Элисон Уэйр - Джейн Сеймур. Королева во власти призраков [litres]

– Суррей ударил меня в лицо, – сказал им Эдвард, и Джейн послала фрейлин за водой и чистой тканью.

– Я выскажу ему все, что думаю! – вспыхнул Генрих. – Драка при дворе! Я этого не допущу. Наказание для проливающих кровь – усекновение правой руки.

– Сэр, его отец герцог не простит этого! – воскликнула Джейн.

– Герцогу нечего будет возразить! Таков закон, – парировал король. – Скажите мне, лорд Бошан, вы чем-то спровоцировали нападение?

Эдвард покраснел:

– Сэр, я высказал предположение, что милорд Суррей симпатизировал Аску и его бунтовщикам.

– А это правда? – нахмурился Генрих.

– Я так думаю, сэр. Я рассчитывал, что он опровергнет мои слова.

– Хм. Мне нужно посоветоваться с Кромвелем.

Когда король ушел, Джейн повернулась к Эдварду:

– Если Суррей потеряет руку, Говарды начнут мстить. Молюсь, чтобы король проявил милосердие. Вражды и без того хватает.

Эдвард пожал плечами, утираясь платком:

– Мне все равно. Он это заслужил.

Наконец Генрих вернулся:

– Я обсудил это дело с Кромвелем, ему кажется, что нет никаких свидетельств в пользу того, что лорд Суррей склонялся к измене, а потому я намерен отнестись к нему снисходительно. Он проведет две недели под замком здесь, в Виндзоре, и за это время, надеюсь, поймет, как глупо вел себя.

– Благодарю вашу милость, – просветлев, сказал Эдвард.

Однако Джейн оставалась задумчивой; в ней поселились опасения, как бы сегодняшняя ссора не посеяла семена для более горьких всходов.

Джейн позвала к себе Марджери Хорсман, превратившуюся в леди Листер и в связи с этим произведенную в придворные дамы. Несмотря на взаимные симпатии, в отношениях между ними сохранялась некая натянутость, и Джейн с тоской вспоминала их былую дружбу. Теперь она стала увереннее, почувствовала себя королевой, особенно в последнее время, ведь она носила под сердцем наследника английского престола, и начала сожалеть, что раньше по необходимости, которую сама себе придумала, держалась так отчужденно. Теперь Джейн рассуждала так: если ранг Марджери повысился и ее положение при дворе упрочилось, вероятно, они снова смогут стать подругами.

Она улыбнулась Марджери:

– Садитесь. Я хочу, чтобы вы написали для меня письмо леди Лайл. Мне нужна новая фрейлина вам на замену. Леди Лайл проявила столько старания, присылая мне перепелок, и несколько раз спрашивала, не приму ли я на службу одну из ее дочерей. Я в долгу перед ней и хочу, чтобы вы составили приглашение для ее дочерей. Пусть приедут ко двору и представятся. Мне хотелось бы увидеть обеих, прежде чем я сделаю выбор – кого из них взять на службу.

– Это очень мудро, мадам. – Марджери улыбнулась. – Но что будет с той, которую не выберут?

– Ее возьмет к себе герцогиня Саффолк. Это уже условлено. Скажите леди Лайл, что ее дочери должны привезти с собой два платья: одно атласное, другое дамастовое. Я обеспечу их жалованьем и едой, но о том, чтобы девушка, которую я выберу, была прилично одета, пусть позаботится она сама, и еще пусть внушит ей, что, служа королеве, нужно быть серьезной, рассудительной и сдержанной, а главное – послушной и безропотно выполнять требования старших дам – миледи Ратленд и миледи Сассекс. Она должна быть преданной Господу и добродетельной, потому что я ценю эти качества превыше всех прочих.

Джейн замолчала и неловко заерзала на сиденье мягкого кресла. Живот уже был большой, шнуровку на платьях распускали до максимума, и она не переставала удивляться, куда растет, и с легкой опаской думала: неужели беременность увеличит ее в обхвате еще больше?

– Я всегда настороженно отношусь к юницам, которые прибывают ко двору. Тут царят гордыня, зависть, язвительность и насмешки, к тому же очень много соблазнов. Вы, наверное, с удовольствием предупредите обо всем этом леди Лайл, но подчеркните особо, что мой двор не такой, как у предыдущей королевы. – Она помолчала, перебирая пальцами жемчуг. – Вы помните, какой несчастной я была, когда служила ей? Вы были мне доброй подругой. – Говоря это, Джейн с надеждой взглянула на Марджери, и – вот радость! – та улыбнулась.

– Ваша милость тоже были мне хорошей подругой, – сказала она.

– И снова буду. Я поступила неправильно, когда отдалила вас от себя, но я так боялась уронить свое достоинство, так не хотела, чтобы люди смотрели на меня свысока и думали, мол, какая-то деревенская девушка вознеслась до того, что наденет корону, куда ей, она совсем для этого не годится.

– Думаю, я это понимала, мадам, хотя и сожалела об утрате вашей дружбы. Ничто не порадует меня больше, чем честь удостоиться ее снова.

Джейн взяла руку Марджери и пожала ее:

– Спасибо вам, милая подруга.

Леди Мария прибыла ко двору.

– Как незамужняя дама, я не могу быть вашей наперсницей в уединении, но стану первой, кто приветствует появление на свет моего нового брата, – сказала она, после того как Джейн обняла ее.

Ближе к концу июля Лиззи, совершив долгую поездку на юг, прибыла из Йорка. Как приятно было увидеться с сестрой, которая в свои девятнадцать лет уже так много пережила, и познакомиться с ее сынишкой, который, хотя и был шумным непоседой, тем не менее демонстрировал, что хорошим манерам его научили. Лиззи выглядела совсем взрослой женщиной. Она очень скучала по дочери, но Кромвель поспешил заверить ее, что его агент в Йоркшире буквально накануне сообщил, что ребенок здоров и с ним все в порядке.

Сам Кромвель теперь был рыцарем ордена Подвязки, а это самый высокий рыцарский статус, какого может достичь англичанин. Будущая невестка ему явно нравилась, и он всячески старался оказать ей почтение и встретить приветливо. Он подготовил для Лиззи и Грегори свой дом в Мортлейке, и в начале августа Джейн отправилась туда на барке, чтобы присутствовать на свадьбе. Грегори был миловидным молодым человеком, и она не сомневалась – новобрачные будут счастливы.

Лиззи тоже так считала.

– Как хорошо иметь мужа примерно своего возраста, – сказала она Джейн при прощании. – Энтони – прекрасный человек, но он был на сорок лет старше меня. А больше всего меня утешает мысль, что лорд Кромвель мной доволен и обещает быть мне добрым господином и отцом.

– У него есть все основания быть довольным, – сказала Джейн, поцеловала Лиззи и пошла по освещенной факелами аллее к своей барке.

В августе дамы сообщили Джейн, что при дворе делают ставки на то, какого пола родится ребенок и когда это произойдет.

– Все доктора уверяют меня, что будет мальчик, – сказала Джейн, – такого же мнения держатся прорицатели и астрологи, с которыми советовался Генрих.

Тревога охватывала Джейн всякий раз, как король рассказывал ей о своих встречах с предсказателями будущего или о том, что для него составили гороскоп. Это возвращало ее к мыслям об исключительной важности исхода этой беременности, о том, какие огромные надежды на нее возлагались.