Илья Дроканов - Пароль: «Тишина над Балтикой»

Троцкий, побывавший под огнем противника и на волоске от гибели, демонстрировал вулкан энергии и образец бесстрашия. Тихонов, находившийся в дни боев на штабном корабле «Межень», тогда впервые увидел народного комиссара по военным и морским делам. В кожаных сапогах, куртке и галифе он был похож на морского летчика, только вместо шлема с очками на его шапке смоляных курчавых волос лихо держалась кожаная фуражка со звездочкой. Вокруг наркома все время находилось несколько мощных телохранителей, тоже затянутых в черную кожу. Нарком произнес зажигательную речь перед отрядом военморов, отличившихся при взятии Казани 10 сентября:

«Моряки Волжской военной флотилии! В боях под Казанью ваша флотилия покрыла себя славой. Моряки показали, что они остаются красой и гордостью революции. Приказываю названия ваших кораблей, унаследованные от царской эпохи, заменить новыми именами, достойными ваших подвигов!».

Тихонов смотрел на трибуна революции и думал о том, что проведенный накануне расстрел монахов Успенского монастыря в Свияжске был для Троцкого скорее актом мщения за испытанные военные тяготы и страхи, чем революционная необходимость. Интересно знать, думал Тихонов, как это событие в душе воспринял стоявший рядом внешне невозмутимый Раскольников. Молох Гражданской войны на глазах всех ее участников собирал новые и новые жертвы. Тяжелые мысли отпустили разведчика только после известного события, когда у деревни Гольяны на Каме отряд кораблей флотилии во главе с командующим увел из-под носа у белых «баржу смерти», из трюмов которой были освобождены более четырехсот ожидавших расправы изможденных красноармейцев. Что белые, что красные с врагами не церемонились…

После взятия Казани флотилия отправилась в поход вверх по Волге и на Каму — преследовать флотилию Старка, которая устремилась к Ижевскому и Боткинскому заводам за помощью. Боевые столкновения кораблей происходили почти каждый день. В боях флотилия несла потери. 1 октября комиссар флотилии Николай Григорьевич Маркин, шедший по Каме на канонерской лодке «Ваня», в районе села Пьяный Бор попал в артиллерийскую засаду. Белые обрушили весь огонь на оторвавшийся от основных сил корабль и потопили его. Вместе с экипажем погиб Маркин. Подоспевшей подмоге удалось подобрать с воды лишь несколько человек.

Тихонову приходилось нелегко: он и разведку организовывал, и сам в роли источника выступал, и как флотский командир действовал. Раскольников при хроническом недостатке подготовленных морских офицеров порой использовал своего товарища как штабиста, а порой как адъютанта, отправляя мчаться верхом по вражеской территории с приказом к отрядам кораблей, действовавшим в отрыве от основных сил. Нередко Владимир Константинович ловил на себе оценивающие взгляды Ларисы, сперва откровенно любопытные, но по ходу событий все чаще уважительные.

Появились у него и новые товарищи. Одним из них стал командир баржи «Сережа», артиллерийский офицер Александр Васильевич Сабуров. Когда-то он служил лейтенантом флота и в 1905-м проходил по делу революционера Петра Петровича Шмидта. По политическим взглядам эмигрировал в Париж, на чужбине работал и добился положения в обществе. Ему было далеко за пятьдесят, когда в Петрограде произошел октябрьский переворот, и он вернулся. Попал на Волгу в разгар мятежа чехословаков, пришел в штаб флотилии в Нижнем и заявил, что готов командовать орудием. В его умелых руках мирная деревянная баржа превратилась в покрытую броней грозную плавучую батарею.

Маленького роста, подвижный Сабуров безошибочно командовал огнем. В бою он сыпал французскими поговорками и не выпускал из зубов черенок трубки. Тихонов участвовал в боях при штурме Казани в качестве артиллерийского корректировщика на барже «Сережа», где познакомился с ее командиром-бородачом, весело посматривающим узковатыми татарскими глазками. По наводке Тихонова, Сабуров чуть ли не с первого выстрела накрывал цель среди построек большого города, а потом давал знак капитану буксира вести баржу к новой позиции.

На войне время бежит быстро, и жаркий август незаметно сменился холодным октябрем. Боцман «Межени» по утрам заходил в царскую каюту и докладывал Раскольниковой:

— За бортом нуль градусов, Лариса Михайловна! Вода — плюс пять. Скоро лед на реке встанет, по всем приметам.

По течению поплыли одинокие льдины, вода становилась густой и медленной, над поверхностью дымился постоянный туман, верный предвестник мороза. Команды веселели, предвкушая отдых.

Пришло распоряжение из Москвы: миноносцы флотилии перевести на Нижнюю Волгу, к Астрахани. Быстро собрались в путь и через неделю пришли на место. В низовьях оказалось намного теплее, чем в верховьях реки. Тихонов сошел на берег и во главе конного флотского разъезда отправился изучать обстановку вокруг места зимнего базирования.

В одной из глухих деревенек моряки увидели штабель трупов возле глинобитного домишки.

— Что, казаки лютуют? — спросил у сгорбленной старушки Тихонов, спешиваясь.

— Не-е, батюшка, черная болезнь у нас, мрут люди. Ехал бы ты с Богом, а то не ровен час…

Хорошего было мало. В домах лежали умирающие. Ясно, что в эти места пришла эпидемия. Срочно надо предупредить своих.

После получения страшной вести корабли ушли к новому месту базирования.

Раскольников сдал командование флотилией и вместе с женой собрался ехать в Москву. Тихонов провожал их к поезду, но у вагона неожиданно почувствовал себя плохо и упал без памяти. Сквозь проблески сознания до него доходило, что рядом распоряжается Лариса Рейснер. Вызвала врача, приказала грузить больного в вагон. Вдруг в вагоне почему-то появился полковник Стрельцов, который внимательно смотрел на бывшего своего офицера. Тихонов с трудом разлепил губы и прохрипел:

— Илья Иванович, я…

Снова раздался голос Рейснер:

— Видите, он бредит. И жар у него сильный.

Подошедший доктор осмотрел больного и сообщил:

— Будьте осторожны! Это — тиф.

— Когда мне рассказали все, что известно про исчезновение Ильи Ивановича, я сердцем почувствовала, впрочем, нет, меня просто озарило свыше: он жив! Жив, понимаешь! Он не погиб. Святая Дева Мария не могла допустить, чтобы я потеряла его навсегда. Нужно искать и найти Стрельцова!

— Господи, да где же теперь искать Илью Ивановича, Кристина? А ведь ты, сдается мне, уже продумала этот вопрос. Отвечай скорее, так или не так?

— Да, Альбина! Конечно, ты права. Я кое-что придумала и позвала тебя, чтобы посоветоваться.

Кристина Тамм и Альбина Илонен, урожденная Голубева, сидели за столиком в кофейне на первом этаже универсального магазина Стокмана в центральной части Гельсингфорса. Они встретились именно там, где несколько месяцев назад их познакомил полковник Стрельцов, имя которого было по-своему дорого каждой из них. Изящной темноволосой красавице-польке Кристине шел тридцать второй год, а ее русской подруге Альбине, обладательнице яркой шевелюры цвета осеннего пожара и миловидного лица с мягким овалом, — двадцать седьмой. Молодые женщины, отложив прочие дела, собрались держать совет о том, как найти и спасти человека.