Серо Ханзадян - Мхитар Спарапет

Он поднял голову. Долгое молчание могло обеспокоить военачальников. Овладев собою, он спокойным и подбадривающим голосом сказал:

— Пусть вас, мои дорогие, не беспокоит количество стоящего против нас врага. Помните, мы защищаем свой дом, своих детей, а он — трусливый вор, вошедший в чужой дом. Вы показали много примеров храбрости и доблести. Сейчас судьба нашей Армянской земли в наших руках. Не робейте перед врагом. От вашего мужества и от мужества ваших воинов зависит все. Поверьте, победа будет за нами. Мы заставим Абдулла пашу покинуть нашу страну.

Военачальники внимательно слушали Бека и время от времени поглядывали в сторону лагеря противника. Так ли будет, как говорит Бек, или же завтра им уже не видать восхода солнца?

Накормили войско. Пищу раздавали воинам женщины, пришедшие из Агулиса и Ордувара. Многие из них затем не вернулись домой, остались, чтобы на следующий день участвовать в сражении — помогать раненым и больным. Поздно вечером в лагерь прибыл епископ Оваким.

— Наступил день, дети мои!.. — воскликнул он, простерев руки. — Сохраните землю Армянскую.

Его сопровождали многочисленные священники в саванах мучеников, иноки, епископы. Они разошлись по лагерю и стали причащать воинов.

Вскоре прибыл и Авшар Тэр-Гаспар из Цицернаванка и привел с собою пятьсот вооруженных крестьян. Он поцеловал знамя Давид-Бека и сказал взволнованно:

— Пришли отдать богово богу, взять свое, тэр Давид-Бек. Отведи мне клочок поля, чтобы я стал на нем против смерти. За землю родную.

Бек велел ему отвести свой отряд на берег реки, где стояли персидские войска. Авшар Тэр-Гаспар улыбнулся.

— Следить за персиянами, чтобы они не побежали, тэр Давид-Бек? — сказал он, не скрывая насмешки.

— Иди прикрой проход, ведущий к Мегри. С тобою будет и Зарманд со своими ополченцами, — ответил Бек.

— Да! Хорошие у меня соседи, — пошутил снова Авшар. — С одного бока персияне, с другого — баба-военачальник. Оба друг друга стоят.

Его шутки несколько развеселили военачальников. Однако веселье Авшара раздражало мелика Муси. «Боже мой, что это за люди, — думал он, — смотрят в глаза смерти, а сами насмешничают. Ведь завтра им душу богу отдавать».

Как бы хотелось мелику Муси быть сейчас в Исфагане, в Венеции или хотя бы в Стамбуле, где у него были богатые лавки, были друзья среди купцов всех национальностей. И почему судьба связала его с этими?

Почему он не отправился вовремя к Абдулла паше, не склонился перед ним и не привел его войско в Агулис? Завтра паша займет город, и кто знает, удастся ли ему своими золотыми мешками умилить пашу, простит ли его паша или же велит немедленно повесить.

Между тем военачальники продолжали обсуждать подробности завтрашнего сражения. Кто-то спорил с князем Баяндуром. Давид-Бек с трудом узнал в темноте молодого сотника из Татева Гиджи.

— Мы не должны сходить с наших укреплений, тэр князь, — говорил он Баяндуру. — Опершись о холмы, мы выстоим. Мхитар в Варанде разгромил турецкую армию, устроив засаду. Сделаем то же самое и мы.

— Было бы хорошо отойти к Мегринскому ущелью, — сказал мелик Нубар и посмотрел смело на Давид-Бека. — Оно более тесное.

«И убирайтесь, — думал про себя мелик Муси. — Какой черт вас держит здесь. Отодвиньтесь, убирайтесь, я знаю, как спасти свой город».

— Марага тоже узкое ущелье, — заметил князь Баяндур. — Если половина турецких войск сядет верхом на другую половину, и то всем не хватит места. С одной стороны — река, с другой — гора Цгна. Негде врагу развернуться, действовать свободно. Ущелье Марага — это ворота в нашу страну.

«Если бы еще один сильный, боеспособный отряд, — прислушиваясь к разговору, думал Бек, — я бы спрятал его в ущелье и в решающий момент сражения ударил бы в тыл врага с правого крыла. Но где взять такую силу? Воюет весь наш народ. Может быть, сейчас и Мхитару нелегко, и он не может отбросить врага. Арцахский князь Ованес-Аван с трудом удерживает северные подступы. Кто может прийти на помощь, откуда?»

— Сражение начнем тут, в долине Мараги, — сказал он военачальникам. — Впустим врага в глубь страны — и завтра здесь будет новая Варанда. Воды Аракса поднимутся от крови вражеской.

Умолк. Сердце разрывалось от гнева, словно гроза скопилась в нем. Завтра — в бой. Быть может, последний; последний раз будет биться он за землю родную. Враг силен и коварен. Падут многие, может быть и сам. Завершится его страдальческая жизнь. Ну и что же!.. Не погибнет же мир с его уходом. Он уйдет, пусть затем явится Мхитар, пусть он поднимет войска, народ на защиту, земли Армянской. Пусть управляет один, по-своему… «Может быть, прав он, возможно, он спасет страну. Если так… Не беда, пусть я умру, пусть паду во имя спасения страны. Я уйду — придет тот, которого я любил, как сына, люблю и теперь всей силою души».

Отпустив военачальников, Бек остался на холме. Перед ним было поле завтрашнего побоища. Во мраке ночи не были видны воды Аракса, лишь слышался их глухой стон.

Только на рассвете сморил сон Зарманд. Но длился он недолго. Проснулась, будто услышав молящий о помощи голос сына. Она подняла голову, и кошмар исчез. Сердце матери екнуло. Сегодня здесь будет литься кровь. А где ее сын? И там, где он, льется кровь? «О пресвятая дева Мария, отведи от моего единственного огонь и меч, пожалей меня! Если уж смерть, дай ее мне, не ему», — исступленно шептала она, протягивая руки. Затем, овладев собою, она посмотрела на турецкий лагерь. Страшное чудовище еще спало, окутанное синим предрассветным туманом.

Спавшие рядом односельчане, которых сама привела сюда, постепенно пробуждались. Вот зевает хромой мельник, худой и лохматый, как только что проснувшийся после зимней спячки медведь. Он пришел, чтобы защитить клочок собственной земли, построенный на скале новый дом. Рядом с нею — гончар, он был неимущим воином. Спарапет дал ему землю, он начал заниматься гончарным ремеслом. С ними еще с десяток крестьян. Проснулись, прислонили к коленям свои копья, сели на землю и беседуют.

Зарманд подошла к ним. «Доброе утро!» — сказала она, и у нее сжалось сердце. Сама привела их сюда, на войну. У каждого из них полон дом детей, она будет причиной их несчастья. О боже! Зарманд тяжело опустилась возле них на землю.

Бледные лучи рассвета коснулись горы Камкух. Была пора первых петухов. Трое воинов гнали впереди себя турка к холму Давид-Бека.

— Кто это? — спросил, вставая, гончар.

— Ослеп, что ли, не видишь, пленника ведем? — ответил гордо один из воинов. — Поймали возле реки. Пришел выкрасть кого-нибудь из нас. Теперь от страха намочил штаны, и от него несет псиной. Тьфу!

Зарманд узнала воина. Это был сын их пастуха. И остальные узнали его. Хотели позвать, расспросить, но он вместе с другими воинами и пленным был уже далеко.