Серо Ханзадян - Мхитар Спарапет

Мхитар поднял голову. Ему хотелось сказать, что сам он еще больше их ненавидит Бархудара, но и он счел за благо не подливать масла в огонь, не подогревать злость у своих гонимых, безземельных собратьев.

— И думать не смейте, чтобы оставлять свою родину, — внушительно сказал он. — Обещаю сделать все, чтобы мелик Бархудар больше не притеснял вас. Но спросить хочу: почему вы не помогаете нам в борьбе против врагов отечества?

— Мы жизнью готовы жертвовать! — прогремел старый Туриндж. — Много ли, мало ли, а две сотни храбрецов могут стать воинами в твоем войске, только кто же считает нас за людей? Слушай, Мхитар. Ты, кто преисполнен всякой мудрости, слушай! Да останешься в ответе на правом суде господнем, если не поможешь нашей беде, не утолишь, подобно роднику, нашу иссушенную жизнь!..

— Вступим в твое войско, — раздались возбужденные голоса, — ну, а землю потом дадут? Даже щенку нужен свой клочок, чтобы было где приютиться…

— Землю дам, — неожиданно для всех объявил Мхитар. — Хоть сегодня, хоть завтра. — Он говорил властным, повелительным тоном. — Дам из земель, отвоеванных у персов. Только и вам довольно жить подобно бирюкам, затворившись от мира.

— Правь нами и будь нам отцом, тэр спарапет, и мы покажем, что у нас в жилах течет армянская кровь.

Все разом попятились. И смолкли, словно ожидали весенней грозы, которая должна была теперь разразиться. Мхитар безмолвно встал. Навалилась усталость, захотелось прилечь.

Пробудился он от солнечного тепла, проникавшего через единственную щель в пещере. Тэр-Аветиса не было. Мхитар быстро вышел. У дверей стоял Товма.

— Доброе утро, — приветствовал он.

— Доброго здоровья, Товма. Чей ты сын будешь? — поинтересовался Мхитар.

— Туринджа.

— И много вас, братьев?

— Семеро и одна сестра. Из братьев я младший.

— А занимаешься чем?

— Кабанов бьем; бывает, рысь попадается… Все мои братья — охотники.

Вышли в узкий каменный двор на самом краю пропасти. Велико же было удивление Мхитара, увидевшего там свою лошадь и лошадь Тэр-Аветиса. Товма объяснил, что их убежище имеет тайный ход, через который вводят коров и овец. По этому ходу ночью провели и караван Мхитара.

Отсюда было хорошо видно расположение Пхндзакара. Всюду громоздились скалы, бесформенные, несуразные, причудливые, страшные. Наверху был лес, внизу — тоже.

Перед большой пещерой собралась толпа мужчин и женщин. Слышались крики грудных детей. На склоне скалы был подвешен колокол, а под ним стоял искусной резьбы хачкар [12] Хачкар — крест-камень, надгробие. , рядом — деревянное корыто.

Тэр-Аветис, одетый в старенькую схиму, которую всегда возил с собой в хурджине, брал у женщин плачущих детей и окунал их в корыто. В купельную воду опускал он также и свой наперсный крест с почерневшими краями. Закончив обряд, протягивал матери окрещенного ребенка для поцелуя.

Рядом с ним ходил какой-то хромой человек с лицом Христа. Он увлеченно смотрел на Тэр-Аветиса и повторял за ним слова молитвы. Тэр-Аветис забыл снять с себя саблю, ножны окунались в купель.

— Ну, ну, не дури, — выговаривал он годовалому малышу, который, вцепившись ему в бороду, неистово орал. — Не дури, не то не быть тебе воином…

— Жизнь отдадим, — произнес громко старый Туриндж. — Пусть станет воином земли Армянской.

— Аминь! — воскликнули остальные.

Крещение окончилось. Мхитар велел своим спутникам принести вьюки. Затем позвали всех мужчин. Вскоре возле хачкара собрались стар и млад. Пришли с дубинами и пиками в руках. Дети жались к скалам.

