Кэтрин Уэбб - Потаенные места [litres]

– Ты теперь боишься меня, Клемми? – тихо проговорил он. Клемми покачала головой, подошла и протянула к нему руки, но он отстранил ее. – Почему ты боишься меня? Я никогда не делал ничего, что могло бы причинить тебе боль, и я люблю тебя, как никто другой. – Он схватил ее за запястья, встряхнул. – Уже три ночи подряд я не спал под крышей, Клем, ты знаешь об этом?

Клемми сделала глубокий вдох. Она закрыла глаза, чтобы сконцентрироваться, и попыталась, как учил мистер Хадли, подумать о частях слова как о ступеньках, на которые нужно подниматься не быстро, а постепенно, по одной зараз.

– И-и-и… л… – сумела произнести она, прежде чем остановиться, чтобы перевести дух.

– Что? Что тебе известно, Клем? – спросил он, не распознав начала своего имени. Сейчас, когда его дыхание обжигало лицо, когда он держал ее за запястья мертвой хваткой, а в его глазах полыхал гнев, ей трудно было сосредоточиться. Она могла только плакать. – Почему ты боишься? – спросил он снова. – Посмотри на меня, Клем. – Она повиновалась и больше не могла определить, был ли он сердит на нее, уязвлен или смущен. Его глаза казались незнакомыми. – Почему ты боишься? Что тебе известно?

В этот момент, видя, как в его глазах разгорается гнев, она жалела лишь о том, что не в силах просто распахнуть перед ним свое сердце, чтобы он мог в него заглянуть.

Услышав, как дверь дома со стуком закрылась, Ирен встала с кровати. До этого она лежала в спальне, прячась от Нэнси. После дождя, когда солнце вновь засветило, травы и прочие растения, казалось, стали расти с почти нереальной скоростью, и Ирен это тревожило. Ей мнилось, будто весь мир вскоре окажется сплошь покрыт листвой и извивающимися корнями, стремящимися задушить ни в чем не повинных людей. А еще она не могла отвязаться от мысли, что эти корни начали проникать в тело Алистера уже на следующий день после погребения, то есть на девятый день после его смерти. В глазницы и мягкие ткани рук. В уши, нос и рот. Во все полости, не защищенные костями. Для Ирен худшая сторона смерти Алистера заключалась не столько в том, что его не было рядом с ней, сколько в том, что тело мужа разрушалось таким образом. И это был единственный способ почувствовать его смерть. Она не могла по нему грустить, не могла оплакивать его – так, как это делала Нэнси. Пропасть между ними казалась теперь неодолимой. Возможно, Алистер в конце концов помог бы ее преодолеть, но его не стало. Ирен снова плыла по течению и чувствовала себя бездомной. Несмотря на то что она никогда не была влюблена в Алистера, он успел стать для нее зоной безопасности. Просыпаясь среди ночи, она порой ощущала, будто в ее ладони лежит его призрачная рука. Тогда она, задыхаясь, садилась в постели и проводила по своим волосам, почти уверенная, что они спутаны и окровавлены.

Клара и Флоренс ответили на напугавшую всех смерть хозяина тем, что в их работе стала проявляться молчаливая задумчивость, которая лишь усугубляла в доме атмосферу нервозности. Они постоянно наблюдали за Нэнси и Ирен так, словно искали подтверждения правильности своих действий или ожидали каких-то особых указаний. Возможно, они, как и Ирен, сомневались в необходимости делать то, что делали раньше. Не было никакого смысла готовить еду для семьи, в которой никто не хотел есть. Не было смысла убираться в комнатах, которыми никто не пользовался и чистота в которых никого не заботила. Бесцельность этих занятий казалась невыносимой и для Нэнси, нервы которой были на пределе. Она часто срывалась на прислуге, когда не была подавлена настолько, чтобы не замечать ее.

Эмоциональные всплески, столь чуждые ее характеру, пугали всех, кто ее знал. Она несколько раз прогнала Пудинг, явившуюся к ней с красными, заплаканными глазами, чтобы о чем-то поговорить, и обрушилась на Джема Уэлча, который вызвал ее немилость, спросив, какие розы срезать ему для венка на могилу Алистера – белые или красные. Старик удалился той же степенной походкой, какой и пришел, но его лицо выражало душевное смятение, которое, как подумала Ирен, было связано с арестом Дональда Картрайта не меньше, чем со смертью Алистера. Об убийце Алистера никто особо не говорил. Люди как будто чувствовали себя неловко и желали осудить грех, но не грешника; ведь не меньшей трагедией, чем смерть Алистера, всем казалось то, что виновником оказался Дональд. В конце концов, он пострадал, сражаясь за короля и страну. Никто не сомневался, что тот Дональд, который отправился на войну, никогда бы не сделал ничего подобного.

Ирен выглянула из окна на верхней площадке лестницы, по которой намеревалась спуститься, и увидела женскую фигуру в бедной одежде, нетвердой походкой бредущую по полю в сторону церкви – понуро, с опущенной головой, увенчанной шапкой буйных вьющихся волос.

Нэнси стояла в коридоре, просматривая письма и открытки, пришедшие утром. На ней была строгая блузка, видневшаяся из-под черного хлопкового кардигана, застегнутого на все пуговицы. Она выглядела бы совершенно обычно, если бы не слезы на щеках и запавшие глаза.

– К нам кто-то приходил? – спросила Ирен.

– Нет. Просто явилась эта странная особа с фермы Уиверн, которая в последнее время околачивается поблизости, – резко ответила Нэнси. – Я велела ей идти своей дорогой. У нее явно не все дома.

– Вот оно что. А как вы чувствуете себя этим утром, Нэнси?

Ирен ни разу не попыталась обнять пожилую женщину, ни разу не взяла ее руки в свои. Однако она внимательно ждала того момента, когда Нэнси будет готова сделать ей шаг навстречу, не станет ее отталкивать. Но даже на дознании, которое началось на следующий день после смерти Алистера и почти сразу было выдвинуто обвинение в убийстве, Нэнси сохраняла отчужденность и ее руки оставались лежать на коленях с плотно сжатыми пальцами. Теперь же она посмотрела на Ирен с выражением настолько враждебным, что у Ирен пересохло во рту.

– Этим утром? Уже три часа дня, Ирен. День почти закончился. И как обычно, без вашего участия. Что касается того, как я себя чувствую, я… – И тут самообладание оставило Нэнси, на мгновение ее лицо приобрело вид настолько потерянный, что на нее было больно смотреть. Она взглянула на белые конверты в руках, некоторые из которых были окантованы черными полосками. – Иные все еще живут во временах королевы Виктории, – пробормотала Нэнси. – Большая часть соболезнований адресована вам. Лучше ответить теперь, пока их не набралось слишком много. У вас теперь такой красивый новый кабинет. Прекрасная комната, как и все остальные. – Она сунула конверты в руку Ирен и пошла прочь.

– Какие остальные? Нэнси, подождите, – позвала Ирен. – Пожалуйста, послушайте. Я… понимаю, что мы не слишком ладим с первого дня моего появления здесь. И я в курсе того, что вы думаете, будто я не заслуживала Алистера. Не знаю, имеет ли это значение сейчас, но я действительно не заслуживала его. Можете не сомневаться. Он помог мне в ужасной ситуации, но, возможно, я не вышла бы за него замуж, оставь мне моя мать иной выбор. И я знаю, что не… любила его так, как вы. Но я просто хотела сказать… Я хотела сказать…