Елизавета Дворецкая - Княгиня Ольга. Ключи судьбы

Эльга старалась, чтобы на лице ее отражалось лишь легкое огорчение, но в ответе могла лишь сослаться на обязанность служителей Христа нести слово Божие, не отступая перед угрозой и с радостью принимая мученический венец. В своих опасениях патриарх Полиевкт и его мужи были правы: Эльга не поручилась бы, что не будет именно так. Душа ее все еще не отошла от потрясений минувшей осени, когда родной ее сын сотворил зло, а она не смогла ему помешать.

– Моя невестка, жена моего сына, княгиня Горяна, сейчас не может предстать перед вами, ибо ожидает дитя, – ответила Эльга. – Иначе она рассказала бы, как с ранних девичьих лет стремилась нести слово Божие по примеру мученицы Феклы из Иконии, как еще до брака с моим сыном умоляла меня избавить ее от земного жениха и вручить небесному, отпустить ее проповедовать слово Божие на дорогах… Я не могла этого позволить, как ты понимаешь. – Эльга взглянула на Романа с грустной улыбкой, будто сама сожалела об этой невозможности. – Не знаю, сколько душ смогла бы спасти проповедь юной девы, но что ей самой было бы уготовано почетное место на престолах из света – в этом я верю в справедливость Божию, как вот в этот сотворенный им свет, – она указала на яркий золотой луч, падавший в оконце гридницы. – Непременно расскажи об этом патриарху и его мужам, когда вернешься в Романию.

– Непременно расскажу! – Магистр поклонился, и по блеску его глаз Эльга поняла, что обещанию верить можно: наверняка ему будет приятно попрекнуть ученых мужей церкви недостатком усердия и отваги, в чем их превзошла даже юная дева из варварской страны. – Василевсов и патриарха весьма порадует известие, что жена твоего сына – христианка и что вскоре Бог пошлет ей дитя. Ты, конечно, позаботишься, чтобы оно было воспитано в истинной вере?

– Я сделаю все, что смогу. Но решать здесь будет его отец.

Узнав, что у Святослава уже имеется жена-христианка, Константин, вероятно, простит русским архонтам дерзкое намерение посватать для Святослава его порфорородную дочь.

– А ведь это дитя могло бы помочь нам разрешить наши несогласия, – продолжал тем временем Роман. – Возможно, сын твой слишком суров, чтобы даже уговорами жены и матери удалось склонить его к Христовой вере. Но если ты уговоришь его отдать дитя на воспитание в Романию, чтобы его обучили вере лучшие учителя, наполнили знаниями и мудростью нашей древней державы…

– Арихметике, механике, геометрие… – словно заклинание, нараспев произнесла Эльга те нарочно затверженные заковыристые названия наук, кои превзошел мудрец Лев Философ. Тот, что сделал для украшения царского трона оживающих золотых львов.

– Да, и эти все науки тоже, – с удивлением подтвердил Роман: странно было слышать эти слова из уст варварской архонтиссы, которая сама, скорее всего, не умела даже читать. – И тогда, если дитя Сфендослава будет жить и обучаться в Романии как залог его стремления к миру и дружбе, василевс и патриарх с радостью пошлют в Росию епископа и все, что нужно для учреждения церкви.

– Я поговорю об этом с моим сыном, когда он возвратится в Киев. – Эльга кивнула. – Когда-то я знавала болгарского царевича Бояна, Симеонова сына, и он много рассказывал нам о своем отце. Вот кто был удивительным мужем по дарованиям, уму и силе духа! Он был очень многим обязан тем, что обучался в Романии, и можно пожелать всякому владыке земель такой судьбы.

Роман по-прежнему улыбался, но теперь улыбка его напоминала корчу того, кто по незнанию откусил от золотого греческого плода под названием «лемони». Кислого, как горсть осенней клюквы. Греки когда-то выучили царевича Симеона, Борисова сына, на горе себе: много лет он воевал с ними, захватил множество греческих городов, из-за чего требовал себе звания василевса Романии, и не шутя угрожал самому Царьграду. Его стараниями правители Болгарии, бывшие ханы, а потом князья, стали носить звания василевсов – сделались ровней греческим царям.

Княгиня с ее советниками не раз и не два принимала греческих послов, но успеха переговоры пока не принесли ни в чем. Еще Ингвар в своем старом договоре обещал присылать военную силу в помощь василевсу, если тот об этом попросит, но запрещал грекам самим приезжать на русские земли в поисках наемников. Теперь Роман от имени своих царей просил или дать три тысячи воев для войны с сарацинами – в этом у них нужда была непреходящая, – или отменить запрет. Об этом Эльга отказалась даже разговаривать: военными делами ведает сын, она, женщина, не может знать, выделит ли он три тысячи копий для войны на чужих далеких морях или они нужны ему самому.

– Могу лишь сказать: пока не улажены дела с нашим наследством на Волыни, в Плеснеске, едва ли мой сын станет посылать воинов в чужие страны. Если волыняне заупрямятся и не пожелают выполнять наш старый договор, то Святослав проведет там, может быть, и всю зиму. А на следующее лето всех воинов, каких мы сумеем набрать и нанять, придется вести туда.

– Ну а если Бог поможет… нам, – Роман вспомнил, что Бог едва ли станет помогать язычнику в его ратных делах, – и на Волыни вскоре наступит мир?

– Тогда весьма вероятно, что наши воины будут рады случаю показать свою доблесть и заслужить хорошую награду.

– Будем молить Всевышнего бога, чтобы это затруднение ваше было улажено как можно скорее!

В Царьграде Эльгу не раз водили в Великую Церковь, как там называли собор Святой Софии – золотое царство небесного света, погружающее душу в преддверие рая. Здесь же она могла предложить грекам посетить лишь церковь Ильи на Ручье – единственный храм киевских христиан, основанный Аскольдом, разрушенный при Олеге и восстановленный Ингваром для его жены-болгарыни. Но сделала она это без стыда, даже с радостью – пусть василики [31] Василики – «царевы мужи», представители василевса. смотрят, как нуждается земля Русская в поддержке ромейской церкви. Храм Ильи, расположенный близ пристани, среди купеческих клетей с товарами и корабельных мастерских, мало чем отличался от обычной избы, только был просторнее. Немногие украшавшие его иконы, покровы и сосуды она сама привезла из Царьграда, купив на подаренные Константином милиарисии. Пусть теперь посланцы его посмотрят: поскупившись на дары для строптивой архонтиссы Росии, Константин обездолил самого Бога!

Половина Киева сбежалась смотреть, как направляются к церкви княгиня с приближенными и греки. Эльгу сопровождали отроки, бояре с женами, ее родственницы и служанки. Малуша, тонкая, стройная и строгая в зеленом варяжском платье, с длинной русой косой и небольшими серебряными колечками на очелье, несла кошель и раздавала от имени княгини милостыню всем, кто протягивал к ней руки. Роман с любопытством косился на юную девушку. Он и раньше видел ее близ престола госпожи, она прислуживала Эльге за столом, во время переговоров подавала гостям разбавленное вино и легкие угощения. Судя по ее одежде, она была не простого рода, но и не дочь княгини – та была еще слишком юна и ее гостям не показывали.