Филиппа Грегори - Последняя из рода Тюдор

Я показываю ему мой натянутый живот.

– Думаю, вполне очевидно, что я замужем.

Сэр Эдуард откашливается.

– Брак может оказаться недействительным, – смущенно говорит он, – если обряд не был совершен настоящим священником. Граф и его сестра могли хитростью заманить вас, позвать мнимого священника, так что вы не более замужняя дама, чем… – Он прерывается, будто ему в голову не приходит пример другой незамужней женщины, лишенной девственности, хотя, держу пари, думает он о королеве.

– Сэр Эдуард, вы превышаете свои полномочия, – тихо заявляю я. – Конечно же, я замужем. Я леди Сеймур, графиня Хартфорд, и не забывайте о том, что я королевских кровей. Никто не вправе усомниться в моих словах.

Он опускает голову, эти допросы даются ему не легче, чем мне.

– Прошу прощения, я лишь имел в виду, что у нас нет доказательств.

– Мне доказательства не нужны, потому что я была там, – настаиваю я. – Моя подруга Джейни ни за что не обманула бы меня таким образом. Зачем ей так поступать, если она действительно хотела, чтобы мы поженились? Ее брат – мой настоящий супруг. С чего бы ему предавать меня? Он желал брака по чести, по любви. Так мы и поступили. Сами его спросите.

– Мы спрашиваем. – Последний в ряду мужчин за столом отрывается от своих записей. – Правда, кроме него нам больше некого спросить. Свидетелей, кроме его сестры, которая умерла, у вас нет, того священника найти мы тоже не можем, письменных доказательств не имеется.

– Тогда вам остается поверить на слово мне и графу Хартфорду, – с гордостью предлагаю я. – И этого было бы достаточно любому жителю Англии. Брак двух людей, заключенный перед Господом, действителен перед самим Богом и перед законом. Вы знаете это не хуже меня. Нам даже не нужен был священник, мы просто решили позвать его, чтобы он зачитал венчальную службу – а дай мы клятвы сами перед Господом, брак все равно был бы законным. Нам не требовался свидетель, Бог и так видел, что это хороший брак. Вот что мы сделали. Для меня этого объяснения достаточно – как должно быть и для вас и для всех тех, кто просит вас задавать мне такие вопросы.

Беседа так меня утомила, что, когда они уходят, топая по лестнице и жалуясь друг другу на отсутствие результата, я ложусь в кровать и сплю до самого утра. На завтрак фрейлина подает мне хлеб с мясом, легкий эль, немного слив, но еда в меня не лезет. Я беспокойно хожу из одной комнаты в другую, глядя на реку и зеленую площадку. Ребенок притих и явно опустился ниже, отчего я чувствую себя еще более громоздкой и неуклюжей.

Новая линия допроса меня озадачила. Неужели решили признать мой брак недействительным, раз не доказали наличие заговора? Но зачем позорить меня? И кто поверит, что молодой человек вроде Неда, заботящийся о своей чести, мог бы так поступить? Кто поверит, что молодая женщина, сестра праведницы Джейн, вышла замуж без протестантского проповедника?

Пока я смотрела на реку и кружащих чаек, вдруг появилось ощущение, будто все мои внутренности перевернулись – ощущение настолько сильное, что мне кажется, я сейчас умру. Хватаюсь за спинку стула и шумно выдыхаю. Боль такая мучительная, что кричать нет сил. Подбегает фрейлина и тут же отскакивает, так как на каменный пол выливается поток красной воды. Мистер Ноззл прыгает на гобелен и карабкается по нему вверх, щенки залезают в коробку и скулят. Понюхав жидкость, кошка Булавка уходит и трясет лапой.

– О боже, ребенок готов родиться! – кричит фрейлина. – Воды отошли, а вы не в уединенном месте!

Боль уходит так же быстро, как пришла, и я едва не смеюсь при мысли о том, что можно считать Тауэр неуединенным местом. Конечно, я должна бы находиться в темной комнате с двумя акушерками, двумя фрейлинами, парой служанок, кормилицей и няньками, готовыми укачивать появившегося на свет малыша, а также супругом, расхаживающим между часовней и столовой. Конечно, все не так. Но ничто не помешает этому ребенку родиться.

– Скажи коменданту Тауэра, чтобы послал за акушеркой и чтобы сообщили графу Хартфорду, – прошу я, едва не плача от ужаса, что мне придется пройти через это без помощи матери, сестры или любой другой любящей женщины. – Пусть молится за меня и за малыша.

Она колотит в дверь, и проходит целая вечность, прежде чем раздаются медленные шаги стража, поднимающегося по лестнице.

– Выпустите! Мне надо к сэру Эдуарду! – кричит фрейлина в ответ на бормотание охранника из-за плотной двери. – Она рожает!

Я кое-как добираюсь до угла, где на стене висит простой крест, а перед ним раскрыта Библия. Опускаюсь на колени и произношу молитву. Жду, когда снова придет боль, и молюсь за то, чтобы мы с малышом были в целости и сохранности, молюсь, чтобы поскорее пришла акушерка. Нам нужен хоть кто-то, знающий, что делать.

Когда акушерка стучит во внешнюю дверь и бежит по ступенькам, я слышу, как начинает барабанить в дверь мой муж Нед, моя любовь.

– В чем дело? Что происходит?

Его крики доносятся даже сквозь толстую деревянную дверь.

– Нед! Нед! Он скоро родится! – кричу я в балочный потолок.

Мистер Ноззл прыгает в мою незаправленную кровать и прячет голову под подушку. Нед быстро пересекает свою комнату, и до меня доносятся приглушенные вопли, словно он прижимает губы к каменному полу своей камеры, отчаянно желая, чтобы его слова достигли моих ушей.

Сквозь каменный пол, холодный и толстый, я не слышу, что он говорит, но это и не важно. Я знаю, что Нед любит меня, знаю, что он будет страшно переживать, пока я не пришлю весточку о том, что со мной и ребенком все в порядке. Забегает акушерка, за ней хлопают дверью, закрывают ее на засов, а я тем временем нахожу хоть какое-то утешение в том, что Нед всего на этаж выше меня, стоит на коленях, прильнув лицом к каменному полу, ждет первого крика своего ребенка и молится за свою жену, терпящую невероятную боль.

Муки длятся долго, хотя акушерка заверяет, что для первого малыша это довольно быстро и что она помогала женщинам, чьи роды заняли несколько дней. Я пытаюсь заткнуть уши, лишь бы не слушать ее мрачные предсказания и жуткие истории о смерти при родах и мертворожденных младенцах, когда фрейлина перебивает акушерку и говорит:

– Но у ее светлости все идет хорошо!

– Леди Катерина старается как может, – согласно кивает старая ведьма.

Вытерпев очередной приступ боли, я поправляю ее:

– Леди Хартфорд. Я графиня Хартфорд.

– Как скажете, миледи, – говорит она, отводя взгляд.

Неужели попытки опровергнуть наш брак дошли до того, что и ей приказали не называть меня по титулу супруга?

Я не могу ясно мыслить, разум затуманен болью и страхом – во время схваток я хожу туда-сюда, а потом ложусь в кровать и отдыхаю. Такое чувство, что меня разрывает пополам, ужасное ощущение, что меня четвертуют, отказав в милости повешения. Я думаю о Джейн, которая встретила свою смерть совсем рядом от этого места, думаю о мучениях, что она испытала, когда опустился топор. Может, и я умру в Тауэре, как моя сестра, как мой отец? Остается надеяться лишь на то, что после этих страданий я увижу их в раю.