Кэтрин Уэбб - Потаенные места [litres]

Клемми послушно отхлебнула горячий напиток, не слишком задумываясь о сказанном.

Илай вернулся к столу с матерчатой куклой. Та изображала мальчика, по виду одного из Таннеров, с набитыми чем-то мягким руками и ногами, темно-коричневыми волосами из шерстяных ниток и голубыми глазами-бусинами. Малыш был одет в брюки и желтый саржевый жилет, белую рубашку и крошечные черные туфли, которые, как подумалось Клемми, никто из Таннеров никогда не носил. Кукла была не новая, но и не слишком сильно запачканная. Только бледно-кремовая ткань лица стала желтоватой, а в целом она выглядела так, словно ее берегли для использования в каких-то особенных целях.

– Жена викария подарила нам ее, когда я был совсем маленький, – сказал Илай. – Она принесла нам кучу вещей, одежду и обувь, которые собрала церковь, много разных игрушек. Папа все выкинул. Он впал в ярость, сказал, что мы не нуждаемся в милосердии людей, которые думают, будто благочестивы, а потому выше нас. Мне удалось спрятать эту куклу, усевшись на нее. – Он сунул куклу в руку Иакова, и тот прижал ее к себе; мальчик хотел спать, и его веки смыкались. – У малышей ведь должны быть куклы? – пробормотал Илай. Клемми хотела спросить, как они прятали куклу все это время, и получилось так, словно Илай услышал ее вопрос. – Мы держим ее в горшке с мукой, – сказал он. – Отец никогда туда не заглядывает, ведь муку нельзя есть прямо из горшка.

Он сухо улыбнулся, и сердце у Клемми сжалось. Она поняла, как редко видела его улыбку.

– Вы двое должны как следует все обдумать, – мягко посоветовала миссис Таннер. – Когда Исаак узнает, а он узнает, то прогонит тебя, Клемми, да еще устроит такой скандал, что ты сама не захочешь вернуться. В последнее время он словно с цепи сорвался. В особенности после того, что случилось на фабрике. – Миссис Таннер покачала головой. – Что-то с ним не так. Его изводят кошмары, и единственный способ, который он знает, чтобы решать свои проблемы, – это кулаки. Боюсь, что твои родители тоже тебя выгонят, Клемми. Вот так-то. Значит, вам есть о чем подумать.

Улыбка исчезла с лица Илая. Одна из его сестер растапливала плиту, засовывая в нее сухие веточки. Сверху раздался громкий стук.

– Иди посмотри, чего хочет дедушка, – велела миссис Таннер одному из детей. – Скажи ему, скоро будем ужинать.

– Мы пойдем, – сказал Илай, поднимаясь и протягивая руку Клемми.

Она взяла ее и встала. Никто не попросил их остаться подольше и поужинать. Двигаясь тихо и осторожно, они вместе выскользнули в ночь и направились на запад от Слотерфорда через картофельные поля, а потом вверх по склону холма. Наконец они оказались в таком месте, где их уже никто не мог увидеть. Они замедлили шаг и принялись целоваться, крепко держа друг друга в объятиях, а потом двинулись дальше, пока Илай не замедлил шаг у моста, ведущего на ферму Уиверн, где шум реки заглушал все остальные звуки.

– Иди спать, – проговорил он, нежно подталкивая ее.

Клемми держала его за руки и не хотела уходить. Илай крепко уснет где-нибудь подальше от Таннера, под живой изгородью, в высокой траве. А потом проснется перед рассветом мокрым от росы, продрогшим и голодным. Он станет птицей, кроликом, лисой. Станет диким. Клемми желала не разлучаться с ним и походить на него, в то же время она хотела взять его к себе, в пуховую кровать, в которой так безопасно, чтобы он мог прикоснуться к ее жизни.

– Ступай, Клемми, – настаивал он. – Мы составим план, как советует мама. Но не сегодня. Я подумаю об этом, обещаю.

Клемми проснулась с восходом солнца. Голова раскалывалась, а тело было чужим. Ее сестры уже встали, и она заставила себя сесть. У нее были веточки в волосах и грязь под ногтями. Джози подошла к ней и нежно ущипнула за руку, когда она встала.

– Пугало, – сказала она.

Клемми закрыла глаза и сглотнула. В горле стоял комок, и ощущался привкус не то железа, не то крови. Пару мгновений она пыталась не обращать на это внимания, а затем изогнулась над кроватью, чтобы дотянуться до ночного горшка, но было слишком поздно, и ее вырвало на тряпичный коврик и ноги Джози.

– О Клем! – воскликнула Джози в ужасе.

– Ради всего святого, – проворчала Мэри.

– Что ты ела, Клем? – спросила Джози.

– Чего она только не ела? – отозвалась Лиззи, с утра готовая во всем видеть худшую сторону. – Неудивительно, что она становится такой толстой.

Шатаясь, Клемми встала на ноги и похлопала Джози по руке, желая извиниться. Она хотела сходить за водой и тряпкой, но не могла переставлять ноги. Мэри пристально посмотрела на нее, наклонив голову набок. Мелькавшие в голове мысли отражались на ее лице, и молчание девушки было таким красноречивым, что постепенно остальные три сестры бросили свои дела и уставились на нее.

– Нет! – вскричала Лиззи с изумлением на лице.

– Что? – произнесла Джози, нахмурясь.

– В прошлом месяце у нас было меньше тряпок для стирки, не так ли? – вспомнила Мэри.

– И она стала капризной, как молодая кобыла. А ест, словно прожорливая свинья, – отметила Лиззи.

Осознание случившегося наконец пришло и к Джози. Она поднесла руки ко рту и посмотрела на Клемми широко раскрытыми глазами.

– О нет… ой, ты не… как же, Клемми?

– Думаю, мы не ошибаемся, – взволнованно проговорила Лиззи.

– Ну, мы не можем держать это в секрете, – сказала Мэри, устало опуская плечи. – Ты глупая корова. Отец точно оторвет тебе башку.

Меж ними завязался горячий спор о том, когда рассказать обо всем Роуз, как отреагирует мать, какие можно принять меры, как лучше выяснить, кто во всем виноват, заставит ли Уильям дочь выйти замуж или прикончит ее хахаля, а затем изобьет Клемми и таким образом избавится от ребенка. В их словах, голосах и движениях ощущалось какое-то лихорадочное волнение. Клемми оставила их и устроилась у окна. Она отодвинула в сторону тонкую занавеску, присела на подоконник и всей грудью вдохнула утренний воздух. Куры кудахтали, ожидая, когда их выпустят из курятника, петух разогревал горло бессвязным кукареканьем, коровы столпились у ворот, ожидая, когда их впустят во двор и начнут доить. Клемми приложила руки к животу и ненадолго задумалась, устремляя мысли внутрь самой себя, пока не нашла то, что искала, – безошибочное чувство новой жизни. Цыплята, гусята, котята, козлята и поросята, а теперь и ее малыш. Клемми и Илая. «Привет, поросенок», – беззвучно сказала она и улыбнулась. Лучи раннего солнца падали на Клемми, сидящую у открытого окна в надежде, что – пускай это почти невозможно – Илай увидит ее. Все казалось ей абсолютно правильным, совершенно таким, каким должно быть. Она была уверена, что все закончится хорошо. Поросенок станет частью их плана, и все уладится.