Кэтрин Уэбб - Потаенные места [litres]

Еще одна находка привлекла ее внимание, прежде чем Ирен завершила свои поиски. В шкафу, где хранилось оружие Алистера, бинокли, рыболовные снасти и тому подобное, она обнаружила ящик с большим количеством старых спортивных журналов, открыток и карт. Но на самом дне – нарочно скрытая от посторонних глаз – хранилась пачка писем, написанных рукой Алистера, перевязанных бечевкой и завернутых в записку, отличающуюся элегантным размашистым почерком:

Уважаемый мистер Хадли, сожалею о причиняемой Вам боли, но прошу прекратить мне писать. Поймите, ни к чему хорошему это не приведет. Вы были так добры ко мне, что позволили разорвать нашу помолвку, и я всегда буду признательна Вам за это. Конечно, Вы понимаете, что никакие уговоры и никакие обстоятельства не могут заставить меня передумать после того, как я предприняла шаги, о которых Вам хорошо известно.

Внизу стояла подпись некой мисс Аннабель Кросс и дата: 12 июля 1914 года.

Ирен охватило волнение, она ощутила какой-то странный толчок. Как будто она подняла глаза, думая, что одна в комнате, и увидела в ней кого-то еще. Она совсем забыла о давней помолвке Алистера, разорванной задолго до их знакомства, равно как и о замечании Нэнси о том, что та спасла его от необдуманного брака. Если это было правдой, то она сделала это, каким-то образом отпугнув девушку, а не уговорив племянника, – как раз об этом упоминала Кора Маккинли. Ирен задумалась, какие же слова или поступки Нэнси могли поставить точку в их отношениях. И знала ли мисс Аннабель Кросс, что, вскоре после того как она порвет с Алистером, начнется война и он пойдет в бой с разбитым сердцем. А его сердце было разбито. Ирен прочитала всего несколько писем к Аннабель, сначала полных обожания, а затем исступленной страсти, но и этого было достаточно. Она сидела с пачкой на коленях, и ей больше ничего не хотелось знать об этом; Ирен чувствовала себя странно, обнаружив, что он любил другую женщину. Любил достаточно сильно, чтобы в тайне хранить свои письма к ней. Потому что она прикасалась к ним, думала Ирен. Потому что на них остались следы ее кожи, ее запах.

Вероятно, внешнее спокойствие Алистера в общении с ней было не только результатом войны, но также и этой душевной раны. Возможно, его сочувствие Ирен было продиктовано в первую очередь пониманием того, каково это – быть публично отвергнутым любимым человеком. Она спросила себя, знал ли он, что причиной бегства Аннабель была тетя Нэнси? Почему-то она сомневалась в этом. Ирен пыталась также понять, не является ли подспудное чувство обиды, которую она ощущала, следствием ревности. Что могло быть смешнее, учитывая, что она заставляла мужа в течение стольких недель жить, зная о ее любви к Фину, и не давала себе шанса полюбить Алистера. Дальнейшая судьба Аннабель оставалась непонятной, и Ирен надеялась, что Пудинг не сочтет нужным выяснять это, – не хотелось вторгаться в прошлое мужа и становиться свидетельницей его унижения.

Она отложила письма, чтобы Пудинг могла с ними ознакомиться, вернула все остальное обратно в ящики, а затем подошла к каминной полке, на которой стояла их с Алистером свадебная фотография. Взяла ее в руки и пристально посмотрела в лицо мужа. Счастье в его глазах было неподдельным. Она чувствовала, что на этой фотографии отпечаталась вся его душа – его доброта, терпимость и способность радоваться, излучаемые им наподобие мягкого неяркого света. Ее лицо казалось чужим. Она выглядела пустой оболочкой, в которой нет содержимого. Она даже не удосужилась улыбнуться, и на лице у нее застыло безразличное выражение, словно у куклы. Ей стало стыдно. Как Алистер мог это выдержать и жениться на ней? Он заслуживал, чтобы его любили, в этом Ирен была абсолютно уверена.

– Если бы у нас было больше времени, я бы полюбила тебя, – произнесла Ирен, удивляясь тому, что говорит вслух. – Я знаю, что полюбила бы. Мне только нужно было немного времени.

