Кэтрин Уэбб - Потаенные места [litres]

– Да уж, – мягко проговорил он. – Этот день мы не скоро забудем, как бы нам того ни хотелось.

– Где наш Донни? – спросила Луиза. – Разве он не вернулся с тобой?

Доктор Картрайт взглянул на Пудинг, но та лишь покачала головой.

– Я уверен, что он скоро вернется, моя дорогая, – ответил он довольно спокойно, хотя костяшки его стиснутых в кулаки пальцев побелели.

Долгое время они хранили молчание. Пудинг передала отцу чашку чая. Теплый влажный ветер подул в окно, когда солнце наконец прорвалось через дымку и птицы начали петь. Пудинг видела, что оно стоит высоко, но это, похоже, больше ничего не значило. Ей было все равно, какой настал день недели, какой нынче месяц или год. Сейчас должна стоять ночь, думалось ей. Отныне всегда должна стоять ночь.

– Что ж, пожалуй, я приготовлю ужин, – сказала Луиза, поднимаясь и разглаживая юбку. – У меня есть свиная корейка и бобы. Их можно потушить. – Она в раздумье замолчала и нахмурилась. – А Донни любит бобы? Я что-то не помню.

– Да, любит, – глухо отозвалась Пудинг.

– Конечно любит, – улыбнулась Луиза. – Что я за мать, если могла об этом позабыть!

Напевая что-то себе под нос, она надела фартук и подошла к раковине, чтобы помыть руки. Пудинг села напротив отца.

– Что они сделали с Донни, папа? Где он?

– Он в камере в полицейском участке в Чиппенхеме, Пудди, и пока останется там. Ему дали еду и сухую одежду. Я попросил дать мне ту, которая была на нем утром, чтобы ее постирать, но… мне сказали, ее станут хранить как улику.

– Улику? Ты имеешь в виду… они все еще думают, что убийца он? Разве ты не сказал им, что это не так?

– Конечно, я им говорил. Конечно, я делал, что мог. – Доктор Картрайт вздохнул и потер подбородок. – Но полицейские считают, что виноват он, и мы должны набраться терпения. Они не знают нашего Донни и верят только уликам, оказавшимся в их распоряжении. Следователь говорит, он держал в руках лопату, которой был убит мистер Хадли, и больше на фабрике не видели никого, кто мог это сделать.

– Но он нашел мистера Хадли уже после того, как тому были нанесены раны. Так он мне сказал! Он утверждает, что пытался помочь. Потому кровь и оказалась на рубашке. И… и он, очевидно, просто понес лопату туда, где ей полагается находиться, то есть в котельную. Ты же знаешь, он любит вытворять подобные странные вещи, и…

– Успокойся, Пудинг, тебе не нужно меня убеждать!

Доктор взял дочь за руку и попытался погладить, но та сжала его ладонь так сильно, что он поморщился.

– Мы должны заставить их понять, что он не способен на убийство, – проговорила она.

– И мы это сделаем. Да, сделаем.

С замиранием сердца Пудинг услышала, как устало звучит голос отца, и поняла: в душе он уже побежден.

– Ты выглядишь измотанным, папа. Тебе нужно отдохнуть. Как прошли роды? Из-за которых ты не пришел на фабрику?

– Не очень-то хорошо. Ребенок погиб, – отозвался доктор. – Воистину черный день.

Он сделал глоток чая, осторожно держа чашку, его рука дрожала.

Пудинг так сильно хотелось действовать, помочь брату хоть чем-нибудь , что ей невмоготу было больше терпеть.

– Я собираюсь на фабрику. Мне надо переговорить с тем, кто первым увидел Донни. И выяснить, кто первым нашел… бедного мистера Хадли, – объяснила она, натягивая сапоги.

– Пудинг, не ходи туда. Фабрика закрыта. Полиция все еще расспрашивает рабочих, – сказал отец.

Она замерла, стоя в одном сапоге и держа другой в руках. Глаза девушки снова наполнились слезами.

