Кэтрин Уэбб - Потаенные места [litres]

– Господи, да что с тобой происходит, девчонка? – крикнула миссис Кент, но в это время дверь открылась, и вышла Нэнси Хадли.

Она шагала с такой злобной целеустремленностью, что Клемми непроизвольно попятилась. Нэнси была худощавой и жилистой, а ее решительность была подобна шипам, уколоться о которые никому не хотелось.

– Что тебе надо? – спросила она недобрым отрывистым голосом. Клемми вздрогнула, сжалась и принялась переминаться с ноги на ногу. Она видела красные от слез глаза и бледное лицо Нэнси, ее кожу, покрытую пятнами, искусанные губы. – О, что это? Что тебе надо? – крикнула Нэнси. – Алистер мне рассказывал, что нет никакой причины, по которой ты не можешь говорить, так что давай говори! – Но Клемми не могла этого сделать. Глаза Нэнси сузились, ее лицо стало напряженным. – Наверно, я в силах догадаться, чего ты хочешь на самом деле. Пожалуй, что так. – Ее голос упал, когда она сказала это, и Клемми с надеждой посмотрела ей в глаза. – Разве тебе не достаточно было осаждать Алистера на фабрике, чтобы проводить ваши… уроки ? И у тебя хватило наглости прийти сюда и докучать нам здесь? Зачем? – потребовала она ответа. Смущенная Клемми покачала головой. – Уходи. Алистера здесь нет. Разве ты этого не понимаешь, глупая девчонка? Ты опоздала, его нет. Ты не можешь его увидеть! – На последних словах из глаз Нэнси брызнули слезы. Рыдания душили ее, и ей пришлось замолчать, чтобы отдышаться. Клемми осторожно наблюдала за ней, ожидая, что произойдет дальше. Непонимание было настолько чудовищным, что она не могла заставить себя уйти и оставить все как есть. Девушка покачала головой, но Нэнси вытирала глаза и ничего не видела. Затем она подняла руки и погнала Клемми прочь, толкая ее, когда та стала сопротивляться. – Давай уходи, чего ты ждешь? Уходи! – повторяла Нэнси с мокрым от слез лицом, не поднимая глаз на Клемми.

Побежденная и испуганная, Клемми поспешила прочь.

Во второй половине дня Уильям Мэтлок был вынужден дать пощечину своей немой дочери после того, как стадо коров из-за ее недосмотра разбрелось по полям и отправилось пастись у живых изгородей вдоль дороги, идущей от их дома в сторону фермы Медовый Ручей. У изгородей росло много дикого чеснока, от которого вкус молока был горьким и день, и два. Клемми безуспешно пыталась догнать своих подопечных и вернуть их обратно. В конце концов это удалось сделать только по счастливой случайности: собаки с Медового Ручья залаяли и обратили буренок в бегство.

– Уилл! – воскликнула Роуз, когда удар был уже нанесен, затем муж вышел во двор, и Клемми прижала руку к горящему лицу. Удар был сильный, и девушка почувствовала вкус крови там, где губа оказалась рассечена. – Он не хотел, Клем, ты знаешь, что не хотел, – проговорила мать, вытирая кровь мокрой тряпицей.

Клемми кивнула. Она даже не особо расстроилась. Впрочем, губа вскоре сильно распухла и стала какой-то странной – онемевшей и болезненной одновременно. Клемми оттолкнула руку матери, обошла кухню в поисках бумаги, нашла старый счет за лекарство для коров и огрызок карандаша, а затем села за стол и нетерпеливо постучала по бумаге пальцем. Роуз слегка нахмурилась.

– Хочешь что-то написать? Тебе надо мне что-то сказать? – спросила она. Клемми решительно кивнула. – Мы… пробовали научить тебя писать раньше, дорогая, и у нас ничего не получилось, – проговорила мать мягко. Клемми ткнула в бумагу еще настойчивей, и на ее глазах появились слезы. – Хорошо, хорошо, не расстраивайся. Мы что-нибудь придумаем.

Роуз села рядом с дочерью и начала усердно выписывать алфавит, как она это делала сто раз раньше, озвучивая при этом каждую букву. Она взглянула на Клемми – не станет ли та повторять звуки, но Клемми не собиралась заговорить в одночасье – это лишь все запутало бы и усложнило. Девушка пристально смотрела на значки, которые нарисовала мать, и пыталась запомнить, удержать в уме все линии и изгибы, но глаза, казалось, отказывались их видеть, и она не могла вспомнить, какой значок что значил. Все они выглядели неуловимо разными. Она указала рукой на небо, а затем жестом попросила мать записать соответствующее слово. Буквы, которые Роуз выбрала, оказались вовсе не теми, какие Клемми ожидала увидеть. Она встала и указала на разные вещи в комнате – кастрюлю, тарелку, ложку, нож. «Нош», – послушно написала Роуз.

Как Клемми ни старалась, ей никак не удавалось нащупать связь между звуками и буквами. Она опустила голову и в гневе принялась тереть руками глаза.

– О, не плачь, моя Клем! Что бы ни приключилось, беда не может быть настолько большой, чтобы до такой степени огорчаться, ведь так? – проговорила Роуз. – У тебя неприятности? Ты в опасности? Или она грозит одной из твоих сестер? – спросила мать, и Клемми отрицательно покачала головой. – Ну, тогда, что бы ни произошло, все само собой уладится, я уверена. Только не надо так переживать, это не поможет, – посоветовала Роуз, после чего задумалась на мгновение, отойдя от дочери на расстояние вытянутой руки. – Ты все еще расстроена из-за того, что случилось на фабрике? – предположила она. – Дело в этом, не так ли? – (Клемми осторожно кивнула.) – Я знаю, это ужасно, – продолжила мать. – Но ты в безопасности, я уверена. Я слышала сегодня от Либби Хэнкок, будто полиция арестовала кого-то и копы уверены, что он и есть тот, кто им нужен. Его посадили под замок, вот так-то. Он не может причинить тебе вред. – (Клемми уставилась на мать широко раскрытыми глазами, когда эта новость дошла до нее.) – Я могу попросить Джози носить молоко на фабрику вместо тебя. Хочешь? Тогда тебе вообще не придется ходить в Слотерфорд. Во всяком случае, твоих уроков с мистером Хадли больше не будет, – сказала она, но Клемми лишь покрутила головой в ответ на ее слова.

Вечером, после ужина, она ускользнула с фермы и направилась к дому под соломенной крышей. Надежды расцветали в ней, как цветы, – надежды, что Исаака Таннера навсегда засадили за решетку и Илай теперь свободен от него. Свободен и может стать счастливым. И что она выпуталась из своего затруднительного положения и ей не придется выбирать из двух зол. Она подбиралась все ближе и ближе, переходя от дерева к дереву, а затем спряталась за уборной, стараясь соблюдать осторожность, – рядом никого не было. Но когда она перебегала от уборной к стене дома, дверь уборной со стуком открылась. Клемми ахнула, обернулась – и увидела Исаака Таннера, застегивающего ширинку. Она застыла на месте. Он еще не поднял головы и не видел ее, но это было делом нескольких секунд. У нее было совсем мало времени, чтобы принять решение. Она понимала, что нужно бежать, но не смогла сдвинуться с места, ноги у нее стали ватными. Таннер поднял глаза и замер. На его лице отобразились сперва недоумение, а затем тревога. У него были такие хмурые брови, такой жесткий рот, такой ледяной взгляд…