Наступила тишина. Люди поняли, что должно свершиться нечто важное. Мхитар встал возле хачкара. По одну сторону — строгий и суровый Тэр-Аветис, по другую — удивленный Туриндж. По знаку спарапета Горги Младший разрезал кинжалом перевязи одного вьюка и, вынув ружье, подал Мхитару.

— Довольно вам таиться в норах, слышите вы, армяне? Видите это оружие? Им вы должны разить врагов земли Армянской. Вы достойны хвалы: в гонениях ни веру свою не забыли, ни свою принадлежность к армянской нации не отвергли. Я уверен, что вы останетесь верны и Давид-Беку. Ну?

Люди не поняли, чего хочет от них Мхитар, они жадно смотрели на ружья. Туриндж прокашлялся.

— Что же вы присмирели, — прерывающимся голосом сказал он. — Подойдите к тэр спарапету, примите его дар и запишитесь к нему в войско.

Первым подошел к Мхитару босоногий мужчина в едва достававшем до колен кафтане из козьих шкур.

— Дай мне! — сказал он требовательно и даже как-то угрожающе, протягивая руку за ружьем. — Дай, и я встану под знамя Давид-Бека. А коли встану, то уже не отступлюсь. Знай, тэр спарапет, изрубим всякого, кто осмелится подойти к нашим скалам: будь он персиянином, турком, меликом Бархударом или кем другим…

Он приник к хачкару, ткнулся усами в его пыльную надпись и воскликнул:

— Крест и ружье — заступники наши, да живет земля Армянская!

— Аминь! — выкрикнули сотни голосов.

Горги Младший выводил на клочке бумаги имена тех, кто получал из рук Мхитара оружие. Пхндзакарцы один за другим клялись в верности Беку. И звонко целовали хачкар.

Товма беспокойно покусывал усы, в душе досадуя, что спарапет не наделяет его оружием. Нешто он недостоин? Двадцать пять лет уже от роду, и один из трех клыков, висящих над входом в их пещеру, принадлежит барсу, убитому им самим.

Он был поглощен этими мыслями, когда кто-то толкнул его в плечо:

— Иди же, Товма, тэр спарапет зовет тебя.

Пошатываясь, юноша пошел вперед и остановился перед спарапетом. Даже потом его прошибло. Перед ним стоял не утренний добрый гость. На лице Мхитара застыла жестокость, взгляд пронзал.

— Знай, если дрогнет в бою рука твоя или повернешь к врагу спину — пощады не будет, — произнес Мхитар, меря его своим острым взглядом. — Отныне ты не охотник, питающийся медвежьим мясом, а Товма — десятник войска Давид-Бека. Ты слышишь?

Товма лишь мигал глазами. Голова ходила кругом. И сердце билось так сильно, что казалось, все слышат его удары. «Десятник!» Не ослышался ли он?.. Невольно закрылись глаза. От солнца ли, что било в лицо, или от тяжелого, колючего взгляда Мхитара? Когда Товма снова открыл глаза, Мхитар уже добродушно улыбался. Но что-то неуловимое было в улыбке Мхитара, в его взгляде. Так смотрит с высоты на беззащитную косулю барс, готовясь к прыжку…

— Сегодня ты десятник, Товма, а завтра могу сделать тебя сотником, но могу и повесить на каком-нибудь гнилом дереве. Помни это…

Спарапет вынул из-за пояса один из двух пистолетов, которые поднесли ему агулисские купцы, и протянул Товме.

Товма схватил руку Мхитара, но приложиться к ней не успел. Спарапет подтолкнул парня к хачкару.

— Крест целуй! — сказал он. Затем обратился к пхндзакарцам: — С этого часа Товма — ваш военачальник. По воле моей, жители Пхндзакара, с сегодняшнего дня вы больше не подвластны мелику Бархудару. И об этом знайте. Грамоту-приказ получите вскоре. Леса вкруг Пхндзакара, отвоеванные нами у захватчиков-персов, ущелья, родники и реки, пашни и луга, горы и скалы даю в безвозвратную собственность вашей общине. Даю право селиться здесь также всем, кто прибудет и пожелает жить с вами. Принимайте их по-братски, живите, плодитесь. Рассудил я также старика по имени Туриндж назначить старостой над вами.