отъезда мы узнали о тяжелом бедствии. Султан уломал русских, заставил подписать договор о мире. Русский посол князь Неплюев долго упорствовал. Он даже требовал, чтобы султан уступил России Армению и Грузию, вывел бы из Еревана и Тифлиса свои войска, но ничего не получилось. Французский и английский послы сделали свое дело. На все требования Неплюева султан лишь покачивал головой. Целую неделю посол России стоял на своем, угрожал войной, но все безуспешно. Наконец он пошел на компромисс — предложил оговорить, чтобы Армения и Грузия не принадлежали ни русским, ни туркам, а остались бы независимыми государствами. На это предложение султан ответил не сразу, просил два дня на размышление и, говорят, уже готов был согласиться… Но, бог мой, нет у нас счастья… — живописец схватился за голову.

— Продолжай, что потом? — в нетерпении отдернул его руки Бек.

— Опять вмешались англичане и франки! «Владей богатой Арменией и Грузией, султан Ахмед, — сказали они, — мы стоим за тобой, в любую минуту придем на помощь. Ни один волос не слетит с твоей головы. Владей этими странами, не дай русским войти туда». Неплюев рассорился с султаном. Англичане тем временем ввели в Босфор военные суда и пригрозили Неплюеву, что их страны направят эти суда к Азову. Угрожали напасть и с севера. Две недели шли переговоры. Английский посол, взбешенный несговорчивостью русских, бросил в лицо Неплюеву: «Советую вам умыть руки. Армяне и грузины с давних времен принадлежали туркам, чего ради вы из-за них суетесь в огонь? Если царь Петр продвинется на Востоке хотя бы на шаг, мой король и Карл шведский вступят в Россию с севера». Этими угрозами не ограничились. Англичане направили свои пушки на посольский корабль Неплюева. Петр поневоле уступил. Так был заключен договор, ставивший условие, что Россия и Турция не будут больше воевать друг с другом и что Петр довольствуется землями, уже занятыми им на побережье Каспийского моря. Вот как все было, тэр Давид-Бек! — закончил Нагаш.

Бек держал в зубах трубку, тыча в нее трутом, но никак не мог запалить. Нагаш посмотрел на Давид-Бека и ужаснулся. Сейчас, вот сейчас он сойдет с ума.

— Ох, господи! — воскликнул Нагаш. — Пусть бы лучше меня прирезали где-нибудь в пути, только бы не слышать мне всего того, о чем я сейчас поведал тебе, Бек, не узнать бы, что рушится все, за что отданы жизни тысяч и тысяч наших людей.

— Не причитай, словно баба, — вдруг удивительно спокойно произнес Давид-Бек. — Нам надо мужаться!

— Легко сказать «мужаться», — буркнул живописец. — В таком положении это разве мыслимо?

— Очень даже мыслимо. Когда я всего с четырьмя сотнями смельчаков начал свое дело, мне заранее было ясно, на что я иду, какие несчастья нас ждут. Но я верил и до конца жизни буду верить в свой народ. Пока жив хоть один армянин, нас не сломить.

— Место слияния Куры и Аракса стало теперь пограничным пунктом между Турцией, Персией и Россией, — сказал Нагаш. — Чем помянуть тебя, бог армян?..

— Довольно! Прекрати этот стон! — неожиданно загремел Давид-Бек.

Потом он долго стоял у открытого окна и наконец обернулся к живописцу и уже мягко сказал:

— Не отчаивайся, Нагаш. Я предчувствовал все это. Помни, никто не может заставить нас свернуть с нашего пути. Никто! Никого я не молил о помощи и не намерен молить. Мы будем продолжать борьбу за свободу армянского народа, за существование нашей родины.

— Дай тебе бог удачи, Бек! — сказал Нагаш Акоп и, считая разговор оконченным, направился к выходу. Но Давид-Бек удержал его:

— Больше никогда я не пошлю тебя в заморские края, Нагаш. Чужой хлеб горек, а улыбка лжива. Оставайся в Алидзоре. Открой здесь живописную мастерскую, умножь число своих учеников, пусть работают во славу нашего народа.

Нагаш заморгал глазами: не поверил услышанному.

— О какой мастерской ты говоришь, тэр Верховный властитель? Время ли сейчас этим заниматься?