– Бедный мистер Хадли, – тихо проговорила она. – Кто мог желать его смерти? Не понимаю.

– И я тоже, моя дорогая. И я тоже.

– Что случилось с мистером Хадли? – спросила Луиза высоким тревожным голосом, стоя у плиты.

– Помнишь, я говорила тебе, мама? Его убили.

Пудинг с трудом добилась того, чтобы ее голос не задрожал.

– Пудинг, – произнес доктор предупреждающим тоном.

– Но мы вряд ли можем притворяться, что это не так! – воскликнула та.

– Какая жуть ! – отозвалась Луиза. – Это был какой-то несчастный случай? Просто ужас!

Не в силах выдерживать происходящее ни секунды дольше, Пудинг засунула ногу в другой сапог и вышла из дома на солнечный свет. Источник журчал кристально чистой водой, протекающей в каменном желобе. Он был невероятно красив, и Пудинг почувствовала вдруг, как огромная трещина прошла прямо через середину ее мира. Девушка стояла на дорожке и плакала. Сквозь слезы она неожиданно заметила фигуру человека, медленно поднимающегося на холм. Это был Хилариус, его суровое лицо было непроницаемым, как всегда.

– Лошадям нужно, чтобы за ними присматривали, – сказал он коротко, добравшись до нее.

Солнце светило прямо ему в лицо, он щурился, и его глаза были почти невидимы. Но взгляд их все равно был настороженный, острый, словно клинок. Пудинг на мгновение растерялась.

– Но… мистер Хадли мертв ! – произнесла она голосом, наполненным болью. – И моего брата забрали!

Хилариус на пару секунд задумался, а потом кивнул.

– Это плохо, – сказал он. – Я знал молодого Алистера с тех пор, как он родился, задолго до того, как тьма опустилась на этот дом. Но животным нет до этого дела. Они думают лишь о своем благополучии, вот так-то.

– Нет, я не могу сейчас прийти… Не могу! Мне нужно… – Пудинг попыталась понять, что ей нужно сделать. – Разве ты не можешь сам присмотреть за лошадьми, Хилариус?

– Не моя работа, девочка. Это по твоей части.

Он снова посмотрел на нее долгим взглядом, затем кивнул и повернулся, чтобы пойти назад, неуклюже шагая вниз по склону на своих кривых ногах.

Пудинг еще некоторое время наблюдала за Хилариусом, стирая с лица соленые слезы, а затем последовала за ним – работать.

Душными ночами, которые выдались на той неделе, Клемми подолгу не могла уснуть. Она ерзала, поворачивалась с боку на бок и пинала простыни, пока Джози не начинала вздыхать, а Лиз не принималась ворчать, что задушит сестру, если та еще раз ее разбудит. Клемми выскальзывала из постели и опускалась на колени у открытого окна, находящегося под самым свесом крыши. Их комната разогревалась от дневного жара и отдавала его ночью, а воздух снаружи был только немного прохладней, чем внутри. Летучие мыши, которые охотились за ночными мотыльками, кружились, летая вдоль реки, проносились над двором. Невидимая сова ухала над широкой долиной Байбрука, и на противоположной стороне ей отвечала другая. Река спокойно несла свои воды. Небо было иссиня-черным, а свет ущербной луны окрашивал все, что находилось на земле, в серый цвет. Клемми не знала, что делать. Полицейские констебли из Биддстона и Чиппенхема провели на фабрике несколько дней, наблюдая за всеми с таким подозрением и с такой серьезностью, что девушка, в душе испытывая вину, старалась убежать от них, едва завидев. Ей было не по себе от пристального внимания служителей закона. Казалось, их взгляды касались ее кожи, и Клемми чудилось, будто она совершенно прозрачная. Однажды она собралась отнести молоко в столовую, как обычно, однако ее туда не впустили и отослали домой. И она подслушала, как одна из женщин, работавшая на складе, жаловалась, что ее попросили смыть кровь с пола в конторе.