Внезапно Ирен отчаянно захотелось, чтобы он услышал ее и поверил ей, хотя это, конечно, было невозможно. Она импульсивно поцеловала его, оставив на стекле отпечаток губ. Когда она потерла пятно манжетой, то почувствовала, как в ней снова вскипает злость на него. Да, она была не слишком полезна ему, пока он был жив. Чарльз Маккинли сказал, что женитьба на ней сделала Алистера счастливым, но Ирен не чувствовала этого. Однако теперь она хотела доказать, что стала полезна ему сейчас. Ирен осторожно поставила свадебную фотографию обратно на каминную полку, выскользнула из кабинета и закрыла дверь так тихо, как только могла, чтобы компенсировать свое бесцеремонное вторжение.

Когда стало смеркаться, а из кухни начали просачиваться запахи пищи, Ирен надела сапоги, макинтош, шляпу из непромокаемой ткани и отправилась прогуляться под дождем. Чувство клаустрофобии, появившееся при чтении старых бумаг, не оставляло ее, и после стольких недель солнечной погоды, которая так устоялась, что по утрам у Ирен возникало чувство, будто она обречена проживать один и тот же день снова и снова, ей захотелось ощутить, как дождь бьет в лицо, а жидкая грязь чавкает под ногами. Низкое небо время от времени мерцало желтым светом, но гром оставался далеким и тихим – скорей это были его отдаленные отзвуки, чем настоящий грохот. Она спустилась с горы и пошла к центру деревни, туда, где дымила и ухала фабрика, и некоторое время стояла на горбатом мосту через реку, наблюдая, как дождь испещряет воду следами капель. Пара уток, усердно гребя лапками, плыла вверх по течению. Раздался звук двигателя, и она увидела долговязого парня в опущенной на самые глаза шляпе и с мокрым лицом за рулем маленького фургона, везущего с тряпичной фабрики груз полумассы. Затем, набравшись мужества, Ирен свернула на дорожку, которая шла через территорию фабрики. Она прошла мимо старого фермерского дома, где были убиты Алистер и та девушка, Сара. Чтобы взглянуть на него, ей пришлось сделать над собой усилие. Крашеная деревянная дверь, теперь закрытая из-за дождя, горящий внутри свет и Джордж Тернер за своим столом у окна, осторожно вставляющий лист бумаги в микрометр. Вид фабричной конторы заставил горло судорожно сжаться, и у нее возникло сильное желание оказаться где-нибудь совсем в другом месте. Она медленно прошла мимо, а затем двинулась через двор с возвышающимся справа кирпичным зданием генераторной и рольным цехом слева, пересекла мост и вышла на Джермайнскую дорогу. Там она повернула обратно в сторону деревни, потому что не хотела идти мимо дома Таннеров. В любом случае было уже поздно. Из-за низких туч быстро темнело, и ей казалось, что прогулка чересчур затянулась.

Пройдя мимо Высокого Берега – выстроившихся в ряд трех домов с магазином в самом дальнем из них, – Ирен свернула с дороги и прошла за ворота каменной ограды, внутри которой стояла церковь. Отсюда шел короткий путь к ферме, которым часто пользовалась Пудинг, хотя тропинка была крутой и требовалось внимательно смотреть под ноги, чтобы не наступить на коровью лепешку. Трава была мокрая от дождя, грязь хлюпала под ногами, и Ирен шла медленно, опасаясь поскользнуться. За низкой оградой кладбища была видна могила Алистера с поникшими цветами; ливень беспощадно хлестал по ним – срывал лепестки, трепал листья. Ирен с горечью подумала, как расстроится Нэнси при виде разоренной дождем могилы, и хотя ей было холодно, а вода сочилась на плечи через швы макинтоша, вошла в калитку кладбища, желая посмотреть, нельзя ли что-то исправить. Подойдя к могиле, она стала раздумывать, с чего лучше начать, но вдруг услышала чьи-то шаги и, вздрогнув, подняла глаза. Со стороны церкви к ней приближался высокий седовласый мужчина, в котором она со страхом узнала Таннера. Похоже, он нетвердо стоял на ногах, и было непонятно, увидел он ее или нет. Ей негде было спрятаться, и она стояла как вкопанная, пока он не приблизился на расстояние двух шагов. Ирен тревожно вскрикнула.